Эрве Базен и Айрис Мердок, Хулио Кортасар и Джон Апдайк. Все — писатели мирового масштаба. В свое время этих гигантов слова перевела на русский язык маленькая русская женщина Татьяна Кудрявцева. Кроме того, знала их всех, так сказать, в лицо. И именно ей великие фантазеры открылись с особой, совсем не публичной, стороны. О чем она и рассказала нашему корреспонденту Маргарите Рюриковой
КУДРЯВЦЕВА И ЕЕ ПСЕВДОНИМЫ
ХУЛИО КОРТАСАР
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2002/4731/05-44-47/index/05-44-1s.jpg)
В 1972 году я поехала в Париж. И в Иностранной комиссии Союза писателей меня попросили встретиться с Кортасаром и пригласить его в Москву, получить гонорар за публикацию в «Иностранке». Я пообещала отыскать его, тем более что он был близким другом моей подруги. В Париже я позвонила ей, объяснила ситуацию. «Хорошо, — сказала она мне, — я устрою ужин, и вы познакомитесь». К сожалению, на ужин Кортасар так и не пришел. И только потом я поняла почему.
Время моего пребывания в Париже истекало. И я начала всеми возможными путями разыскивать Кортасара. Узнала, что он работает, так как не мог жить на гонорары от своих книг. Поначалу меня это удивило, потому что в Советском Союзе тогда менее талантливые писатели прекрасно жили на доходы от книг. И тут, к моему изумлению, мне сказали, что он работает в ЮНЕСКО, в Испанском бюро переводов, которое находилось на одном этаже с Русским бюро. Я подумала, что, вероятно, не раз его видела, потому что часто встречалась с испанскими коллегами в коридоре, столовой, лифте. Наконец я выяснила рабочий телефон Кортасара, позвонила ему, и мы условились о встрече в его бюро. И вот, помню, я уже шла по коридору и в самом его конце увидела очень высокого и тонкого мужчину с маленькой головой на плечах. И тогда я подумала: «Это точно не он. Ну ничуть не похож на того, кто так блестяще, так завораживающе пишет. А этого человека я знаю десять лет. Мы столько раз подымались и опускались вместе в лифте, вместе ужинали и обедали. Нет, этот человек просто стоит и ждет кого-то...» А когда я подошла к «этому человеку», выяснилось, что именно он и есть великий Кортасар. Мы долго беседовали. И я поняла, почему он не пришел тогда на ужин. Боялся, что общение с советской гражданкой может запятнать его в глазах хозяев ЮНЕСКО и он лишится работы. Платили там хорошо, что позволяло Кортасару два года между ассамблеями свободно заниматься творчеством. Не согласился он тогда и на приезд в Москву, сославшись на то, что должен закончить роман. Но я думаю, что он опять-таки побоялся.
АЙРИС МЕРДОК
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2002/4731/05-44-47/index/05-44-2s.jpg)
Я переводила ее роман «Дитя слова». Муж Мердок был профессором русского языка и проверял переводы ее книг на русский. Это он привил ей любовь и интерес к русскому народу и литературе. Она хорошо знала не только Толстого и Достоевского, которых на Западе знают все, но и Тургенева, Чехова и Пушкина. Когда я в очередной раз приехала в Англию, решила разыскать Мердок. Достала в посольстве ее телефон. Позвонила и представилась: «В Москве вышел ваш роман. Очень хочу вручить вам свой перевод». Я остановилась тогда в Лондоне, она жила в Оксфорде. Мы договорились, что я приеду к ней. И мы встретимся во внутреннем дворе университета, где она преподавала. Добравшись до Оксфорда, я направилась к квадратному двору университета, где с трех сторон установлены арки, ведущие в сады. Я встала, как статуя, посреди двора, чтобы Мердок быстрее меня заметила. Но прошел час, два — никто ко мне так и не подошел. И тогда я обратила внимание на высокую женщину, явно похожую на ту, которую я ждала. Она пряталась за одной из арок, время от времени высовывалась и тут же исчезала, и так много раз. Я направилась к ней: «Мисс Мердок?» — «Да», — ответила она дрожащим голосом. «Разве вы не видели меня? Почему не подошли?» — удивилась я. «Боялась», — проронила Мердок. В конце концов она немного успокоилась и, поняв, что я не кусаюсь, пригласила меня выпить бокал вина. Мы пошли в бар и разговорились. Мердок — это комок нервов. Общаться с таким человеком очень трудно. Меня долго не покидал внутренний страх: вдруг я чем-то ее задену, обижу? А в конце беседы мы поклялись друг другу в дружбе, и Мердок называла меня не иначе, как «моя подруга Таня». Потом мы еще долго переписывались.
