Передаче АТВ «Мужчина и женщина» — семь лет. За это время сто известных мужчин рассказывали Кире Прошутинской свои истории. И всякий раз случалось одно и то же: застегнутые на все пуговицы, знаменитые, со сложившимся имиджем, который, казалось бы, уже невозможно поколебать, вдруг, забыв о том, что могут приоткрыть свое иное, неведомое зрителям лицо, начинали рассказывать этой маленькой женщине какие-то немыслимо искренние, пронзительные вещи
ЕЁ МУЖЧИНЫ
— Как-то мне приснился сон... Огромный экран, и во весь экран — лицо мужчины, мне совершенно незнакомого, я стою перед экраном, и мне кажется... я такая крошечная...
«Знаешь, а может быть, это форма новой передачи, — сказал мне мой муж Малкин. — Сталкиваются на мгновение лицом к лицу мужчина — крупный, значительный — и маленькая, хрупкая женщина, которая спрашивает его о том, о чем он говорить стесняется — о любви, о женщинах. С одной стороны, вы совсем рядом, с другой — отстранены. Между вами экран. Он рождает отстраненность, которая должна разъединять, но она соединяет. Экран... дает возможность оказаться свободным для откровенности».
Толя был прав. Я лишний раз в этом убедилась, когда недавно мы делали передачу с Соросом. Джордж Сорос, блистательный, умный, удачливый, совершенно «закрытый» от всех человек, быть может, впервые в жизни оказался растерянным, сомневающимся, позволил себе рассказать о том, о чем никогда никому не говорил.
— Вы считаете, это произошло благодаря найденному приему?
— В значительной степени. Отстраненность, созданная экраном, приближает собеседников друг к другу каким-то мистическим образом. Я бы и сама не смогла разговаривать с моим героем так раскованно, если бы мы оказались в рядом стоящих креслах. А стоит проникнуться, пропитаться этой раскованностью, как что-то происходит, что-то случается с тобой, и ты уже позволяешь себе быть незащищенным. И, конечно, мне страшно, ведь ничего не стоит разрушить эту хрупкую атмосферу душевной близости: один неверный жест, тон, шаг, слово — и человек закроется. «Душа не проходной двор, чтобы пускать туда всех», — сказал мне как-то Игорь Александрович Моисеев. Поэтому приходится балансировать, как на краю пропасти.
Зато позволяешь себе задавать порой рискованные вопросы. Анатолия Приставкина я спросила: «Как можете вы, эмоциональный, мудрый человек, рассматривая дела приговоренных к смертной казни, совершенно спокойно решать: жить или не жить человеку?» Он замолчал, а потом говорит: «Была у нас женщина, Цебиногова, которая издевалась над своим ребенком от года до пяти лет — топила в корыте, выносила на мороз, вешала на крюк, сажала на горячую плиту... Не хочется страсти рассказывать. В пять лет девочка погибла. Я хотел даже могилу ее разыскать и попросить прощения от всех нас: потому что мы все виноваты. В пять лет она, наверное, решила, что мир вот такой. Цебиногову посадили. Муж у нее молодой. Его, наверное, прикончили в тюрьме, потому что написано, что он там умер. Так вот я упрашивал не миловать ее. Упрашивал и плакал. Какое уж тут спокойствие!»
...Вот так ответил Анатолий Приставкин на рискованный вопрос.
— После эфира у вас, наверное, возникает ощущение победы?
— Однажды после передачи мне позвонил Игорь Александрович Моисеев — благодарил, хвалил. «Ну что вы, я была подставкой под микрофон», — сказала я. Он даже обиделся: «Не надо, Кира, кокетничать. Вы себе цену прекрасно знаете». Стало стыдно. Но, видите ли, на телевидении забавная сложилась ситуация: люди на экране считают себя властителями душ и вершителями судеб; им кажется, что, если лицо их мелькает на экране, они всесильны. Страшная ошибка. Конечно, разговаривая на равных с человеком талантливым, ярким, знаменитым, несложно вообразить и себя таким же. А нет, не такой ты... Мы все-таки при всем при том — функция, и не стоит об этом забывать.
На Пасху Патриарх устроил прием. Мы поднимались по лестнице в зал, и так получилось, что я оказалась рядом с дирижером Вероникой Дударовой. А я ее очень люблю, и мне было очень приятно, что вот все видят, как я запросто иду рядом с такой прославленной женщиной, болтаю с ней.
— Ну надо же, — усмехнулась Вероника, — все с тобой, Кирочка, раскланиваются, а мне хоть бы кто кивнул. Вот судьба: кажут свою мордочку на экране каждый день — и все приветствуют, а тут всю жизнь задом простоишь, никто и не узнает.
