Группа компаний Sanofi — фармацевтическое и косметическое подразделение французской нефтяной группы Elf Aquitaine. Одна из двадцати крупнейших фармацевтических корпораций мира имеет представительства более чем в ста странах. Объем ее ежегодных продаж равняется 5,96 миллиарда долларов.
Жан-Франсуа ДЕЭК:
НЕ СТОИТ ПУТАТЬ РИСК И ТРУДНОСТИ
Основные подразделения — Sanofi Synthelabo (исследования и разработки, 15 исследовательских центров), три компании по производству и реализации препаратов и Sanofi Beute (компания по управлению непрофильными активами, управляющая компанией Ив Сен-Лоран, торговыми марками Ив Роше и Нина Риччи).
В России работает с середины 90-х годов.
В декабре 2000 года оборот российского представительства компании составил 30,5 млн. евро, в декабре 2001-го — 56 млн. евро, а ровно через год, согласно прогнозам, он достигнет 71 млн. В конце прошлого года в российском подразделении компании работали 133 человека, сегодня — уже 210. Подавляющее большинство из них — граждане России.
Жан-Франсуа Деэк — огромный человек. Просто-таки человечище, как сказал классик. Собственно, дело не только и не столько в его двухметровой конструкции
а-ля де Голль. Величина и уникальность мсье Деэка прежде всего в том, что он, основатель одной из крупнейших мировых фармацевтических империй — корпорации Sanofi, — является ее бессменным президентом. Такое бывает только с великими людьми. Так что называть его Жаном-Франсуа, как посоветовал мне коллега перед интервью («Пур ква па?»), я никак не могла.
— Мсье Деэк, вы основали свою компанию и вот уже почти три десятка лет растите ее. Мы в таких случаях говорим, что этот проект — ваше детище.
— О, да! Это хороший образ. Sanofi — это действительно мой ребенок, дело всей моей жизни. Когда в 1972 году я работал инженером по очистке газа в крупнейшей национальной французской нефтяной компании Elf Aquitaine, ее президент сказал мне: «Найди область, которая в 2000 году будет иметь очень большой успех». Я думал над этим целый год.
— Что ж, интуиция у вас дай бог!
— Это сейчас стало ясно, а когда мы только начинали, все крутили пальцем у виска — фармрынок был поделен и занят, уже существовала масса лабораторий. И никто не верил, что можно сделать в этой области нечто значительное. Sanofi — самая молодая фармацевтическая компания в мире, и, конечно, я горжусь, что мы создали одну из самых успешных компаний XX века. Нам понадобилось более 15 лет, чтобы сформировать систему научных исследований в Европе. Изначально идея была простая — создать крупную фармацевтическую лабораторию. А потом все развивалось естественным путем — с 80-х годов мы вышли на европейский уровень, а с 90-х — на общемировой. Знаете, эта компания мой ребенок еще и потому, что мне никогда не хотелось поменять работу, хотя была масса предложений, и очень выгодных.
Да, однажды он отказался стать министром — чтобы остаться на своем месте. Все-таки странно, что американская мечта не только существует, но и воплощается. И не только в Америке. Жан-Франсуа родился в бедной семье и уже в 12 лет пошел работать. Чтобы получить образование, он каждый год выигрывал стипендии. И вот в начале XXI века он посещает одно из ста представительств своей корпорации — в Москве.
— Моя работа стала смыслом моей жизни. Ведь это неплохой смысл — производить лекарства, чтобы спасать жизни людей, как вы считаете?
— Согласна. А можно подробнее — что за лекарства вы выпускаете? Вот вы все время называете Sanofi лабораторией — я слышала, что ваша компания славится своими научными разработками...
— Да, мы уделяем науке особое внимание. В начале нашего пути мы вкладывали в исследования 30 --35% оборота! Теперь эта цифра колеблется около 16 — 17% — в этом году мы вложили в наши исследования порядка 2 миллиардов долларов. Именно такой подход позволяет нам разрабатывать революционные препараты — Aprovel, Stilnox, Plavix, Apixtra... Последний мы только готовим к производству в США. Но все остальные можно купить и в России.
