Имя Давида Марковича ФЕЛЬДМАНА, доцента Института массмедиа РГГУ, одного из немногих в нашей стране специалистов по истории и теории терроризма, написавшего в соавторстве с профессором М.П. Одесским книгу «Поэтика террора», уже известно нашим постоянным читателям. В первый раз наш журнал обратился к нему, когда два года назад произошли страшные взрывы в Москве. На этот раз наш корреспондент Валерий ЧУМАКОВ пришел к нему для того, чтобы услышать ответы на три волнующих всех вопроса: зачем и кому нужны были взрывы в Америке, каковы будут их последствия и что нужно сделать для того, чтобы подобное больше не повторилось?
«ТЕРРОР — ЭТО СПОСОБ УПРАВЛЕНИЯ ПОСРЕДСТВОМ ПРЕВЕНТИВНОГО УСТРАШЕНИЯ»
— Вопрос первый: что произошло?
— Ответ известен. Взрывы, гибель тысяч американцев, миллионы других в шоке, разрушены крупнейшие здания, прекратилась работа крупнейших финансово-торговых структур. И, по сути, дискредитирована сверхдержава.
— Вопрос второй: как это могло случиться, куда смотрели профессионалы?
— Вот здесь ответ не столь очевиден. Но кое-что уже понятно. Насколько мы — мой соавтор Михаил Павлович Одесский и я — можем судить. Но лучше бы спросить других специалистов...
— И все же?
— Одна из причин: американцы слишком верили в свое техническое превосходство. Традиция у них такая. И пренебрегали агентурными методами. Контроль информационного пространства, прослушивание, спутниковое слежение и т.д. Это, конечно, очень дорого. Но это проще, чем работа с агентурой. Проблема инвестиций. Вложил — получил. Куплена или создана аппаратура, найдены или обучены специалисты, оплачен проект. И есть о чем доложить.
— А результаты?
— Есть результаты. Не то чтоб их не было. Есть гигантский штат сотрудников, они записывают, обрабатывают... Всегда есть какой-то результат. Кто-то где-то что-то сказал, информация перехвачена, изучена и т.п. Вот и результат. Если перехватили вовремя, если правильно поняли, соотнесли с уже известным — великолепный будет результат. Если вовремя, правильно, да еще и успели сообразить — победа. Однако и в терроре заняты не только зомбированные придурки. Там свои аналитики. Они выбрали эффективный метод: постоянно всех оповещали. Чуть ли не ежемесячно. Вот ударим, вот атакуем. Известно, что постоянно повторяющийся сигнал воспринимается в качестве фона. Рано или поздно он перестает восприниматься. Все ведь помнят детскую сказку о мальчике, слишком часто кричавшем, что видит волчью стаю. Лев Толстой — дивный гений, сами знаете. Очень доступно объяснил. Когда волки действительно напали — мальчику не поверили. Правда, в нашем случае предупреждавшие не обманывали. Но суть не меняется. А вот работа с агентурой довольно часто позволяет избежать подобных провалов. Только она вовсе не так красива, как работа с техникой. Вербовка агентов, внедрение, подкуп, шантаж. Да, именно так. Страх, деньги, амбиции. Потому как известно: сотрудничество по идейным соображением — редкость. Я не преувеличиваю, сами ведь знаете. Трудно в среде преступников найти единомышленника. Идейного борца с террором — среди террористов. Так что шантаж и подкуп. Это очень неаппетитные процедуры. Грязь. Тот, кто работает с агентурой, постоянно роется в грязи. Буквально — в крови и фекалиях. Дерьме, проще говоря. Потому оперативные работники и не вызывают таких симпатий, как чистые аналитики, элегантные технократы и прочие симпатичные разведгении. Опять же финансовая деятельность тут, мягко говоря, непрозрачна: деньги идут из рук в руки. Простор для злоупотреблений. И случаются злоупотребления. Иногда. Что тоже не очень симпатично. Кстати, многие из тех, кто работает с агентурой, вовсе не симпатичны и сами по себе. Как говорится, специфика работы накладывает печать. Те, кто работает с агентурой, — в грязи. И всегда есть соблазн от грязи быть подальше. Особенно в нынешнем политкорректном мире. Вот и пренебрегли агентурными методами...
