НОВЫЕ РУССКИЕ ВРАЧИ

Намедни я нечаянно сотворил невиданное — устроил столпотворение в большом частном медицинском центре. Кто знает, что такое частный медцентр, меня оценит: толпы и очереди там невозможны по определению. Ведь туда и бегут от очередей, характерных для государственных заведений, пациенты с деньгами. Эти денежные пациенты отнюдь не чиновники и не олигархи, как может показаться навскидку. Сии персонажи по неизлечимой советской номенклатурной привычке не признают заведения, куда можно свободно «попасть с улицы». Так что, если медцентр имеет вывеску и дает рекламу, лечится в нем самый что ни на есть «средний класс». Толпу я, однако, устроил не из больных, а из врачей. Узнав, что пришел поговорить за жизнь человек из «Огонька», в ординаторскую сбежался весь на данный момент свободный персонал. Оказалось, с ними никто никогда по-человечески не говорил. Разве что просили дать рекламу...

НОВЫЕ РУССКИЕ ВРАЧИ

Когда я только собирался в медцентр, моя старая подруга, аспирантка медакадемии, весьма скептически оценила мои шансы увидеть что-то приличное:

— А что путного там может быть? Те же совковые врачи, только с обдираловкой и евроремонтом. Знать и уметь больше нас никакие деньги им не помогут.

Я выслушал Анну и вдруг вспомнил...

Однажды лютой зимой, когда я учился на первом курсе мединститута, в одном из учебных корпусов лопнули трубы отопления. Позанимавшись денек при почти нулевой температуре, к вечеру двое из нашей группы угодили в одну больницу с подозрением на аппендицит.

Оля Шарапова и ваш покорный слуга.

— Групповуха? — зло и весело спросил нас хирург. — Сачки вы, товарищи студенты!

И, даже не осматривая толком ни того, ни другого, распорядился: обоим лед на живот, к утру выписать. Позже выяснилось, что до перитонита (и, считай, до гроба) нам обоим оставался примерно час.

Спасла нас медсестра Ольга Григорьевна. Почуяв, что дежурные хирурги не в себе, она вызвала из дому кафедрального доцента Виктора Евгеньевича. Он осмотрел нас и просто-таки втолкнул обоих студентов-сачков на стол. Останься в силе «лед на живот», страна могла бы недосчитаться меня и Ольги, которая нынче замминистра здравоохранения России по материнству и детству.

Почему советские (да и нынешние российские казенные) врачи часто совершали (и ныне совершают) такие проступки и ошибки? Отнюдь не потому, что чего-то не знали, не знают и не умеют. Корень зла явно в другом.

Сочетание сверхвысоких нагрузок, нечеловеческих условий и сверхнизкой зарплаты порождает ни с чем не сравнимое остервенение. В этом состоянии ничего не стоит отправить домой (да еще с воплями и матюками) даже больного с явными симптомами аппендицита. При этом государственный доктор железно знает: даже самое громкое разбирательство не повлечет ни лишения диплома (эту процедуру очень трудно осуществить), ни выгона с работы. Кого потом заманишь на $15 в месяц?!

В частной клинике врачу есть что терять: место, имя и деньги. Даже зная порой меньше своего коллеги из госклиники, частник будет работать аккуратней, при любых сомнениях запрашивать мнение коллег, смотреть литературу и назначать еще обследования. Моя знакомая гинекологиня определила это так:

— В частном центре работаешь как белый человек. Один раз в своей горбольнице я решила проверить лабораторию на вшивость: разделила кровь одного пациента на четыре порции и подписала четырьмя разными фамилиями. Пришли два ответа «здоров» и два почти смертельных заключения о гепатите весьма опасного типа. Мартышкин труд, согласитесь. Тратишь нервы и время попусту. И не веришь никому. Часто и лекарства назначаешь не те, что нужно, а те, что есть. По Чехову: лопай, что дают. В медцентре подобное исключено. Если пациент уже решился прийти на платный прием, он не особо смотрит на цены препаратов. Я могу запросить любые исследования. Все будут выполнены в момент. Вся аппаратура, все инструменты по определению будут в порядке. В итоге ты работаешь содержательно, а не отбываешь повинность.

...В одном частном центре опытная врач-гепатолог (специалист по заболеваниям печени) не продержалась и полугода. Не смогла расстаться с обычным для казенного врача хамством. К ней просто перестали ходить: сарафанное радио сработало безукоризненно.

Новый русский доктор чаще всего человек довольно молодой. В крупной государственной клинике он либо уже поработал, либо работает и сейчас. Так крутится моя однокашница по мединституту Надя Володарская. Когда-то она пекла самые вкусные тортики в нашей компашке, теперь лечит тех, кому о тортиках велено забыть, — больных сахарным диабетом. На Россию наша Надежда работает в огромной горбольнице на юге Москвы, а на себя и двух спиногрызов — в частном медцентре на севере. Госслужба дает весьма символические деньги (полста долларов в месяц в госклинике — просто роскошь). Зато там можно вдоволь пообщаться с маститой профессурой, набрать опыт и клиентуру.

