ВСЕ МЫ НЕМНОГО ХАРРИСОНЫ

Теперь битлов поровну — на Том и на Этом свете. В последний день осени не стало Джорджа Харрисона

ВСЕ МЫ НЕМНОГО ХАРРИСОНЫ

Мы все с сентября невольно погружены в политику, но в истории мировой музыки тоже случаются черные дни. Дни, когда рушатся наивные надежды. Дни, когда в мечтательный, хрупкий, сказочный мир вторгается жестокая реальность. Дни, когда понимаешь, что что-то изменилось и жизнь уже не будет такой, как прежде. Смерть музыканта — штука, в общем, довольно обыденная, и случись она хоть в двадцать два года, хоть в тридцать семь — это уже не столько поражает, сколько подтверждает наши тревожные предчувствия. Но с битлами... Не знаю, как у вас, а у меня всегда было такое чувство, что для них самый опасный рубеж уже пройден, все более-менее счастливы, живут в своих игрушечных замках... Правда, все, кроме Леннона, но с остальными-то — тьфу-тьфу... История жива, а значит, она продолжается и мы вместе с ней потихоньку продолжаемся, и может быть, они когда-нибудь еще споют вместе...

Где-то на подсознательном уровне трое оставшихся, а точнее образы их, рисовались эдакими нестареющими мультяшными офицериками, стойкими оловянными цветными солдатиками из знаменитого фильма... Это была какая-то детская, первая застывшая в памяти картинка, и потом жизнь неслась куда-то, а эти смешные человечки, перевернувшие мир, продолжали хихикать, хрюкать и повизгивать, как в альбоме про Клуб Одиноких Сердец.

Оловянные солдатики не умирают. Они могут упасть в очередном настольном сражении, их могут ранить, но настоящей смерти у них не бывает. Не должно быть...

Они хоронили жен, болели сами, но мы как-то даже не очень обращали на это внимание — кто, битлы?! Какая болезнь?! Да им же чуть больше полтинника!.. Выплывут, куда ж денутся!.. Мы верили в это, как дети 30-х свято верили, что Чапай обязательно выплывет. После 30 ноября закончилась наша последняя долгая сказка. Теперь мы знаем, что они тоже смертны.

Сказать, что без Харрисона не родились бы Beatles, было бы лукавством. Но, с другой стороны, попробуйте представить Beatles без Харрисона — и это будет уже совсем другая группа. Без этой частицы не было бы того таинственного щелчка, не сработал бы странный механизм где-то там наверху, и количество (четверо) могло бы запросто не перейти в качество (группа). Великие группы, как и браки, заключаются на небесах, и этот процесс нельзя объяснить логически. Неожиданно какие-то пазы сходятся, какие-то кирпичики выстраиваются в единственно возможную композицию, круг замыкается, и... все. Обратному разложению не подлежит. Поэтому популярность каждого из битлов в отдельности никогда не сравнится с популярностью The Beatles. Потому что такой щелчок бывает раз в сто лет.

В глупых спорах: «Ты за кого — за битлов или за Пресли?» — я всегда выбирал второго. Битлы были у нас иконой, и к тому же довольно захватанной многими жирными пальцами. Мону Лизу, Пушкина или Моцарта сложно полюбить собственной любовью, когда вокруг столько коллективных и бездоказательных соплей. Битлы — из той же серии, и для того чтобы чтить их по-человечески, лично, нужна была хотя бы одна живая зацепка. Ею неожиданно стал Харрисон. Дело в том, что у него были... не самые маленькие уши. У меня они тоже не самые маленькие, и этот вопрос меня очень в свое время беспокоил. Поэтому к Харрисону я сразу проникся доверием. У небожителя не могло быть непропорциональных ушей — это удел человека. Харрисон был живой. Между прочим, знаменитые прически, получившие впоследствии название «битловок», появились именно из-за Харрисона: чтобы ушки гитариста не выделялись, продюсер Эпстайн решил каждому из битлов сделать на голове такую вот аккуратную художественную копну. Не догадываясь еще, что это станет самой модной музыкальной прической наравне с сессуном имени Мирей Матье. Уникально, но этот «мужской сессун» до сих пор укрывает не только мою, но и миллионы других не самых тупых головушек в мире. Таким образом, все мы немного харрисоны.