— Но это причина внутренняя, а какова причина внешняя? Кому за пределами США были интересны эти взрывы? Ведь, вроде бы, за последние несколько лет Штаты никому, кроме разве что Югославии, особенно не вредили. Кому и за что понадобилось мстить этому гиганту?
— А с чего вы взяли, что это месть?
— Так если бы это было иначе, то террористы объявили бы о своих целях, выдвинули бы условия. А тут просто взяли и шарахнули. Натуральная вендетта.
— Ну, во-первых, объявили. И не раз. Сами знаете. Объявляли, но угрозы не воспринимались. Мы ведь об этом только что и говорили: постоянный сигнал становится фоном. Так, вероятно, и было задумано. Во-вторых, на вопрос о причинах сразу не ответишь. Для начала посмотрим на беспокойный регион нашей планеты. Вы, журналисты, любите такие обороты, а?
— Ближний Восток?
— Именно. Нефтяная кладовка. А самое ценное сейчас — информация и энергоносители. Основа власти. Нет ведь нужды объяснять, почему оно так? И вот посреди этого региона, где люди практически сидят на деньгах, занозой торчит Государство Израиль. Эдакий «форпост Запада». И многих его существование не устраивает. На уровне государств. И на уровне частных инвесторов. Но оно есть. Можно было до сорок восьмого года спорить, будет ли, можно было до шестьдесят седьмого года спорить, останется ли, но сейчас оно есть.
— А чем оно мешает?
— Дело, как вы понимаете, не в помехах. Для восточных авторитарных и тоталитарных режимов Израиль — просто подарок. Это враг, на которого можно списывать все свои неудачи. Массам можно растолковать: все, что не получилось, не получилось из-за вражеских происков. В общем, убей врага, ослабь врага — жить станет лучше. И уж точно веселее. Борьба с врагом — постоянный доход. Деньги, авторитет. Власть. Платят те, кто заинтересован в ослаблении врага. Государства, внегосударственные организации, частные лица. У нас теперь аналогия рядом — Чечня. Далеко не всем интересны чеченские боевики, вообще чеченцы, да и права человека в целом. Но многим интересно, чтоб у России были проблемы. Она же наследник монстра — СССР. Кстати, террористического монстра. Вот и пусть собой занимается, меньше будет лезть в мировую политику. За это и платят. Я, разумеется, не пытаюсь уверить, например вас, что в Чечне права человека никогда не нарушались. Но Хаттабу, к примеру, платят не за то, чтобы он права человека защищал. Как легко догадаться.
— А если проблема решается?
— Значит, надо препятствовать ее решению. Тем более, что решить подобную проблему демократическими способами крайне сложно, почти невозможно. Легко она решалась на уровне государственного террора, когда Сталин выселил весь чеченский народ. Смысл тогдашней акции был очень прост и нагляден: вы говорите, что за вас семья будет мстить, что род ваш будет мстить? Да нет уже семьи, рода почти нет. И народа не будет, если не успокоитесь. А остальные народы пусть задумаются: им это надо? Вот есть горячие грузинские парни, горячие армянские парни, пусть задумаются, хотят ли они мести ради не просто своей жизнью пожертвовать, но всю семью, весь род, весь народ свой погубить... И горячие парни остывают... Одно дело — самому погибнуть, это вопрос личной храбрости, другое — взять на себя ответственность за гибель своей семьи. Тут никакая храбрость не поможет. Таковы методы государственного террора.
— Но ведь терроризм — общая проблема. Проблема мировая.
— Конечно. Но в США многие увидели это только после 11 сентября. А ранее — двойной стандарт, как принято говорить. По умолчанию предполагалось, что с тоталитаризмом уместно сражаться даже и средствами террора. Но терроризм — всегда терроризм.
— Возвращаясь к Израилю. То, что в нем происходит, просто терактами назвать нельзя. Там идет настоящая война. Какое отношение эта война имеет к тому, что произошло в Нью-Йорке и Вашингтоне?
— В Израиле не война. Но война возможна. А вы представляете себе, что такое долговременные боевые действия? Представляете себе расход боеприпасов, допустим, на уровне одного танкового батальона и батальона пехоты?
— В общих чертах. Помнится, как-то после артобстрела Грозного по телевидению передали, что по городу было выпущено несколько эшелонов боеприпасов.