ЭРВЕ БАЗЕН
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2002/4731/05-44-47/index/05-45-1s.jpg)
Известный французский прозаик, президент Гонкуровской академии. При этом его крестьянское происхождение чувствовалось во всем. Писал в основном о деревне, и типажи у него все жесткие, прижимистые, неуступчивые, а женщины похожи на нашу Салтычиху. И сам был крепок, очень энергичен, работал как машина. Вообще походил на кулачка, который озабочен тем, чтобы преумножить свое состояние и достояние.
Я помню, как приехала во Францию и Базен пригласил меня к себе домой. Жил он тогда под Парижем, где у него было собственное поместье XVIII века. Место историческое — там даже была спальня, в которой ночевал Наполеон. Базен и меня поместил в эту комнату! Надо сказать, засыпала я в ней с большим трудом — мешали тени предков. Дом вообще был полон старинных картин, старинной драгоценной посуды, обставлен мебелью в стиле ампир. Как говорится, ничто буржуазное Базену не было чуждо. Очень уж ему хотелось выскочить из своей среды, показать, что он умеет ценить красоту.
Я знала двух его жен, обе были очень интересными и много моложе его. Между прочим, когда он женился в последний раз, ему было под семьдесят, и он родил второго сына. При том что первому сыну — от предыдущей жены — тогда было лет шесть.
Последний раз мы виделись с ним пять лет тому назад в Париже, в ресторане, где он устраивал обед для членов Гонкуровской академии. После этого Базен пригласил меня в свой новый дом недалеко от Орлеана, но я предпочла остаться в Париже. О чем бесконечно сожалею, так как вскоре же после нашей встречи он умер.
ХУАН ГОЙТИСОЛО
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2002/4731/05-44-47/index/05-46-1s.jpg)
Гойтисоло был выходцем из аристократической семьи, ненавидел Франко. Он не был коммунистом, но разделял наше отношение к фашизму и был очень рад, когда его издали в Союзе. После чего Союз писателей пригласил Гойтисоло в Москву за гонораром. Тогда-то я с ним и познакомилась. И у нас быстро установились дружеские отношения.
Во время работы в ЮНЕСКО я часто встречалась с ним и именно благодаря ему приобщилась к испанскому сообществу в Париже. Однажды, в 1968 году, Хуан привез меня к известному испанскому киноактеру, который тогда снимался в Париже. Тогда я впервые познакомилась с испанской паэллой и узнала один испанский обычай, который мне очень полюбился. Когда после ужина еда, посуда — все убирается, но гости продолжают сидеть за пустым столом и, положив локти на столешницу, разговаривают. Называется это sobre mesa (на столе). В начале вечера нас было четверо: Хуан с женой, хозяин — высокий стройный красавец мужчина — и я. Вскоре пришел Карлос Фуэнтес, крупный испаноязычный писатель, затем известный режиссер Бунюэль со звездой Катрин Денев, которая тогда снималась в его фильме. Все уселись за пустой стол и разговаривали о жизни на чужбине, о проблемах эмигрантов. Как же они кляли Франко, из-за которого пришлось эмигрировать! Потом разговор зашел о литературе, о творчестве. Но вдруг нашу живую беседу прервал телефонный звонок. Хозяин подошел к телефону. И я услышала, как он нервно заговорил: «Нет, не надо, не приезжай. Нет, я занят. Я позвоню, когда освобожусь...» После чего раздраженно повесил