Или Почему Россия не Япония
ВСЕ НАШИ БЕДЫ ОТ БОГАТСТВА
ЧТО ИМЕЕМ - ХРАНИМ!
Мне кажется, мы должны себя сравнивать не с Америкой, где все богатые, а с Японией, где все умные и богатые. Первое у нас уже давно есть. Со вторым пока проблемы. Может, мы просто не так все делаем? Нефть продаем... А надо идеи. Потому что нефть мы качаем из земли и там ее мало, а идеи можно брать из воздуха и их там немерено. Поэтому я направился туда, где все наши идеи записывают, регистрируют и хранят. В Российское агентство по патентам и товарным знакам. Генеральный директор Роспатента, доктор экономических наук, профессор и академик РАЕН Александр Корчагин с моими мыслями насчет Японии почти согласился
— Александр Дмитриевич, давайте сразу возьмем быка за рога: почему наши гениальные (я в это свято верю) люди еще не завалили мир своими гениальными идеями?
— То, о чем вы говорите, действительно интересная проблема. Почему сегодня Россия не может составить конкуренцию другим странам на различных рынках, где реализуется наукоемкая продукция? Причем не просто конкуренцию, часто она на этих рынках даже не присутствует. Почему там правят другие страны? Ну, про Японию я даже говорить не буду, оскомину набила, но Китай! Китай сегодня продает свою продукцию по очень широкой номенклатуре товаров практически во все страны мира. А Россия упорно и по-прежнему торгует в основном сырьем и почти ничем, кроме сырья, и основные бюджетные поступления идут тоже за счет сырья...
Дело в том, что мы очень богаты сырьем. Слишком богаты. Это наша беда. Ни одна страна в мире, если взять по совокупности, не располагает...
В то же время у Китая почти ничего нет, Япония тоже страна «голая» — практически без ископаемых. После Второй мировой войны было даже сделано заключение американских экономистов о том, что экономически Япония труп, причем без всяких надежд на дальнейшее оживление, она никогда не сможет подняться.
— Поднялась, однако.
— Поднялась. Но за счет интеллектуальной собственности! Когда природных ресурсов нет — надо искать что-то другое. Вначале они приобрели лицензии на современные технологии, не устаревшие. Потом усовершенствовали эти технологии, восстановили экономику, создали новые отрасли, автомобильную промышленность, до войны ее там вообще не было, начали делать электронную технику.
Хотя у нас существует этот потенциал, он признается всем миром, у нас масса хороших технологий, у нас их в избытке. Не зря, кстати, ведущие мировые компании заняты поисками российских технологий, которые они потом успешно у себя реализуют. Возьмите «Самсунг» — эта компания в массовом порядке скупает у нас научно-технические достижения и реализует их в своей продукции. И держится на рынке очень уверенно.
Нам нужно менять экономику. Об этом много говорят, президент говорит. Еще в прошлом году в его послании было сказано, что «нам нужна экономика, основанная на новых знаниях».
Попытки уже делаются, созданы инновационные центры, но пока еще все в самом начале. Результаты есть, но необходимо довести их до гражданского оборота, воплотить в конкретных изделиях и конкретных технологиях.
А с результатами надо спешить, потому что, когда мы станем членом ВТО, мы откроем наш рынок, и туда хлынут импортные товары, которые для нашего потребителя выгодны, а для производителя — смерть. Быть полноправным членом этой организации можно только тогда, когда мы будем выпускать полноправную продукцию.
А мы вместо борьбы за качественные продукты продолжаем торговать сырой нефтью. Да, десять лет об этом говорим, но как сказать «стоп» торговле ресурсами, как это прекратить?
— То есть сейчас в нашей экономике все зависит не от воли президента, а от нефтяных магнатов?
— От исполнения президентской воли. Президент свое слово сказал. Теперь дело за тем, чтобы его выполнить. Когда говорят, что у нас стоят заводы, что у нас на 50% упал выпуск продукции, больше чем за годы войны, — это правда, но что сейчас предлагают? Давайте вложим деньги и запустим всю эту старую продукцию! А кому она сегодня нужна? Ее никто не возьмет. Старые заводы нельзя запускать!
Казалось бы, ларчик просто открывается: продажу ресурсов надо ограничить, надо начать их перерабатывать, торговать продуктами переработки, это же в несколько раз дороже. Но для этого нужны затраты. В технологическое перевооружение надо вкладывать деньги, а мы хотим только получать. Потому что трубопроводы уже есть, вышки стоят — качай и продавай. Это не то что новый завод построить с нуля и запустить новую технологию. Новое сложнее, рискованней.
Почему мы покупаем импортное? Не потому, что мы не патриоты! Просто наши товары уступают по качеству зарубежным. Вы заметьте, что на рынке продовольственных товаров мы их победили. Здесь наша продукция качественно лучше импортной. И наши товары на этом рынке сейчас преобладают.
