В душе она всегда была неисправимой хулиганкой. «А вместо сердца — пламенный мотор» — это не про строителя социализма. Это про ее Карлсона
КТО ПАПА КАРЛСОНА?
Карлсон — мужик со своей крыши, укравший пропеллер Сикорского. Эдакий шведский Бэтмен, прародитель «Битлз». Именно «Битлз» — потому что больше всего похож на гигантского майского жука
Лет десять назад я прочитал статью, набранную муравьиным шрифтом в какой-то французской газете, — рецензию на книгу «Мама Карлсона и наци». В этой статье излагалась история знаменитой писательницы Астрид Линдгрен. Ее первая юношеская любовь... а потом вторая, и еще много всякой всячины, продираясь сквозь которую, я понял, буквально до ощущения ломоты в затылке, что у Линдгрен был роман с... нацистским офицером... или что-то около этого. Короче, жгучая нацистская тайна, в результате чего родился Карлсон. Конечно, это была версия, но какая убойная! Воображение тут же нарисовало фрекен Бок с плеткой в руке и рыжего чемпиона «по обниманиям», играющего на нервах концерт-фантазию для садо-мазо с оркестром.
Я по-иному взглянул на отроческие фотографии Линдгрен. Нет, ее, конечно, было трудно назвать красавицей, но какой-то шарм, лоск, вуаль страсти в ней были. «Как сладко ты целуешься» — прочел я подпись под фотографией.
Вот что значит писательница реалистической школы — несмотря на пропеллеры, знает жизнь и ценит в ней самое «сладкое». Может быть, она писала для взрослых?
Детство и юность Астрид прошли на хуторе Нэс (близ того самого захудалого городишки Виммербю, что в южной провинции Смоланд, в котором разворачиваются события многих ее повестей) — вдали от «шума цивилизации». Патриархальные нравы: девочки — налево, мальчики — направо; субботние купания в финской бане по раз и навсегда заведенному ритуалу: сначала мама и папа вместе, потом бабушки и тети, а потом уже девочки и работники. Судя по ее воспитанию, я не уверен, что она точно знала, откуда берутся дети. Вероятно, представляла себе испытанного на тысячах поколениях детей аиста с черными ногами и красным клювом, сидящего на гнезде.
Имя ее первого парня сейчас с точностью не скажет никто. Сама она в своей полуавтобиографической книге «Бритт-Мари изливает душу» назвала его Бертиль. Назовем его так и мы. Ибо тогда все будет прикрыто одной и той же завесой таинственности, отдающей запахом страсти. С Бертилем они вместе провели детство и юность.
Ее мама сравнивала жизнь человека с куском теста. Каждый при рождении получает свой кусок и затем лепит из него такую форму, которую сам захочет. От самого человека зависит, «выйдет ли из этого теста ровный и красивый каравай или кривая и косая маленькая булочка». Про Бертиля Астрид говорила, что «если кто и станет ровным и красивым, хорошо сдобренным сливками караваем, так это он». Кулинарный рецепт звучал в ее устах почти как объяснение в любви. Думаю, это ключ к загадке ее скрытого фетиша — зубов человека. Нравится ей человек или нет, зависело от его зубов. Когда ей хотелось дать своему любовнику высшую оценку, она говорила: «У него белоснежные ровные зубы», — точно это было для нее секретным штрих-кодом человеческой натуры, неким безусловным определителем ценностей. Чтобы полюбить человека, нужны хорошие зубы. Чтобы его съесть — тоже. Не скрывалась ли в маленькой хрупкой лисоньке Астрид женщина-людоед?
Я вас очень шокирую, если продолжу «зубной ряд»? Маленький толстый Карлсон напоминает коренной зуб. По любимому в те годы европейцами психоанализу, зуб — это «высокий заменитель» фалла. А фалл — это великолепный летательный аппарат. Когда женщине снится, что она летает, — это значит, она переживает момент счастья. В общем, отсюда и все крыши Линдгрен — плацдармы для любовных переживаний. Гибрид мужика с вертолетом — плод исключительно дамской фантазии.
Только не подумайте, что Карлсон и Малыш как-то связаны. Малыш — это результат угрызений совести Линдгрен, а Карлсон — надежда на избавление от них. О нем — чуть ниже, сначала о ее «крыше» воспоминаний...
Реальный парень Бертиль был не намного старше Астрид. К тому же наделенный чудесным даром смешить людей. Он влюбился в нее и здорово повысил ей самооценку. Очень важно подарить девушке уверенность в ее женской красоте и шарме. Добрый был малый, но не красавец.