— Эшелон — понятие растяжимое. Хотя порядок чисел ясен: тысячи тонн, десятки, сотни тысяч. Но, допустим, пришли эшелоны боеприпасов. Что теперь делать?
— Расстрелять?
— Распределить, использовать — это потом. Сначала хранить надо. Склады нужны. Склады взрывчатых и горючих веществ — это уже само по себе опасно. Взорвать их можно. А Израиль не Россия, где можно закопать сотню эшелонов и никто не заметит. Значит, нужны поставки вооружения и боеприпасов. И вопрос боеспособности израильской армии, не боевого духа, а именно боеспособности, — вопрос поставок. А от кого они зависят?
— США?
— Значит, закономерно, что в качестве вероятного объекта удара выбирается именно поставщик. Ведь если поставок не будет, через несколько дней пушкам будет нечем стрелять, самолетам будет не на чем летать. Технического превосходства нет... Потому и удар — по сверхдержаве.
— Но почему такой удар?
— Я напомню: террор — метод управления обществом посредством превентивного устрашения. Идея — управлять, устрашая. А устрашать нужно тем, чего общество боится. Есть такое понятие из детского фольклора — «страшилка». Сейчас оно широко используется. Так вот, вы посмотрите на американские «страшилки» в массовой культуре. Это беззащитное общество. Беззащитное перед ракетами, летящими на города. На небоскребы, символы американского процветания, на Пентагон, символ военной мощи, на Капитолий и т.п. Вспомните все различного рода «Захваты», «Армагеддон» и т.п. А еще — биржевой кризис, устраиваемый террористом или маньяком, что в данном случае безразлично. Общество же не скрывает, чего оно боится. Этим его и пугают. Вот и материализовалась голливудская «страшилка». Готовится серьезнейшее давление на правительство: если не можешь избавить нас от падающих на небоскребы самолетов, защитить от финансовых кризисов — уступи террористам, заставь уступить Израиль.
— Но почему Израиль не может договориться с палестинцами?
— Начнем с того, что вопрос так не стоит. Вопрос стоит о договоренности с Арафатом и другими лидерами террористических организаций, утверждающими, что представляют народ. А с террористами нельзя договориться. В принципе невозможно.
— Но ведь Исхаку Рабину даже Нобелевскую премию мира дали за то, что он начал переговоры с арабами.
— Лучше бы ему вообще ничего не давали. Что такое «договориться»? Вот мы с вами садимся договариваться, у вас есть одни требования, у меня есть другие требования. Мы пришли к выводу, что уступить несколько в своих требованиях выгоднее, чем вести войну на уничтожение. И мы договариваемся. Но для этого я должен знать ваши требования, а вы — мои. А теперь представьте себе, что мои требования, которые я ДЕКЛАРИРУЮ, не соответствуют моим реальным задачам. Тому, чего я хочу на самом деле. Вы можете со мной в такой ситуации договориться? Никогда. Я выдвигаю какие-то требования, и мы договариваемся. Но хочу-то я совсем другого. Допустим, что вас вообще не было. И я буду обвинять вас в обмане, даже если вы верны договоренности.
— А требования — это просто прикрытие?
— Необязательно. Я могу быть в них заинтересован в той или иной степени или нет, главное — не в этом. Я получаю деньги за то, что я воюю с вами, а не за то, что договариваюсь. Кем был Арафат? Это мало кто помнит. Кто он сейчас? Всемирно известный лидер. На чем он сделал свой политический и иной капитал? На борьбе. И не может от нее отказаться. Ему перестанут платить. Мало того, он лишится власти. Другие радикалы займут его место. Ему просто жить будет нечем. А победить он не может. Даже если б и удалось провозгласить независимое палестинское государство, он не может им управлять — нет соответствующих структур. А инвесторам такое государство и не нужно. Им нужно, чтоб у Израиля (или США) были проблемы. Аналогия — Чечня. Хотел ли Масхадов договориться с Россией? Хотел. Но его государство не могло и не может существовать без чужих денег. А деньги дают люди, которые хотят войны. Как только Масхадов договорится, перестанет создавать России проблемы, он сразу потеряет контроль. Что и произошло. Он уже давно ничего не контролирует. Как и Арафат. И если Арафат подтверждает договоренности, взрывы не прекращаются. Ему неоднократно уже давали это понять. Какие бы требования он ни выдвигал, реально лишь одно: Арафат не желает стать политическим трупом. А чтобы остаться лидером, он должен конфликтовать с Израилем, создавать проблемы. Перестанет — его место займут другие.