Даже при наличии в группе таких мощных статуй, как Леннон и Маккартни, Харрисон сумел отыскать свой почерк, свой путь, свою не менее циничную манеру, изобличающую ловушки повседневной жизни. По сравнению с другими участниками группы Харрисон начал сочинять сравнительно поздно, и первые его песни были скорее изящным подражанием битлам. Первую песню он вообще написал случайно: группа была в туре, а Харрисон лежал с температурой, и его товарищ стал доставать Джорджа: вот, мол, друзья твои вагон песен могут слабать за раз, а ты только на гитаре... Харрисон на спор написал Don't Bother Me («Не беспокой меня»). Песня как песня, очень битловская, и ничего в ней особенного — кроме одной детали. Все песни Харрисона в группе, за исключением индийских экспериментов, носили в себе какой-то странный оттенок полугрусти, восторженной тоски. С одной стороны, они такие же ритмичные, подвижные и солнечные, но параллельно в них возникала какая-то несбыточная, тревожащая, волнующая грустина. Группа излучала оптимизм, свет, а Харрисон словно вносил в нее полутон, оттенок тревоги... Такое чувство неосознанно возникает у нас внутри, где-то на уровне живота, когда отъезжает поезд — неважно, внутри ты или снаружи... Возможно, именно эта волнующая полутревога, минутное ощущение пустоты и делали «Битлз» не просто хорошим бойзбэндом, но чем-то большим. Уже тогда.

Харрисон, как и все в группе, писал и пел о любви, но тоже как-то странно. Его тексты самые непростые, его сюжеты — намеренно реалистичные, земные — в противовес Джону и Полу. Харрисон первым начал писать несентиментальные тексты о любви, если можно так выразиться. В ранних песнях Харрисон открывает намеренно реалистичную и нелепую картину несложившихся отношений, и нас это перестает удивлять. You Like Too Much («Я слишком тебе нравлюсь») — американский критик Лестер Бенгс как-то отметил, что эта песня Харрисона была «первой в истории рока, рассказывающей о том, что Он и Она не любят друг друга, но у обоих нет смелости уйти первым». Оттеночность, зыбкость... В течение всей карьеры в группе Джордж не написал ни одной (!) песни о любви со счастливым концом. Все его вещи пронизаны осознанием какой-то бессмысленности и пугающей перспективы семейных отношений.

В одной из самых великолепных ранних песен Харрисона — If I Needed Someone («Если бы я нуждался в ком-то») возникает еще и первое чувство пресыщенности всем и всеми: Харрисон, между прочим, позднее считал популярность Beatles «грандиозным помешательством во всемирном масштабе». «Попробуй больше думать, пусть даже просто ради собственного блага», — поет он в Think For Yourself («Думай сам»), и эта способность Задумываться Просто Так стала его основным девизом ближайших лет и привела его в конце концов к индийской философии и, как ни странно, к женитьбе на манекенщице Пэтти Бойд.

Весьма забавно читать диалоги между Ленноном, Харрисоном, Йоко Оно и буддийским учителем Шрилой Прабхупадой. «...Какой философии вы следуете?..» — «Следуем?.. Мы ничему не следуем. Мы просто живем» (Йоко Оно). «Я занимаюсь медитацией» (Харрисон). — «Харе Кришна — тоже мантра» (Шрила). «Но наши мантры нельзя петь» (Леннон). «Их только повторяют» (Харрисон). — «Его мантры предназначены не для всех» (Шрила). «Их нельзя произносить вслух... Нет» (Харрисон). «Это секретные мантры» (Леннон). И двести страниц тому подобной буддистской словесной эквилибристики, но за всеми этими наивными репликами чувствуется искреннее желание представителей толстолобого, прагматичного, материального Запада разобраться в себе, в происходящем, дать оценку миру при помощи альтернативных источников. Попытка не поиграться в свободу, а постичь ее внутреннюю суть и неоднозначность. И инициатором этих поисков в группе был именно Харрисон. Он был духовником «Битлз», он заботился о духовных внутренностях группы.