«Мужчиной, замечательным во всех отношениях», красавцем и принцем на белом коне был Стиг Хеннингсон — самый главный монстр из прошлого Астрид. Переселенец из Стокгольма, уж непонятно за какие грехи извлеченный из столичного кокона и заброшенный северным ветром в южную провинцию. О том, что он хитрый и надменный, она скажет не ему, а всему свету — в своих книгах. Уверен, что у него есть дети, которые читают ее книги и не знают, что прототип — их папа. Впрочем, имя, которое ему дала Астрид, — Стиг Хеннингсон — вымышленное. Он был хорош своей особой презрительной улыбкой, которая давала собеседнику понять, что ее обладатель испытал в своей жизни нечто такое, что позволяет ему именоваться настоящим мужчиной. Этот Хеннингсон курил как паровоз, что по тем патриархальным временам в шведской глуши было неслыханной дерзостью для неоперившегося юнца. Швырялся кронами и сквернословил — слова простого не мог сказать, чтобы оно тут же не растрескалось на его языке, превратившись в ужасное ругательство.
Астрид была первой, на кого он положил глаз. К решительной подлости его подстрекало то, что Астрид с ходу его отвергла, и он решил во что бы то ни стало ее завоевать, несмотря на то, что у нее был Бертиль.
Может быть, вам покажется это странным, но ее представления о силе любви измерялись ногами. Хеннингсон гулять не любил. С Бертилем она часами гуляла по окрестностям города — и молчали, но это было красноречивее диалога Ромео и Джульетты. Иногда парень выдавал научные названия трав и цветов, которые они топтали своими башмаками. Это было искусство высокого красноречия, помноженное на умение «держать язык за зубами», что в свою очередь давало право его обладателю на любовные променады с Астрид, а ее в свою очередь толкало на самые смелые фантазии — вроде «иметь детей от Бертиля».
Однако, как поется в древнем религиозном гимне: «Опасности встречаются на твоем пути».
За ней ухаживали два парня. А сидеть на двух стульях неудобно.
Однажды Астрид шла по своим делам, выполняя одно из тех многочисленных мелких поручений, которые составляют неприятную часть жизни всякой послушной девушки. Ее дорога лежала мимо пансионата, в котором жили ее школьные друзья. На пороге показался Хеннингсон. Увидел Астрид и закричал зычным голосом: «Иди сюда, тебя ждет Марианн». Марианн — это ее лучшая подруга, с чего бы она стала звать, когда они расстались час назад? Девушка обеспокоенно поднялась по ступенькам. «Она у меня в комнате», — неожиданно заявил Стиг. Астрид вошла к нему — никакой подруги там не было. «Где же Марианн?» — спросила Астрид, догадываясь, что здесь ее не увидит. Вместо ответа Стиг повернул ключ в замочной скважине.
Осталось ли в мировой детской литературе нечто, что могло бы сказать детям об изнасиловании больше, чем пара строк о закрытой двери.
Когда она выходила из дверей комнаты, то нос к носу столкнулась с приятелем Стига. Он удивленно посмотрел на нее...
Наверное, только когда дело дошло до укрупнившегося в размерах животика, ей до конца стали ясны последствия дружбы с мужчинами. Астрид решила совершить паломничество к Господу Богу. Она пришла к Стигу...
— Что ты хочешь? — спросил Стиг.
— Я беременна, — ответила Астрид.
Господь Бог столько раз слышал подобные диалоги, что они перестали трогать его сердце. Стиг — бравый потомок викинга, отказался признать будущего ребенка. И это было равносильно отказу жениться на Астрид.
Умышленно или нет, кто-то из подруг рассказал ей, что Бертиль желая понять, с кем «дружит» Астрид, имел крупный разговор со Стигом, во время которого тот, понукаемый кулаками Бертиля, признался, будто Астрид добровольно пришла к нему в комнату, а когда Бертиль не поверил, привел слова своего приятеля, который видел, как девушка выходила из комнаты Стига. Все было так очевидно!
Возможно, последними словами Стига было что-нибудь вроде: «Она гуляет не только с нами, и кто отец ребенка — неизвестно».
Астрид верила, что Бертиль примет ее любую. Однако идти к нему после того, как он поверил лжи Стига, стало невозможно. Ее охватило отчаяние самоубийцы.
Известие о том, что дочка уважаемого Эриксона беременна, моментально разнеслось по округе... Для провинциальной Швеции 20-х годов это было серьезным оскорблением нравов. К сожалению, родители Астрид не простили дочери ее проступка и отвернулись от нее.
Ей самой предстояло решать, что делать.