— Как давно вы работаете в России?
— Ну, раньше, еще при коммунистах, вся Восточная Европа была для всех нас абсолютно закрытой. Мы первые, кто решил здесь работать. Впервые я увидел Россию в 1974 году. Все было тогда совсем не так, как сейчас... В то время здесь был только один покупатель и столько сложностей. А потом нам удалось купить венгерский завод Chinoin, производящий известный в России препарат ношпа, и это обеспечило нам победу в борьбе за Восточную Европу.
— Есть проблемы?
— Конечно, есть. Но все они вытекают из законодательного пространства, а это проблемы не только российские... Например, контрафакция в отношении наших препаратов — широко распространенных и достаточно дешевых — присутствует и в Индии, и в Аргентине...
— И что подделывают?
— У вас был такой эпизод с ношпой. Проблема в том, что у вас не работает закон о защите прав предпринимателей и производителей, а промышленность развивается только в случае, когда производитель защищен законодателем. Вообще, от властей зависит очень многое.
— Я подозреваю, что все ваши уникальные препараты стоят недешево, а финансовое положение рядового россиянина не всегда, скажем так...
— Я понимаю. В любом фармпредприятии есть два направления: инновационная деятельность, разработка и выпуск препаратов новых поколений, и производство лекарств, хорошо известных и проверенных временем. Конечно, продукция этих двух направлений рассчитана на разные слои населения. Я считаю, что лучше заплатить деньги за предотвращение инсульта, чем потом всю жизнь оплачивать его последствия. Но, естественно, сделать это могут не все. Распространение лекарств зависит опять же от государственной политики — власть должна обеспечить население возможностью поддерживать свое здоровье.
— У нас с этим не очень. И экономика нестабильная, и политика для Запада не всегда понятная... Вы склонны к риску?
— Не стоит путать риск и трудности. В 1998 году было гораздо рискованнее работать в Москве, чем сейчас, но мы в отличие от других не ушли с рынка. А основная трудность на самом деле — огромные расстояния в вашей стране. Но вот что я заметил: люди в России хотят работать на благо своей страны! С этим сталкиваешься постоянно.
— Это патриотизм?
— Да! И это прекрасно, ведь то, что в России, стране с таким интеллектуальным потенциалом, открытий в области фармацевтики не делалось уже более 70 лет, ненормально! Я думаю, вам просто нужны энтузиасты, которые приедут сюда и пробудят этот потенциал, создадут лаборатории.
— Это вы о себе?
— Мы сами ничего не сможем сделать. И в первую очередь нам понадобится понимание властей.
— Собственно, вы, похоже, больше доверяете своей интуиции — недаром же вы, не дожидаясь понимания наших властей, весной этого года перенесли центральный офис своего представительства в Восточной Европе, России и СНГ в Москву и строите огромный офис для него — на Большой Никитской, если не ошибаюсь...
— У вашей страны блестящие перспективы, а трудности — всегда временные. Здесь будут работать лаборатории и заводы, поверьте мне. И надо решиться вкладывать деньги в фармацевтику вашей страны сейчас, помочь ей.
— Это, конечно, благородная цель. Но ведь вы бизнесмен...
— Девиз Sanofi: «Нет ничего дороже жизни людей». И это не только о наших пациентах, но и о наших сотрудниках. Да, конечно, мы успешно работаем в вашей стране — уже в 2000 году мы почти достигли докризисных оборотов, а в будущем году надеемся удвоить их. По этому принципу я строю и работу своей корпорации, и свою жизнь... Еще вопросы?
— Ну, разве что... Понимаете, в 1974 году, когда вы были в Москве впервые, я только родилась, поэтому мне ужасно интересны ваши ощущения сегодня.
— Наверное, сложно в этом отношении сказать что-нибудь новое. Москва очень быстро меняется. А тем более с тех пор... Тогда город был... очень печальный. А сейчас все эти новые фасады, здания, все светится! И люди... хорошие люди и классные специалисты. Я очень рад, что мы работаем здесь, действительно рад.
Наталья ФЕДОСОВА
В материале использованы фотографии: Владимира СМОЛЯКОВА