От того, что мы волею случая «кажем» свои «мордочки»... мы не становимся ни умнее, ни талантливее, ни интереснее. Важно понять (и чем раньше, тем лучше): телевизионный ведущий — профессия обслуживающая, и ничего в том обидного, просто нужно спокойно к этому относиться.
Едем после передачи с Алексеем Васильевичем Петренко и его женой Галиной Петровной Кожуховой к нам на дачу. Мы с Галюсей радостно вспоминаем эфир, пересказываем отзывы. Петренко молчал, молчал, а потом говорит: «Ну, бабы... снесли всего одно яйцо, а уж кудахчут, кудахчут...»
— Все они, мужчины, такие?..
— Кажется, американские ученые доказали: спектр взгляда у женщин гораздо больше, чем у мужчин. Мужчины видят мир, предметы, ситуации в целом, а женщины — в деталях, в мелочах. Я не люблю общие места. Я люблю подробности. Может быть, соединение этих двух взглядов и есть самое ценное и важное в отношениях. Может быть, это формула успеха в отношениях мужчины и женщины? Не знаю. Иногда я склонна думать: ерунда, нас разъединяет лишь физиологическое различие. Как сказал один мой герой: «Мужчины — рабы своей генетики». Их надо жалеть. А в ощущениях? Им так же, как и нам, хочется тепла, защиты. Когда мужчина кладет голову на плечо женщине, в этом есть такая беззащитность. В этот момент понимаешь — мы одинаково беззащитны перед жизнью и смертью. Но — я не хочу видеть мужчин беззащитными. Ведь жизнь, физиология распорядились изначально мудро. Мужчина, а не женщина — опора. Потому я и ценю мужчин, которые заняты реальным делом, мужской работой. К сожалению, я встречаю таких мужчин все реже.
— А каких часто?
— Рефлексирующих, тщеславных, относящихся к себе чрезвычайно серьезно. Я не люблю мужчин, которые много и с удовольствием говорят о себе. А в нашей передаче ведь герою-мужчине надо говорить и говорить. Вот тут-то, если мужчину начинает нести, иногда и возникает некая моя стервозность, и я...
Я замечала, политики чаще других теряют чувство меры и самоиронии. Мне нравится, как Немцов сказал: «Если хочешь, чтобы у тебя не было невроза, хочешь иметь нормальный внешний вид, лучшее средство — относиться к себе скептически». Он вспомнил историю о Маргарет Тэтчер: «Мы идем с ней по Нижнему Новгороду. Вокруг народ. Приветствуют, радостно кричат: «Тэтчер — в президенты России!» Она просит перевести, и я с удовольствием перевожу: люди хотят, чтобы вы стали президентом России. Она среагировала молниеносно: «Знаешь, когда у нас Горбачев шел по Лондону, кричали то же самое».
— У вас бывают разочарования?
— Мне нравится формула, придуманная Михаилом Михайловичем Жванецким: когда я расстаюсь с человеком, который меня разочаровал, я говорю ему: «Я рада за тебя». Звучит как приговор. С другой стороны, обиды и разочарования закаляют характер, становишься более терпимым. Вообще разочарования — вещь необходимая в жизни. Почему? Разочарование — финал иллюзии, а без ложных иллюзий тоже жизни нет. Надо привыкнуть: одни иллюзии будут сменяться другими. До самой смерти. Неизбежный процесс. В моей жизни у меня ничего не было отнято. Кроме возраста и времени, все только приобретения.
— Для вас важно, когда вас хвалят?
— Пожалуй, да. Но привыкать к аплодисментам не стоит. На пьедестале дует.
— Много себе прощаете?
— Я человек, который себя все время контролирует. Ничего не решаю и не делаю спонтанно. Просчитываю все до мелочей и только потом говорю, делаю. На меня обижаются много людей, и я обижаюсь на многих. Не прощаю себе стервозности, которая есть во мне, но иногда не могу ничего поделать. Мне кажется, что стервозность есть в каждой женщине — ехидная правда, то есть осознанная необходимость причинить боль. Но она есть в каждой — важна доза. А вообще, как говорил Михаил Андреевич Глузский: жить нужно, не слишком многое себе прощая.
— А другим?
— Прощать. Все прощать. Во всяком случае пытаться. Алексей Васильевич Петренко на этот вопрос ответил так: «Жизнь нам в общем-то дана, и она есть такая, какая есть. Другой быть не может, но... как мы стараемся — так и живем».
Сюжет жизни человеческой ясен. Два края: рождение и уход. Но если в первом ты не волен, то второй будет таким, каким ты его сделаешь. Господь дал тебе жизнь, а уж финал ее в твоей власти...
— Вы хотели бы принять участие в передаче «Мужчина и женщина» в качестве гостьи?
— Никогда не согласилась бы. Боюсь.
Ирина КЛЕНСКАЯ
|