Оставаться дома было невозможно. Или самоубийство, или побег. Ей представлялось, что самое укромное убежище — это шумный и сияющий Стокгольм. Там она нашла себе комнату под самым чердаком многоквартирного дома... Кажется, именно в такой поселится в ее фантазиях Малыш... Но это позже.
Знаете, как выглядел Стокгольм середины 20-х годов — праздничная сутолока, сияющие огни реклам, сытые и довольные люди... А знаете, как все это выглядело в жизни Линдгрен? Резиновые сапоги по колено и непромокаемый плащ, в котором она спешит по улицам в поисках работы. Грустно!
Она ничего не умела делать... Плохо представляла, как будет зарабатывать на жизнь. Однако ей повезло... Интуитивно она нашла странное место — мир, где не было мужчин, а барышни имели дело только с печатными буквами — «Курсы машинописи». Она шла на зов эха смутного удовольствия, которое исходило от работы с текстом... Самые первые упражнения для пальцев — набор вслепую собственных имени и фамилии...
Первое время она умудрялась скрывать свой живот. Кто-то из сердобольных женщин рассказал ей, что в Дании, в Копенгагене, есть государственная клиника, в которой можно анонимно родить и отдать ребенка в приют. Не понимая, что делает, Астрид приняла это известие как манну небесную. Паром отвез ее в Копенгаген. Она легла в клинику. К ней никто не приходил, о ней никто не беспокоился... Ей было положено только тепло казенного одеяла, о человеческой ласке пришлось забыть... Роды были тяжелыми...
В канун Рождества — ей было всего 19 лет — она родила Мальчика, которого назвала Ларсом. Фамилию сын получил материнскую — Эриксон, как у телефона.
А потом настало самое страшное... Пора расставания... Она отдала Малыша в приют, а сама вернулась в Стокгольм продолжать учебу. Через какое-то время ей сообщили, что Малыша взяли на попечение в одно бюргерское семейство. Правда, звучит как фальшивая рождественская сказка?
Окончив курсы, Астрид устроилась секретаршей в строительную контору. Начальник был милый человек. Единственная задача, которая стояла перед ней, это добывать деньги на существование. По вечерам она пробовала подрабатывать, копила деньги, лелея тайную надежду съездить к своему оставленному Малышу — его приемные родители сказали ей, что разрешат с ним увидеться. В ее представлении он был один, его забывали кормить... Наверное, он был самым одиноким Малышом на свете.
Чтобы подзаработать, она пришла в известное машинописное бюро Стокгольма, которое искало «очень опытных машинисток». Ее приняла полная внушительная дама с лицом словно у полководца, с поросшей волосами бородавкой на подбородке. Много лет спустя эта дама вынырнет из-под ее пера в образе фрекен Бок.
— Вы владеете искусством машинописи? — спросила она, подозрительно глядя на Астрид.
Та утвердительно кивнула головой. Владеет, да еще как. Фрекен Бок дала ей задание: перепечатать из поваренной книги три страницы за десять минут, а сама деликатно удалилась в соседнюю комнату слушать, как строчит машинка очередной кандидатки. Возможно, что она там просто втихую пила кофе со сливками.
Астрид страшно волновалась. Ведь от этого зависела ее поездка к Малышу. Пальцы попадали не на те клавиши. Когда она через минуту посмотрела на лист бумаги, то увидела сплошную абракадабру, египетские письмена. Ей стало немного страшно — фрекен Бок могла рассердиться и подумать, что ее просто надувают. Астрид тихо встала из-за стола и тенью выскользнула из кабинета. Она боялась гнева Главнокомандующей буквами. И больше не предпринимала попыток найти сверхурочную работу.
Три года она работала секретаршей. Недоедала, получала крошечную зарплату, родители не помогали. Может быть, это была своеобразная епитимья за «прогулки с хвостатым...». Или армреслинг с собственным провидением. Кто кого. Она ничего не просит, и ей никто не помогает.
Как-то она умудрялась накапливать гроши, на которые тайком от всех ездила в Данию — проведать своего Малыша. Хорошая легенда. Кстати, в ее конторе все думали, что лисичка Астрид периодически уезжает к своему богатому любовнику. Однажды, перед самым Рождеством — почему-то все самые мрачные события в жизни Астрид случались именно под Рождество — ей позвонили из Дании и сообщили, что приемная мать ее сына Ларса умирает и мальчонку отдают в какие-то третьи руки.
Астрид заняла деньги, продала кое-какие вещи и выехала в Копенгаген. Она все для себя решила. Забрала своего сына у чужих людей и вдвоем с ним вернулась в Стокгольм. Это был сюрприз для ее домовладелицы.