трубку. А через некоторое время раздался звонок в дверь и в квартире появилась удивительно красивая женщина. Стройная, длинноногая блондинка в очень короткой юбке, какие тогда еще не носили, в высоких лакированных сапогах выше колена на высоченных каблуках. Даже Катрин Денев померкла рядом с ней! Но, несмотря на красоту, в ней явно чувствовалась женщина вполне определенной профессии. Когда она вошла, все переглянулись и замолчали. Хозяин что-то пролепетал, назвал ее имя, но беседа заглохла. Все встали из-за стола, разошлись по группкам, лишь красавица стояла одна. Мне стало ее жаль. Я подошла к ней, мы заговорили о нашумевшем фильме, который все тогда обсуждали. Потом к нам присоединилась Катрин Денев. Помню, девица, обращаясь к ней, воскликнула: «Ах, я видела вас в кино, я знаю, кто вы!..» Вскоре все собрались уходить, было уже два часа ночи. Девица осталась, а мы гурьбой спускались по лестнице со второго этажа. И вы бы слышали, как безжалостно все полоскали оставшуюся! Особенно женщины. Они высмеивали ее наряд. Девица, и правда, была вызывающе одета, но все же на ней были дорогие вещи, она была ухожена и хорошо причесана. Как же все-таки крепко сидела в этих интеллигентных, свободомыслящих людях буржуазная мораль! В своих романах и фильмах они с сочувствием описывали таких женщин. Но лишь в романах и кино. Не в жизни.
Что касается Гойтисоло. К сожалению, с годами он стал писать все хуже и хуже, а потом и вовсе сник. Жизнь его вообще круто изменилась. После поездки в Тунис он расстался с женой и перешел в стан гомосексуалистов. В нем что-то сломалось. Хотя в конце жизни Гойтисоло и стал нобелевским лауреатом.
ДЖОН АПДАЙК
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2002/4731/05-44-47/index/05-46-2s.jpg)
В 1963 году в «Иностранной литературе» опубликовали его роман «Кентавр». Апдайку было тридцать лет, он только начинал литературную карьеру, роман же мгновенно стал мировым бестселлером. Тогда «Иностранка» была, пожалуй, единственным журналом, в котором платили гонорары. Правда, в рублях. В связи с этим Апдайка и пригласили приехать в Москву. Как его принимали! При том что всеобщее внимание было ему в диковинку. Ведь он жил в маленьком городке под Бостоном, все-таки глушь, деревня. В общем, тогда Апдайк был всем необычайно доволен. Правда, с гонораром получился прокол. Суммы тогда ходили многозначные, и ему выдали аж чемодан денег. Когда я спросила его, чтобы он хотел купить, Джон заявил: «У меня нет теплого пальто, хочу драповое». Я помчалась в ГУМ. Но ничего похожего на драповое пальто для высокого худого мужчины там не было. Я объехала уйму магазинов, даже закрытые распределители и ничего не нашла. Это был ужас! Ну как было сказать, что в столице великой страны нет подходящего ему пальто? В конце концов я выразила сожаление, что все драповые пальто распроданы, мол, не сезон. И предложила ему купить что-то для жены — антиквариат, украшения. Но Апдайк был непреклонен: «Что вы! У меня очень скромный дом, мне ничего не надо, а жена не носит украшений». Все кончилось тем, что он пришел в свой номер, лег на постель, раскрыл чемодан, вынул все эти пачки денег и накрыл ими себя, как чешуей. Полежав некоторое время под этими деньгами, он вздохнул и... сбросил их в корзину для мусора.
