КАЗУС ПРОТИВЛЕНИЯ

Я был убежден, что российская версия игры обязательно включит в себя казус непослушания. То есть что на совете племена вопреки правилам игры откажутся вычеркивать соплеменников. Немотивированно. Просто так. Потому что нельзя. Нечестно убивать своих

КАЗУС ПРОТИВЛЕНИЯ

Можно представить, что у истоков создания международного проекта Survivor — «Последний герой» — стоит злой гений. Ибо, несмотря на экзотический антураж, в который погружены участники игры; несмотря на трудности выживания в незнакомой (но опять-таки щедрой и невероятно красивой) природе тропиков и зрелищность необычных соревнований, «заводом» игры, ее невидимым приводным механизмом являются деньги. Деньги, таящиеся и таимые где-то очень глубоко во времени и в сознании, спрятанные за восхитительными декорациями джунглей, подводного мира рифов, рассветов (закатов) у моря, но в конце концов, конечно же, являющиеся во всей своей неприкрытой наготе (полный денег сундук) как последняя, абсолютная ценность, которая, одержав верх над всеми прочими ценностями, способна обесценить красоты природы, разрушить дружбу, сокрушить волю и самость отдельного человека и, наконец, привести людей к забвению базовых принципов цивилизации и морали, доведя их до ритуального «людоедства».

Чем меньше остается участников игры, тем труднее им оставаться в рамках человечности: ведь их искушает сам дьявол. Поначалу, когда их было много и все они (за редкими исключениями) были вовлечены во внешнюю канву событий «робинзонады», покуда они упивались внезапной свободой, солнцем и морем, друг другом наконец, они совершенно забыли о тайной механике игры. Не знали? Нет, забыли. Вытеснили из памяти. Поэтому первая жертва «людоедства» обычно оказывается и самой легкой: за короткий срок участники не успели еще привязаться друг к другу, а кроме того, в каждом племени обязательно окажется человек, как-то особенно чуждый общему настрою, которым просто пожертвовать, чтобы, не нарушая собственного комфорта, продолжать все так же безмятежно играть в Робинзона и в Остров сокровищ одновременно...

Однако только к середине игры до всех наконец доходит, что кошмар человеческих жертвоприношений неостановим, что все они, до последнего человека, добровольно вверили себя жестоким правилам, действующим с регулярностью часового механизма. А значит, следующим будешь или ты, или тот, с кем тебя уже связывают тесные, часто дружеские отношения. Тут и начинается самый тяжелый этап игры. Психологически почти невыносимый. Когда люди осознают, что нельзя одновременно служить Богу и мамоне. Играть и оставаться чистым. Когда нужно выбирать, что лучше, — уйти или остаться. А если остаться — то как сохранить достоинство? На этом этапе племена представляют собой группы разобщенных, беспощадных и несчастных людей, одержимых подозрительностью и постоянным страхом. Отношения между участниками и съемочной группой в этот момент резко портятся.

Те, кто принимает волю сложившегося «большинства», оказываются в самом тяжелом положении: со временем у них можно было наблюдать весь спектр охранительных психологических симптомов, которые описаны у сломавшихся узников концлагерей — любовь к своим мучителям, отказ от собственной воли, конформизм автомата, выискивание «врага» среди своих...

Предположим теперь, что «Последнего героя» выдумал не злой гений, а добрый. Не дьявол, а Бог. Ведь модель, воспроизведенная игрой, ничем существенно не отличается от обычной жизни, в которой тоже есть извечный выбор между ИМЕТЬ или БЫТЬ, в которой дьяволу положено искушать, Богу — прощать или гневаться, а человеку — выбирать, выбирать и выбирать каждый день своей земной жизни. И хотя в городах по темным углам и уютным кабинетам сплошь и рядом сидят пауки, пожирающие умненьких мальчиков и хорошеньких девочек, принципиальное отличие жизни от игры все же есть. Оно как раз и заключается в том, что почти надо всеми нами, над большинством не довлеет так жестко предписание — «пожри другого». И если предположить, что «Последний герой» — лабораторная работа Создателя, то интереснее всего как раз узнать, как отреагируют люди на этот бесчеловечный вызов. Как долго будут «уходить в бессознанку», чтобы забыть, что они люди, что никто не отменял заповедей даже на время игры и что, отказываясь от искры божьей, человек сразу поступает в обработку по другому ведомству...

Я тут не проповеди, разумеется, читаю, я просто размышляю, что можно было сделать, чтоб исключить из игры этот садомазохистский механизм. Проще всего, конечно, было бы сразу его сломать.

Признаюсь, я был убежден, что российская версия игры обязательно включит в себя казус непослушания. То есть что на совете племена вопреки правилам игры откажутся вычеркивать соплеменников. Немотивированно. Просто так. Потому что нельзя. Нечестно убивать своих. Пусть это делают те, другие. Враги. Пусть недостойные отсеиваются в соревнованиях. Пусть что угодно — только не это.