— То есть мы должны достичь того же и на промышленном рынке? Машины лучше японских, ботинки лучше немецких, джинсы лучше американских...
— Или хотя бы такого же уровня. По цене они будут дешевле, и их будут покупать. Смотрите, что в мире происходит. Южная Корея наладила производство автомобилей. Как? Начали от сборки комплектующих. Ничего сами не делали, сначала только сборочное производство. Потом комплектующие заменяют на свои, и постепенно вся машина становится «своей».
— У нас подобные вещи что-то не получаются. Что «ВАЗ», что «ГАЗ»... Что-то они не там и не так собирают...
— Получаются, в Калининграде успешно собирают BMW. И «тройки», и «пятерки», и «семерки». По оценке руководства концерна, качество сборки в России признано лучшим в мире! А у них филиалы по всему миру. Калининградский цех превосходит по качеству сборки цех в Мюнхене! Почему? Я скажу. Все просто, у нас на сборке работают инженеры ВПК. Люди высокой квалификации. А в Германии — в основном выходцы из Турции.
— Ну вот, начали за здравие, а кончили тем, что наши лучшие инженеры-оборонщики выполняют работу такую же, как малограмотные турки... Совестно инженеров на сборку ставить!
— Они потом уйдут со сборки. Но с этого можно начинать, рабочие места есть, инженеры станут руководителями, это сложный процесс... Это только нефть по трубе легко и быстро прокачивать, а здесь сложнее и дольше. Но этот процесс надо начинать.
Кстати, даже наши соседи с этим неплохо справляются. Вот на Украине приняли закон о том, что, если ты реализуешь новую технологию — на три года получаешь льготное налогообложение.
— Это же стандартное правило, оно, по-моему, во всех странах действует...
— Стандартное. Но не во всех. Мы эти предложения и в Минфин, и в Минэкономики вносили столько раз, что я уже со счету сбился. Роспатент готовит проект закона, но его, естественно, не пропускают через фискальные органы. Потому что фискальная политика у нас сейчас главная, изымать хотят как можно больше, как можно лучше наполнять бюджет.
— Враги нашего процветания, выходит, в налоговых сидят, да?
— Это не враги. Это люди, которые занимаются сложнейшим делом формирования доходной части бюджета. Но здесь нужно подняться над сегодняшними проблемами ради завтрашних.
— При советской власти система внедрения другой была?
— При советской власти она была принципиально иной, но тоже малоэффективной. Приказывали внедрять — и не внедряли. Госплан ежегодно утверждал перечень объектов новой техники, которые должны быть внедрены. Под это уже имелись материально-технические ресурсы, финансы распределялись на конкретные заводы под конкретные цели. Вдруг неожиданно появляется новая технология. А уже все расписано! Как внедрить? Ждать следующего года. А то и пятилетки. Очень негибкой была система. И потом, любое большое предприятие, если начинает внедрять новую технологию, должно волей-неволей снизить на время валовые показатели, остановить конвейер, перестроить. А это нарушение плана, ни один директор на это не мог пойти.
— Хорошо, государство у нас тугодумное. А люди?
— Хорошие у нас люди. Изобретательные. Конечно, если сравнить Россию времен Советского Союза и теперешнюю, то количество создаваемых изобретений уменьшилось. Сейчас в РФ изобретений примерно в четыре раза меньше, чем в Советском Союзе. Пятьдесят тысяч против двухсот. Но! В Советском Союзе все это создавалось на госпредприятиях, все финансировалось из бюджета. Сейчас финансирование науки уменьшилось в двадцать раз! А количество изобретений — всего в четыре раза.
Раньше 93% изобретений создавались в НИИ и КБ. Доля частных физических лиц была менее 1%. Сейчас физические лица дают 40% изобретений! Это настоящий бум. Это не значит, что НИИ не работают, — работают. Мало того, в последние три года мы наблюдаем рост количества изобретений примерно на 15% в год. Медленный, но стабильный рост.
— Не очень уж и медленный, по 15%...
— Ну, я сравниваю с теми цифрами, что есть в США: двести тысяч заявок на изобретения в год. Правда, цифры не всегда сравнимы, в нашей сегодняшней заявке в среднем два-три изобретения, у нас комплексный подход. Потом, сейчас изобретения стали более сложными, а главное, они приближены к тому, что мы называем коммерческим результатом. Сегодня момент подачи заявки максимально близок к реализации. Раньше, только НИИ открывается — они сразу начинают подавать «теоретические» заявки, забивать место. Сейчас другая психология, все делается для рынка.
— А украсть изобретения вы можете? Ну не вы, а кто-нибудь из вашей «фирмы»?
— Я вам скажу, как воруют изобретения. Воруют не секреты, а «воруют» человека. Если он конструктор, он в голове унесет все, что создал на своем прошлом предприятии. И все, что видел. Банальное переманивание на более высокую зарплату.