У крошки обнаружили туберкулез. Денег на врача не было. Хозяин дома косо поглядывал на Астрид, намекая, что с ребенком, прижитым от неизвестного отца, она создает аморальную атмосферу. Астрид всерьез была одержима параноидальной мыслью, что ее Малыша хотят убить или похитить.
Однажды на работе Астрид не выдержала и разрыдалась прямо в кабинете у шефа. На всю жизнь Астрид запомнила эффект, произведенный ее слезами — слезами секретарши и жалостливым рассказом. Но об этом ниже.
Вдруг ее мать написала письмо: вези нашего внука домой — в Виммербю. Родные встречали ее на станции. Торжественно везли в коляске через весь город, раскланиваясь со всеми подряд — это была хорошая пощечина с оттягом и звоном общественному мнению.
Маленького Ларса Астрид оставила дедушке и бабушке, а сама вернулась обратно в Стокгольм. Ее встретил лично шеф... Неожиданно Астрид узнала, что значит, когда раскрываются надежные мужские объятия, и как делает предложение руки и сердца твой шеф... Об этом подробно и иронично у нее написано... «Если бы вы знали, как секретарши выходят замуж — достаточно потока горючих слез, и шеф тает как восковая свечка». Я вас не удивлю, если скажу, что фамилия ее шефа была Стуре Линдгрен и он был лет на двадцать старше нее. Через год она вышла за него замуж, еще через год у них родилась девочка, и в довершение Стуре официально признал Ларса своим сыном. Кажется, ужас кончился.
Астрид стала домохозяйкой. Веселой и счастливой.
Прошлое напомнило о себе только один раз совершенно неожиданным образом. Это было начало войны. Мужа в Стокгольме не было. Астрид поднималась по лестнице своего дома, когда кто-то ее окликнул. Она удивленно обернулась. Увидела мужчину. Это был Бертиль. Призрак из прошлого.
Ее Бертиль, с которым они часами молча ходили по окрестностям и собирали гербарий, ее Бертиль, замуж за которого она мечтала выйти. Он был в военной форме — сотрудничал с нацистами. Ее Бертиль оказался по другую сторону добра.
Тут начинается область догадок. Никто точно не знает, как было дело. Когда-то давно Астрид поклялась его ждать.... Но это было слишком давно. А с другой стороны он был ее самой яркой первой любовью. И надо сказать тоже как версию, что ее отношения с мужем не были на самом деле такими прочными. Она его безмерно уважала, может быть, даже боготворила, но не любила. Кое-какие намеки в ее биографии дают возможость это почувствовать.
Об этом Бертиле и была статья во французском журнале. Автор якобы располагал «памятником» тех встреч — письмами Бертиля, в которых тот рассказывал — уже после того, как Астрид стала знаменита, — что судьба подарила им второй шанс — быть вместе. Насколько они его реализовали — их личная тайна.
В этом романе все высокое и низкое переплелось. Может быть, тогда в сознании переживающей депрессию Астрид появился призрак Карлсона — самого лучшего мужчины на свете, который умеет делать гадости с самой хорошей улыбкой.
Главным последствием встречи с Бертилем, точнее пережитого потрясения, стало то, что в 37 лет Астрид неожиданно стала писать. Наверное, не совру, когда скажу, что ее тянуло вниз — за пределы смысла — к рискованной игре словами, где божий дар теряет свою форму и его можно спутать с чем угодно... Она смогла избежать этого соблазна. Призрак человека в нацистской форме исчез...
Остались какие-то записки офицера, который утверждал, что во время войны общался с Астрид Линдгрен, и рассчитывал на ее симпатию. Воображение требует кисти и пистолета — согнутые в локте руки, грациозный изгиб бедер. Кто знает, кто знает... Пару раз с Бертилем она встречалась.
В 1944 году вышла в свет ее первая книга — «Бритт-Мари изливает душу», написанная на основе ее собственной жизни.
Она выиграла литературный конкурс — обычная домохозяйка с улицы Далагатан в Стокгольме стала звездой. А через год — в конце войны — выходит «Пеппи Длинныйчулок», и это стало началом другой истории... истории ее литературных романов, потому что ее душевные странствия на этом закончились.
Ее мудрый и любимый муж вскоре тихо умрет. И Астрид заживет одна...
А потом появится Малыш, как дань никогда не затихавшей боли, причиненной сыну Ларсу, и Карлсон, «в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил», летящий в небе Стокгольма, — символ несчастной первой любви.
Дмитрий МИНЧЕНОК
|