Прошло десять лет. За это время я дважды встречалась с ним в Нью-Йорке, и он непрестанно посылал мне все, что писал. Как вдруг в американской прессе я прочла, что появился новый роман Апдайка со странным названием «Бэк-книга». А как раз ее я почему-то от него и не получила. В журнале «Иностранная литература» тогда водилась валюта на приобретение книг, и я решила сама ее заказать. И когда читала, у меня глаза вылезали на лоб от удивления! В этой самой книге Апдайк описал свое пребывание в Москве и оплевал буквально все, что тогда горячо расхваливал. Оказалось, что в Москве его окружал КГБ, а бедная Фрида Лурье, его переводчица, думала только о том, как бы лечь к нему в постель. Обо мне там не было ни слова, однако досталось многим другим. После этого я написала Апдайку длиннющее письмо, полное негодования. А в конце приписала, что более не считаю возможным продолжать наше знакомство. Был 1974 год. А лет через пять я в очередной раз поехала в Америку. В один из дней делегацию переводчиков американской литературы пригласили в Бостон на обед в Вебстеровское общество, которое специализировалось на издании словарей. Я была руководителем делегации, поэтому меня посадили во главе стола. И вот, когда все уже расселись и приступили к еде, в гостиной внезапно появился Апдайк. Это был уже совсем другой Апдайк — известный, преуспевающий писатель в твиде, при дорогом галстуке. Единственный пустой стул стоял рядом со мной, на него он и сел. Ели мы молча, но в конце концов я не выдержала, повернулась к нему и спросила: «Джон, вы что, не узнаете меня?» — «Нет, как же, — отреагировал он, — я вас, Таня, сразу узнал». — «Так почему же молчали?» — настаивала я. «Не был уверен в том, как вы к этому отнесетесь», — ответил он. Я, конечно, завела разговор о книге: «Как вы могли написать такое, не понимаю?!» — «И не поймете, — проговорил он. — Вы живете в другой стране. И каждый из нас вынужден подчиняться своим законам». Еще он добавил, что у него большая семья, трое детей, новая жена. Всех их нужно содержать. И несмотря на то, что он — автор мировых бестселлеров, ему приходится много крутиться, печатать рецензии в разных журналах... Мы увлеклись разговором, как вдруг нас прервал председатель Вебстеровского общества, который сидел на другом конце стола: «Мистер Апдайк, нельзя так увлекаться своей соседкой. Здесь ведь есть и другие члены делегации...» Апдайк моментально встал и пересел за другую часть стола. А я с горечью подумала: «Бог ты мой!..»
ДЖОН СТЕЙНБЕК
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2002/4731/05-44-47/index/05-47-1s.jpg)
Первым живым американским писателем, с которым я познакомилась, был Стейнбек. Необычайно теплый человек. Правда, мог быть и неожиданно колким. Он приехал в Россию в 1963 году, после того как в журнале «Иностранная литература» опубликовали его прелестный роман «Путешествие с Чарли». Само название книги выдавало то, что ее автор любит пускаться в приключения и поозорничать. В доказательство этого расскажу одну историю.
В Москве Стейнбек остановился в гостинице «Советская». Дело было в ноябре, погода стояла очень холодная. Однажды ему позвонил приятель, который тоже оказался в Москве и жил в гостинице «Националь». Он пригласил Стейнбека с супругой к себе на ужин. Супруги Стейнбек приехали, поужинали и в начале первого ночи направились к себе в гостиницу. Стейнбек был очень высоким и солидным мужчиной. Одет он был экзотически — вместо пальто на нем была накидка до щиколоток. Когда супруги вышли на улицу, шел мелкий снег. И Стейнбек предложил жене подождать его в вестибюле гостиницы, пока он не поймает такси. А в то время такси в Москве было очень мало. Стейнбек довольно долго и безуспешно пытался остановить машину. В конце концов так замерз и обозлился, что вышел на середину Манежной площади (тогда на ней еще не было бессмертных творений Церетели) и уселся на асфальт. К нему тотчас подошел милиционер: «Гражданин, вставайте, пройдемте...» А Стейнбек уже успел выучить несколько фраз по-русски. Одну из них и сказал милиционеру: «Я американский писатель!» Когда он это произнес, милиционер пристально на него посмотрел и взял под козырек: «Господин Хемингуэй!» Стейнбек был в восторге. Дело в том, что, когда он приехал, тут же стал расспрашивать: «А меня знают в России?» И я ему твердо тогда сказала: «Конечно, знают!» А после истории с милиционером Стейнбек еще долго иронизировал: «Нет, меня в России не знают... Хотя хорошо уже то, что милиционеры представляют себе, кто такой Хемингуэй...»
УИЛЬЯМ СТАЙРОН
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2002/4731/05-44-47/index/05-47-2s.jpg)
Из романов Стайрона я перевела «Выбор Софи». По-моему, он самый талантливый из современных писателей, яркий мастер слова. К сожалению, теперь он перестал писать.