— А если это делается на уровне государства? Наших спецов ведь тоже сманивают. Мы не можем на всякие там Штаты в суд подать? За то, что они нашими кровными разработками пользуются?
— Тут все делается юридически грамотно. Вот вы, к примеру, приехали ко мне в Америку поработать, «на стажировку», а я же вас не просто так вызвал. Я знаю, что вы специалист в области, скажем, машиностроения. Я плачу вам деньги, говорю: сделай мне за полгода вот такую систему. Мы подписываем договор, вы систему разработали, но права на нее принадлежат тому, кто деньги заплатил, то есть мне. Кто платит, тот и заказывает музыку. Я за это плачу, я имею на это право.
— А теперь еще проще делают. Вы знаете, сколько сейчас работает наших ученых по контрактам западных фирм? Они здесь работают. И здесь получают деньги — иногда в форме грантов, иногда по контрактам. В своих институтах выполняют разработки для западногерманских фирм, для американских.
— С американцами отношения складывались очень непросто. Они в начале 90-х годов, когда начали размещать нашим ученым подобные заказы, по существу оплачивали только работу специалиста, даже амортизации не отчисляли. Платили только чистую зарплату, причем зарплату смехотворную — пятнадцать долларов в день. Там для ученого это смешные деньги. И забирали все на корню, все права, и в России, и в Америке, и в третьих странах.
Ученые в начале 90-х кидались на эту морковку. Там восемь долларов в час посудомойка получает, а здесь пятнадцать долларов в день — профессор! Американцы довольны, говорят: «У нас с вами такое эффективное сотрудничество!..» А когда мы их попытались прищучить, в ответ получили: «Не хотите, как хотите — мы в Белоруссии заказ разместим, там в два раза дешевле будет».
Но главная беда не в этом. Мы своими разработками и изобретениями не умеем грамотно пользоваться. Есть такое правило: лицензии продавать можно, но на передовые технологии лицензии продавать нельзя. Допустим, американцы. Они продают за границу то, что ими уже освоено, с чего пенки сняты. Когда-то в Советском Союзе тоже было постановление, которое запрещало продавать за рубеж неосвоенные технологии. Правда, все равно продавали — по специальным разрешениям.
Помните, может, в 60-х годах у нас была разработана «непрерывная разливка стали»? Это наше изобретение, наши лицензию на него получили и продали. Так вот, к концу 80-х в Советском Союзе способом непрерывной разливки разливалось 12% от всего объема сталей, а в Японии — 93%!
— Вот что меня и раздражает. Люди умные, а живем, как...
— Помню, в начале 80-х был такой профессор из Новосибирска, Богатырев. Он создал лампочку, срок службы которой в несколько сотен раз выше обычной. Представляете, одна лампочка на всю жизнь! И добивался внедрения своей идеи. В Госплане собрали директоров заводов, рассказали им об этом, те в крик и панику: если мы этих лампочек наделаем, их все купят и все производства останавливать придется. Они же не перегорают! Богатырев чуть с ума не сошел, не мог понять этот абсурд. Предложил в итоге компромисс: делать такие лампочки для каких-то специальных целей, пробную партию, малый тираж... Директора ни в какую: не надо, и все.
— У нас таких богатыревых много?
— Много. У нас их больше, чем где бы то ни было. Об этом, кстати, весь мир знает. Поэтому они, грубо говоря, и шакалят на нашем рынке. В России очень много людей с обостренным чувством проблемы. Наши люди видят противоречия и решают их. У нас всегда было очень много потенциальных разработок. Реализация только всегда хромала. И потом, голь на выдумки хитра. Помните, был журнал «Техника — молодежи», в котором публиковались всякие придумки и хитрости? Некоторые западные фирмы на этих журналах бизнес делали. Брали эти идеи и внедряли в производство, ставили на поток. Это все знают, и поэтому все охотно идут с Россией на научно-техническое сотрудничество.
А машины у нас как ремонтировали, когда запчастей не было? Я помню, как у меня было в армии. Получаем железки, а реле в комплекте нет. Пока ты это реле в тайге получишь — сто лет пройдет. А работать должно сейчас! Изменили схему, сделали без реле, все работает. Не потому, что оно там лишнее, а просто у нас выхода иного не было.
— Условия у нас творческие. Если немцев в тайгу забросить, и они мозгами шевелить начнут... А сколько у нас всего в стране изобретателей?
— Сейчас у нас больше двух тысяч заслуженных изобретателей России. Сейчас это звание получить стало легче, чем при Союзе. Тогда заслуженных изобретателей СССР было всего тринадцать. По каждому принималось решение Верховного Совета, мы проводили экспертизу, Академия наук, Комитет партийного контроля. На десять награжденных заслуженных деятелей культуры приходился один заслуженный деятель науки. А должно быть наоборот для экономической успешности страны...
Дмитрий АКСЕНОВ
В материале использованы фотографии: Владимира СМОЛЯКОВА