Этот фокус, скорее всего, не прошел бы. Участникам показали бы контракт, который все они подписали, обязавшись выполнять все правила данной игры, в том числе и «людоедское» правило. Возможно, после этого участники, боясь быть исключенными из игры, согласились бы. Но прецедент — казус непослушания — был бы создан. И российская версия игры тогда отличалась бы от американской или от аргентинской именно тем, что изначально русские не стали «жрать» своих. Да-с. И тут всем последующим участникам проекта было бы над чем подумать. В истории игры вообще-то уже случались разного рода казусы. Так что и в казусе непослушания ничего страшного не было бы. Испанцы, например, просидев три дня без огня, на одном рисе, внезапно выдвинули список пожеланий робинзонов: трехразовое горячее питание, кофе, шоколад, пиво, вино и музыку, разумеется.

Пожелания были отвергнуты. Тогда участники сказали: ну и катитесь вы с вашими деньгами... В общем, все рухнуло. Сибаритство в его античном виде победило козни нечистого, который хотел заставить людей глумиться друг над другом за какой-то миллион долларов. Красивый казус! Наши, к сожалению, не придумали ничего, чтобы сразу сломать механизм игры. Мы люди небогатые, за три миллиона рублей такие, знаете, преступления совершаются, а тут — ну малость потерпеть. Терпеть-то мы научены! Да к тому же игра все-таки. Так что нам остается наблюдать, как строит свои козни дьявол, а Бог печется о спасении малых сих.

В жизни каждого участника игры был хотя бы один счастливый момент — тот миг, когда он принимал внутреннее решение расстаться с игрой. Уйти. Отбросить мечты о большом серебряном ландо и ванной с джакузи. Вообще о деньгах. Оставить лицедейство. Не думать больше о том, как понравиться племени; не заботиться о количестве пользы, которую ты приносишь. Плюнуть на все. Быть самим собой.

Обычно такое решение человек, подспудно чувствуя свою уязвимость, принимал накануне совета, а иногда даже раньше — за день или два до него, и тогда этот день или два он жил на острове счастливейшим из смертных. Он победил искушение дьявола и возвращался в лоно Господа своего: краски моря и неба вновь оживали для него, пучились облака, синели далекие горы, оживали звуки, чувственной и наполненной делалась красота женщин...

Все, что приносил несчастный в жертву сундуку, набитому купюрами, — теперь вновь оживало для него. Святые отцы называют это нестяжательское состояние нищетой духа, подразумевая под этим самое нежелание заботиться, печься о богатстве, полное равнодушие к нему. А далее — по заповеди: блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное. Я видел несколько таких блаженных, но самым ярким среди них оказался, конечно, Сергей Терещенко.

Освобождение пришло к нему само собой, вдруг, и по счастью, вернее по счастливой случайности, мы этот миг уловили. Что-то изменилось в поведении человека. Напряжение спало. Стал самим собой. Сел на песок, стал строить замок и объяснять, как палочки-солдатики должны ходить по стенам...

Окружающие еще долго ничего не замечают, они в гуще игры и в самой сердцевине ее внешних или внутренних процессов, а Серега — все. Отъехал. Вот он попросил Наталью Тэн помассировать ему плечи. Откровенно понежился под женскими руками. Оделся, выбрав из привезенных вещей единственную парадную рубаху с огненными разводами. Взял Тэн под ручку — прошу-с. На прогулочку в рай. Тут, слава Богу, до Царствия Небесного недалеко — километр берегом до пятнадцати минут до заката. Когда море листает волны, как золотую фольгу. Когда упавшая в воду пальма словно в ладонь ловит в свои ветви стаю прозрачных рыбок. Когда пеликаны...

— Сережа, помоги нам! — жалобным голоском начинает звать племя Терещенко.

— Да на хрен надо, я уже переоделся, сами дотащите, — вдруг отвечает он.

А потом вместе с Тэн они ходят по далекому берегу и говорят о любви. Каждый о своей. Говорят такое, в чем признаются друг другу обычно только очень близкие друзья. Но здесь остров, время спрессовано колоссально. И в этом времени идущие краем моря знакомы, возможно, уже год.

— И мы с ней расстались, на целый год расстались, прикинь, — говорит Терещенко. — А потом случайно встретились и поняли, что лучше друг друга нам никого не надо. И вот я захотел выиграть эти деньги, чтобы вернуться и жениться, и сразу все — машину, дом... А сейчас понял, что это не нужно. Просто приеду и женюсь. Только обязательно к свадьбе надо научиться вальс танцевать... потому что Люба на свадьбе хотела бы пройти несколько кругов вальса...

И вдруг всегда закрытая Наталья Тэн признается ему, что все ее романы длятся от силы месяц. А потом мужики не выдерживают взрыва ее страстей — и убегают от нее. Прячутся. Перестают звонить. А ведь она готова быть для них всем... Серега смотрит на нее, а потом говорит. Мудро говорит, как будто они и вправду гуляют по саду рая, где открываются самые небанальные, самые высокие истины:

— Знаешь, — говорит он. — Этот человек должен быть совсем не такой, как ты... Может, он должен быть много старше тебя. Он должен уметь многое прощать тебе — и тогда ты избавишься от того, что тебе мешает. Ты создана для какого-то очень редкого сочетания, но ты его найдешь...

Вечером на площадке у костра Наталья Тэн обучает Терещенко танцевальным па вальса. Они проходят кружок, вальсируя. Племя глядит на них равнодушно. Ведь это танцы на облаках: Терещенко уже нет среди них, его время игры истекло.

На следующий день на совете племя исключает его.

Василий ГОЛОВАНОВ