Познакомилась я с ним в Москве, он приезжал на встречу советских и американских писателей. Однако держался в тот раз отчужденно, и мы с ним почти не общались. А спустя какое-то время уже меня пригласили в турне по американским университетам. И я позвонила Стайрону из Нью-Йорка. Дело в том, что я прекрасно понимала: «Выбор Софи» никогда не издадут у нас, если не убрать эпизоды, связанные с сексом, а в романе было несколько откровенных сцен. Но как без согласия автора это сделать? Так что по телефону я откровенно объяснила Стайрону свою проблему. Уильям отреагировал сразу: «Таня, я приеду к вам. Только дело в том, что я живу в 400 милях от Нью-Йорка. Сейчас два часа дня, и я смогу добраться до города лишь к вечеру. Мы сделаем так: я сяду за руль завтра рано утром и тогда буду у вас уже в полдень». Его готовность потрясла меня.
Я жила тогда в маленькой паршивой гостинице. Туда и приехал Стайрон. Не без внутренней дрожи я объяснила ему всю ситуацию. К моему изумлению, Стайрон сказал: «Я все понимаю. И я согласен». И начал вычеркивать целые страницы, что-то дописывать. Мы проработали два часа, после чего он пригласил меня к себе домой.
Через два года я опять оказалась в Америке. И сама приехала к нему из Нью-Йорка в Коннектикут на автобусе. Привезла с собой огромную бутылку водки. И торжественно внесла ее в дом. Увы, я не знала его проблемы. Увидев бутылку, его жена Роза изменилась в лице. Поначалу я ничего не понимала: «Что-нибудь не так?» Она ответила: «Нет-нет, ничего...» А потом на ходу шепнула: «Таня, вы с ума сошли!..» Тут я догадалась, какую промашку совершила.
Два дня в доме Стайрона меня принимали как дорогого гостя. На второй вечер мы поехали ужинать к Артуру Миллеру, который жил от них в 15 минутах езды. Я никогда не общалась с Артуром Миллером. И не стремилась. Особенно, когда прочла его книгу «После грехопадения». Как же грязно он вывел в ней свою бывшую жену Мэрилин Монро. Мне хотелось отхлестать его по физиономии! По моим представлениям, порядочные люди так не должны поступать. Поэтому, когда Миллер пригласил всех на званый ужин, я не могла отказаться. И поехала. Вечер был приятным, ужин вкусный, его приготовила тогдашняя супруга Миллера Инга. Миллер оказался блестящим собеседником, много интересного рассказывал о Голливуде, американском театре, и я слушала как зачарованная. Я должна была уезжать на следующее утро, и в ходе разговора Миллер внезапно спросил меня: «Как вы собираетесь добираться до Нью-Йорка?» — «Так же, как приехала сюда, — автобусом», — объяснила я. И тогда он предложил: «А не хотите поехать со мной?» Пришлось согласиться. Утром он заехал за мной, и три с половиной часа мы ехали до Нью-Йорка. Всю дорогу он рассказывал о себе. И я до сих пор жалею, что ничего не записала, сейчас же многое забылось. Но я не забыла одну его фразу. Он сказал, что самые счастливые дни в его жизни были с Мэрилин. И я подумала тогда: «Как хорошо, что Инга этого не слышала».
Но вернемся к Стайрону. В последний раз я видела его в 1998 году. Я прилетела в Америку и узнала, что он на лечении в санатории. Потом выяснилось, что санаторий находится недалеко от дома моей приятельницы, у которой я гостила, и она предложила отвезти меня туда. Стайрон очень изменился за два года, что мы не виделись. Постарел. Мы поговорили, наверное, с полчаса, после чего Роза дала понять, что он устал. Я начала прощаться, и тогда Стайрон предложил: «Я вас провожу». Он жил в коттедже на втором этаже. Однако мы дошли лишь до середины лестницы, как он начал задыхаться: «Таня, я больше не смогу...» Это было ужасно, потому что выглядел-то он крепким и здоровым мужчиной. Но у него была тяжелейшая депрессия. Во всем виновато виски.
Маргарита РЮРИКОВА
В материале использованы фотографии: из семейного архива, FOTOBANK/Hulton/archive