— А что нужно для постоянного террора?
— Своего рода питательная среда. То, что мой соавтор по книге «Поэтика террора» Михаил Павлович Одесский и я определяем в традиции, созданной другими учеными, как «массовая истерия». Эта истерия может быть нескольких видов. Для государственного террора, когда террористы у власти, нужна массовая истерия «солидарности с правительством». Когда правительство мыслится как единственная гарантия существования народа.
— Это как со Сталиным или Саддамом?
— Примерно так.
— А там, где террористы не у власти?
— Там им нужна массовая «истерия неповиновения правительству». Алгоритм абсолютно один и тот же во всех случаях. Вспомните взрывы в Москве 1999 года. В чем здесь был смысл?
— Добиться того, чтобы народ перестал доверять правительству?
— Не совсем. Правительство у нас действительно выбрано демократически. И потому заинтересовано в мнении сограждан. И сограждане должны были сказать: «Раз вы не можете защитить нас от взрывов, договоритесь с Масхадовым, отпустите Чечню». Правда, парадокс состоял в том, что некуда было отпускать. Уже отпускали, а боевики потом пошли в Дагестан: деньги зарабатывать, так как на своей территории уже грабить стало некого. И тогда было жесткое давление на правительство: не можешь договориться — уступай, не можешь нас защитить — уступай.
— И решили «мочить врагов в сортире».
— Принято было тогда неприятное, но единственно правильное решение. И дело было даже не в том, чтоб «мочить». Главный вопрос — средства массовой информации. Прекратились передачи о благородных чеченских защитниках свободы. Как только прекратилась поддержка массмедиа, терроризм сдох. Потому что нету питательной среды, нету массовой истерии. Массовую истерию сейчас поддерживают средства массовой информации. Как только СМИ включились в кампанию разоблачения террористов, организаторы взрывов проиграли. Кампания устрашения не дала результатов. До сих пор слышны вопли, что война в Чечне не прекращается, но это на самом деле уже не война, это террористическая деятельность. Это быстро прекращается только при использовании террористических средств: немцы в Греции, на Украине и в Белоруссии. Они уничтожали целые деревни. Очень эффективно. На какое-то время они практически парализовали все партизанское движение. А уж с террористами справиться было б еще проще. Но в демократическом государстве подобные методы невозможны, немыслимы. Потому и борьба с террористами длится долго.
— Доколе?
— Пока местное население не почувствует, что ему мешают жить. Мешают зарабатывать деньги. Собственно, этот процесс уже пошел. И в России, и в Израиле. Но вот нанесен удар по Америке. Задача — создать массовую «истерию неповиновения». Если армия не может защитить нас на улицах крупнейших городов мира, то давайте договариваться. Такие голоса уже в Америке раздаются и будут раздаваться еще громче. Была задача дестабилизировать американскую экономику. Крупнейшие информационные центры США не были защищены от ударов с воздуха. Рушатся банки, иные финансовые структуры. Это миллиарды, десятки миллиардов долларов, которые не попадают в оборот. Сейчас, к примеру, наши специалисты занимаются подсчетом ущерба, который несут люди на бирже от несвоевременного поступления информации. Это колоссальные суммы. А теперь представьте себе, что реально произошло в США. Сгорели тысячи компьютеров. Это колоссальные объемы информации и колоссальные убытки для банков, которые в этой информации нуждаются. Финансистам наглядно объяснили: «Смотрите, вы в этих играх не участвуете, но вы потеряли очень много. А виноваты те, кто поддерживал Израиль».
— Мы уже ответили на два вопроса: кому это было нужно? и как это могло получиться? Возникают еще вопросы: что дальше? и как с этим бороться? Что дальше могут предпринять США?
— Самое глупое, что только можно придумать, — переговоры с террористами. Более идиотического придумать нельзя. И Рабин и Перес пытались договориться. Что из этого вышло? Все ликовали. Месяца три. Потом все началось опять. И дальнейшие попытки договориться результатов не принесли. Я понимаю Нобелевский комитет: злейшие враги садятся за стол переговоров. Конечно, это надо приветствовать, но неужели нельзя было понять, что с террористом договориться нельзя? Не потому, что он плохой, речь идет не об оценке плохой-хороший. С террористом в качестве террориста договориться никогда нельзя потому, что его реальные цели имеют очень мало общего с тем, что он декларирует. Для него террор — это форма существования. Форма захвата власти и форма удержания власти.