С манекенщицей все оказалось проще. Байка о том, что Харрисон проиграл «в гитары» свою жену Клэптону, — это, конечно же, чепуха. Правда — то, что, когда о связи Пэтти и Клэптона уже говорил весь мир, Харрисону было не до этого. Но уход жены был для него ударом, от которого он не мог оправиться спустя десятки лет! Уже после того как Пэтти ушла и от Клэптона, два музыканта стали общаться, как прежде, но на упоминание в разговорах даже имени Пэтти было наложено табу: раны продолжали болеть. Это к вопросу о бесчувственности младшего из битлов.

Жизнь больше никогда не была так ласкова к Харрисону, как в юности. «Beatles — это моя нынешняя пенсия», — любил повторять он, но уже в конце 60-х идея группы казалась ему устаревшей и скучной. Мощное сольное начало — в отличие от молодцеватой, нагловатой юношеской фронды — было отстраненным, неулыбчивым, осмысленным, порой намеренно непопулярным. Харрисону было наплевать на то, что его воспринимали Одним Из или только в связи с мировой модой на буддизм, — он всю жизнь хотел найти Своего слушателя. И на первых порах его ждало разочарование: никто из поклонников не ожидал от одного из битлов многослойной синтезаторной психоделии с элементами индийской музыки, хотя в дальнейшем его считали «своим» многие зачинатели электронной музыки. После продолжительной паузы вышел огромный трехплитник «Все должно пройти», однако вместе с очередным взлетом популярности он принес автору и множество хлопот, поскольку Харрисону пришлось очень долго судиться из-за лучшей песни этого альбома — его обвинили в плагиате. Тем не менее в 1973-м вышел новый альбом «Жизнь в материальном мире», который стал символом интеллектуального рока десятилетия. Но в мировом турне Харрисон намеренно не исполнил ни одной битловской песни, отчего некрепкая битломанская психика дала сбой — два следующих альбома Харрисона публика проигнорировала.

Харрисон умел удивлять. То он пропадал в подвалах своего стодвадцатикомнатного замка, где ткал рябь все более непостижимых звуков, то выдавал неожиданно мелодичный и подчеркнуто гармоничный альбом а-ля Beatles, то вылезал на сцену вместе с Deep Purple, то экспериментировал с танцевальными ритмами... Он назвал сына Дхани, что в переводе означает название двух первых нот — до и ре. Он первым из битлов выпустил книгу воспоминаний, он долгие годы спонсировал многочисленных кришнаитов, которые месяцами жили у него в доме... Он не хотел быть только воспоминанием: на короткое время он и еще четверо великих — Рой Орбисон, Боб Дилан, Джефф Линн и Том Петти — объединились в супергруппу, репертуар которой состоял из лучших песен всех участников... На воротах его замка в Англии было написано на семи языках мира: «Вход воспрещен» — но это не остановило психически больного, который три года назад пробрался в дом и нанес Харрисону десять ножевых ран... Спасла Джорджа его жена Оливия, но из-за воспоминаний, связанных с нападением, Харрисоны вынуждены были продать замок... В течение шести лет Джордж боролся с раком: ложился на обследования, оперировался, облучался, успокаивал поклонников, но теперь их успокаивать стало уже некому...

...Им Там хорошо вдвоем. Честное слово. Леннон и Харрисон — уже неплохой состав. С сессионными музыкантами, думаю, тоже проблем не будет. Так что все в порядке. Жаль только, что мы всего этого уже не услышим.

Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