Не сделав себе имени, уходить «на вольные хлеба» практически бесполезно: за свои деньги к «коту в мешке» не придут. Самые приличные (или, если хотите, неприличные) деньги получают новые русские стоматологи.

— Наверное, ваш брат с Канар не вылезает? — спросил я стоматолога Пашу.

— Миф! — отрезал рыцарь бормашины. — Эти деньги слишком тяжело достаются, чтобы их просаживать. За год так устаешь делать точные движения руками и десять раз на дню перестраивать стиль общения под каждого нового пациента, что в отпуск предпочитаешь забуриться в глушь на рыбалку. Сидеть неподвижно и молчать вместе с рыбой.

— А почему не на Канары?! — упорствовал я.

— Врач, служение которого — сберечь, спасти, сохранить каждый зубик своего пациента, просто уже генетически не в состоянии разрушать. А тратить деньги на нечто нематериальное для него тоже означает разрушать. Если кто-то из наших девочек съездил в отпуск в Испанию — значит, муж хорошо зарабатывает и он не стоматолог. Стоматолог купил бы новую мебель. Я знаю очень богатых стоматологов, у которых уже есть вторая квартира и третья машина. Но порог казино они не переступят никогда!

...Есть новые русские врачи, которые стремятся сдать (и ведь сдают!) тест, дающий право врачебной практики в США. Сложнейший, многоступенчатый, на английском языке. Адские муки чаще всего вознаграждаются скромно: работа в одном из иностранных медцентров в Москве или резидентура в муниципальном американском госпитале для бедных. Впрочем, свой резон есть и в этой модели поведения: американская врачебная лицензия признается во всем мире. Наши врачебные дипломы и ученые степени за рубежом обычно не признаются.

Есть еще одни «западники» среди новых русских врачей. Молодые люди с хорошим знанием иностранных языков, которые со студенческой скамьи стремятся попасть в офисы иностранных фармацевтических компаний. Это риск: если не удержишься в офисной тусовке, придется начинать делать с нуля клинический стаж и имя не в двадцать три, а намного позже. Но кто не рискует, тот не играет. Успешно поработав в офисе, можно получить рекомендации и кредиты для магистратуры в престижной бизнес-школе. И прийти в частную медицину уже генеральным менеджером крупного центра. И не у нас, а в Сингапуре.

Снобы из крупных клиник обычно говорят об офисных коллегах: «Разве это врачи? Это клерки!» Но с этим утверждением я готов поспорить.

Однажды на «горячую линию по безопасному сексу» в одном почтенном офисе позвонила кокетливая барышня и спросила, совместима ли новомодная противозачаточная таблетка с не менее новомодным снотворным?

— А зачем вам назначили снотворное? — поинтересовался юный усатый-полосатый доктор, сидевший на «горячем телефоне».

Барышня стала рассказывать о бессоннице, о конфликте с мужем — очень «новым русским» да к тому же «афганцем». За считанные минуты доктор «раскрутил» всю историю семейного невроза. Предположил диагноз. С другого телефона позвонил опытному психоневрологу и записал девушку на прием! А вы говорите, «клерк»! Как раз менеджерская вышколенность на быстрое принятие решений позволила разрулить проблему по существу. А «правильный» участковый врач, отнюдь не клерк, чуть не «подсадил» девушку на снотворное!

Впрочем, наиболее предусмотрительные врачи из фармацевтических фирм вообще не кладут все яйца в одну корзину. Многие из них выкраивают время для приема в клинике, чтобы не терять форму. Мой друг, потрясающий доктор и человек Олег Супряга, ухитрился, работая в офисе, защитить докторскую по акушерству (в тридцать пять лет!) и читать лекции на медфаке «Лумумбы». Пациенты и студенты только выиграли от того, что Олег знал и последние достижения наших клиник и западные получал из первых рук.

Помню спор в вагоне метро. Пожилая женщина кричала на весь вагон:

— Ужас! Вся стоматология стала платной!

— Зато у россиян наконец-то появились зубы! — парировала другая.

Подмечено точно. Да, в семейном бюджете появилась новая статья расходов, но стало не стыдно улыбаться. Поколение карьеристов знает, что лучше на последние деньги поправить зубки, чем сверкнуть железной фиксой на интервью при найме на работу.

Так что новых русских врачей могло бы быть больше. Спрос на здоровье у общества есть. Многие, особенно стоматологи, говорили мне, что следующим шагом после медцентров могли бы стать небольшие частные кабинеты в спальных районах. Но банковская система пока не готова кредитовать частную врачебную практику. А приватизация уже существующих лечебных учреждений в России до сих пор запрещена законом. Хотя многие огромные госклиники фактически уже находятся в частной собственности главврачей. Эти прыткие ребятки, получая откат за каждую закупку лекарств и техники, конвертируют огромные бюджетные средства в свои личные.

Но вот этих последних мне почему-то не хочется относить к новым русским врачам и к врачам вообще...

Борис ГОРДОН