— По-другому он не может.
— Когда сможет — перестанет быть террористом. И его место в структуре власти займут другие террористы. Это очень просто. Он лидер до тех пор, пока он лидер террористов. Договориться с террористом невозможно. И все же, как это ни жестоко звучит, я очень рад, что попытка была предпринята. Каждая нация должна получить подобный опыт в качестве прививки. Это был очень дорогой опыт, опыт имени Рабина. У нас подобный опыт носит имя Черномырдина. Я о трагедии в Буденновске. Но я не хочу сравнивать Рабина или Переса с Черномырдиным. У первых двух был опыт борьбы с террором, у Черномырдина — не было. Он хотел спасти своих сограждан. Больше того, вполне можно сказать, что случившееся в Буденновске могло произойти только в демократическом государстве. При Брежневе такого бы не было. Просто уничтожили бы всю больницу с боевиками и больными. И никто б ничего не узнал. Поэтому и «не было» терактов.
— Может, для политиков перманентные договоры тоже некая форма существования?
— Может быть. Отставной генерал Шарон имеет достаточный опыт, он точно знает, что с террористами договориться нельзя, но западный мир не хочет ссориться с исламским миром, и Шарона держали за уши и оттаскивали. Но Шарон нашел свой алгоритм. Простой алгоритм: взрыв на улице — танки занимают территорию, еще взрыв — еще территория. Вот и сходит на нет автономия. Жестоко, но эффективно. Потому что арабы, работающие в Израиле, становятся противниками террористов. Ведь у них отнимают работу и обеспеченное существование. В массе своей они и не против того, чтобы государство Израиль не существовало. Но они хотят сохранить свой дом, свою работу, свой автомобиль. Они живут лучше других. Поэтому они готовы перечислить часть своего семейного бюджета в фонд «помощи борцам», но не готовы лишиться работы и дома. Значит, самое бесполезное — это переговоры. Тем более с Арафатом, который, в общем-то, не против того, чтобы стать президентом независимого государства, но только его на второй день убьют, придут другие люди. Убьют подчиненные, у которых он вырвал флаг из рук, и поставят другой флаг. С кем еще можно договориться, с бен Ладеном?
— Не думаю.
— Я тоже не думаю. Я думаю, что и с другими ему подобными финансистами исламского мира договориться нельзя. Им этого не надо. Значит, единственная цель, которую могут достигнуть ведущие переговоры (или требующие переговоров), — имидж. Второй вариант: ответить ударом на удар. Очень интересно. Кого ударить?
— Талибан. Бен Ладена.
— Бен Ладен — призрак. Его нельзя ударить ракетой.
— Тогда Саддама. Это не призрак.
— Саддама тоже ударить очень сложно, потому что он правильный террорист. Он создал массовую истерию в свою поддержку, он ею живет. Для того чтобы его уничтожить, нужно разрушить в Ираке эту истерию. «Истерию солидарности». Иначе не получится. По крайней мере, пока танки не пройдут по улицам иракских городов. Но это — очень много крови. И денег. И потом все равно нужно будет разрушать массовую истерию. Что не за день делается. И даже не за год.
Эффектно будет выглядеть удар по войскам Талибана. Красиво, но... Очень бедно живет Афганистан, очень бедно. Ну, разбомбят, потратив несколько десятков миллионов долларов, несколько десятков подержанных бэтээров и танков, ну положат тысячу-другую бойцов, на обучение которых была затрачена пара сотен долларов. Разрушат сотню-другую домов. Недорогих. Небоскребы, как вы знаете, там пока не шибко строят. А Талибану эта бомбежка только на руку: им нужна эта война, потому что они не представляют себе, как будут управлять мирной экономикой. Им нужен враг, нужна «истерия солидарности». Ничего другого они предложить не могут. Американцы ведь не пойдут завоевывать Афганистан. Уже пробовали англичане, пробовали русские... Результат вполне предсказуем. Ну, какие-то единичные акции возможны. Чтоб нацию успокоить, как говорится.
— Но ведь Буш обещал ответить адекватно...
— Никогда нельзя отвечать адекватно. Нельзя отвечать на террор адекватно и симметрично. На террористическую акцию надо отвечать асимметрично. Весь вопрос в том, как на нее отвечать. И это очень серьезная проблема. Давайте разберемся в структуре террора. Террор — это, во-первых, деньги. Финансовые потоки. Во-вторых — это люди, управляющие потоками, организаторы. Дальше — логистика, система лозунгов и объяснений, которая используется для вербовки сторонников и для объяснения потерпевшим, что виноваты не террористы, а совсем другие люди. Пропагандистская кампания. Затем — массовая истерия. Истерия «неповиновения правительству» в регионах, на которые направлены удары. Это питательная среда, без которой террор неэффективен. И, наконец, самая дешевая и легкозаменяемая часть — исполнитель. Исполнителей может быть много, их может быть мало, но это самая дешевая деталь. Ведь стоимость обучения одного взрывника, даже взрывника-смертника, ничтожна в сравнении с прибылью, какую он приносит. Представьте себе, сколько заработали те, кто ЗНАЛ. Например, кто вовремя скупал подорожавшие акции. Тот, кто перевел большие суммы долларов в другую валюту, зная, что курс снизится. Представьте себе, какие деньги были заработаны на этом акте. Надо полагать, подготовка окупилась многократно.
Значит, выявление и уничтожение исполнителей и непосредственных организаторов — дело необходимое, но этого недостаточно. Да и смертника-добровольца не смертью же пугать. Он уже обработан. Западные люди сказали бы «зомбирован», другие — «вдохновлен». И на его место масса другого народа найдется. Платят за это. Бороться с исполнителями, конечно, необходимо. Но это не все. Как вы думаете, что должно быть главным в борьбе с террором?
— Террор?
— Не террор. Но — страх. С теми, кто сеет страх, бороться надо страхом. Надо воздействовать на то, чего они на самом деле боятся. Надо искать и разрушать финансовые потоки, и это очень серьезная проблема.
— Легко сказать. А как?
— А на это есть специально обученные специалисты-финансисты, которые должны отслеживать, где крутятся подозрительные суммы денег. Откуда ушло, куда пришло. Это очень дорого, но это окупится.
— Но как отслеживать, когда есть тайна банковского вклада?
— Безусловно, здесь серьезная правовая проблема, и ее надо решать. В том числе и в области корректировки законов. Так, чтобы они не мешали нашим защитникам нас защищать.
— Но эта проблема, по крайней мере, решаема.
— По крайней мере, есть способы ее решения. И можно существенно осложнить жизнь террориста. Когда на счетах замораживаются колоссальные суммы и люди начинают нести колоссальный ущерб, то они себя проявляют.
— А без банков здесь обойтись невозможно?
— Можно, конечно, возить деньги в чемоданах, как в Чечне, но это уже сложнее. Чем для террориста сложнее, тем для нас лучше. Возникают дополнительные трудности, а в период преодоления трудностей человека взять всегда легче.
И, наконец, самая сложная, самая длительная, но и самая перспективная задача. Во-первых, разрушать логистику террора. А на это нужны большие деньги. Это не на день, не на два года, это надо делать все время. Во-вторых, отслеживать информационную среду, чтобы не нагнеталась «истерия неповиновения». Надо противопоставлять пропагандистским приемам, которые используют люди, оплаченные террористическими финансистами, другие приемы.
Но и это не главное. А главное — люди. Люди, которые будут это общество защищать, которые будут заниматься самой грязной работой ради того, чтобы общество спокойно жило. Люди, которым надо очень и очень хорошо платить, надо уважать их как своих защитников. А не превращать в пособников террористов. Выброшенный на улицу режиссер может помереть с голоду или устроиться в школу преподавателем, а выброшенный на улицу волкодав станет городским хищником. Тут вопрос выживания общества. Поэтому, если я говорю «общество должно», речь не о моем нравственном выборе. Это вопрос жизни: научитесь уважать тех, кто вас защищает, — выживете, не научитесь — не выживете. Общество должно научиться уважать человека, который ради него рискует своей жизнью. Итак: уважать своих защитников, разрушать логистику террористов, следить за финансовыми потоками. Что тут нового?
Валерий ЧУМАКОВ
В материале использованы фотографии: Reuters