ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА

...Сегодня почти на всех московских кухнях говорят о военной реформе и альтернативной службе. Все разговоры примерно в одном ключе: реформу провалят, гражданскую службу не разрешат. Но для своего сына я что-нибудь придумаю...

О том, как в России создать армию, приятную во всех отношениях, задал зампреду думского Комитета по обороне Эдуарду ВОРОБЬЕВУ сугубо штатский Борис ГОРДОН

ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА

Тон разговоров о военной реформе, чуть затихший на уикенд защитника Отечества, все взвинченней и выше. Ясно, что тому причиной эпидемия побегов из армии и интриги вокруг альтернативной гражданской службы. Так или иначе, в Москве снова все говорят о военной реформе. А говорят о ней совершенно взаимоисключающие вещи:

1) что реформа назрела, перезрела и высочайше одобрена — значит, состоится;

2) что на самом деле вся армейская верхушка против — так что реформу гнусно и методично замотают;

3) что ее и заматывать не надо — она сама сойдет на нет по нашему исконному раздолбайству;

4) что реформу придумали романтики и чудаки, которые ничего не понимают в суровой армейской жизни.

Вот уж с последним не соглашусь. Потому что самолично знаю человека, который был и остается одним из ключевых экспертов по проблеме и одним из главных «моторов» реформы, при этом всячески избегая саморекламы, тусовок, поз и рисовок. Можете мне поверить, он не романтик и не чудак. Прагматик, каких мало. И уж совсем смешно насчет его слабого знакомства с армией: он офицер, безукоризненно прошедший службу с самых низов до командующего Группой советских войск в Чехословакии и первого зама главкома Сухопутных войск России. Тихий, фантастически корректный и педантичный... генерал. Совершенно не генеральского, скорее профессорского вида. Эдуард Аркадьевич Воробьев, зампред думского Комитета по обороне.

Говоришь с Воробьевым — все настолько внутренне логично, как будто бы ты знал это всегда. Сидишь себе и киваешь. Начинаешь расшифровывать пленку — хватаешься за голову: за час разговора твой собеседник наголову разбил почти все существующие мифы вокруг армии и попыток ее реформировать. Вот вам первый миф: типа на профессиональную армию у нас до сих пор нет ни копейки. Оказывается, что первые деньги на нее смогли найти почти десять лет назад.

— Еще в девяносто втором, когда я был замом главкома Сухопутных войск, правительство Гайдара разрешило взять примерно четверть миллиона (!) контрактников в войска, — вспоминает Воробьев.

— И что, неужели нашли на них деньги? — удивляюсь я.

— Об этом сейчас мало кто помнит, но деньги нашли! Это могло стать первым шагом к настоящей профессиональной армии. Но не стало.

— А что сделали не так?!

— Все, что можно, сделали не так. Можно ведь было укомплектовать профессионалами в качестве эксперимента отдельные очень важные соединения. Попробовать набрать на контрактной основе младших командиров. Можно было в конце концов набрать полк целиком по контракту и через какое-то время сравнить его боеготовность с состоянием обычного полка, набранного по призыву. Посмотреть, как они действуют на учениях, как стреляют... Даже концепция перехода была тогда написана!

— Да вы что?!

— Мы нашли специалистов, которые согласились фантастически быстро написать все необходимые документы. Мы смогли привлечь в эту группу даже людей, которые участвовали в американской военной реформе! Но когда рабочая группа реформаторов вышла на Минобороны, там не то взмолились, не то отмахнулись. Мол, пощадите, нам не до экспериментов...

— А почему они взмолились... или отмахнулись?

— Обстановка в войсках тогда была жутковатой. Двадцать-тридцать процентов укомплектованности. Офицеры в караулах вместо солдат. Или истопниками вместо солдат — представляете? Как раз была зима, которую надо было пережить. И Министерство обороны возложило контроль за набором контрактников на главкомов. Те — на следующих подчиненных. И так далее. Когда года через полтора посмотрели, что получилось, — эффект был шоковый. Представьте себе, где-то в отдаленном гарнизоне (где работы, по сути, нет!) на какую-то должность берут женщину.

— Непременно хорошенькую?

— Воздержусь от оценок. Или комплектуются по контракту должности — все как один начинающиеся со слов «заведующий». Зав. складом, зав. столовой. Ближе к продовольствию, ближе к вещевому довольствию, ближе к топливу... Огромная часть этих контрактников смахивала на заурядных ворюг, с которыми нормальный человек не хотел бы иметь дело ни в армии, ни в гражданской жизни. Конкурсного отбора не было никакого. Учить этих людей никто ничему не собирался.

...Вот и второй миф на моих глазах рушится, что вся соль в принципе комплектования — по контракту или по призыву. Нет, родные мои, все не так просто. Служит у нас милиция по найму, а не по призыву — что, мы ею очень довольны? Что, ее не надо реформировать? То-то же...

— В общем, лучше бы деньги просто разворовали? — ехидничаю я.

— Лучше бы такого набора вообще не было. Тогда был сделан первый, ярчайший, наглядный шаг к дискредитации самой идеи набора армии по контракту. И сейчас, когда слышу бодрые отчеты о том, что у нас процент контрактников повышается, я категорически против такого повышения. Нельзя никого брать в войска по контракту без концептуального осознания, для чего это вообще нужно. Нужен нормальный бизнес-план.

— А есть у вас этот бизнес-план? — любопытствую я.

Вопрос дурацкий: если у кого подобный бизнес-план и есть в этой стране, так это как раз у Воробьева. А все политические лейблы, на сей план наклеенные, настолько не имеют отношения к сути дела, что даже говорить об этом не хочется.

— Есть бизнес-план. Все там расписано. Кто должен вырабатывать очередные решения по военной реформе, а кто затем исполнять их.

— Но это ж чисто бюрократическая рутина! Что это даст?

— Вот сидят и совещаются о военной реформе большие люди, которые затем расходятся по своим рабочим местам. Поговорили, отвели душу и вернулись: премьер — на свое место, президент — на свое. У них полно дел, кроме реформы армии. Будут они заниматься реформой между делом? Спасибо, уже проходили. Чиновник, ответственный за военную реформу, должен отвечать только за нее!

— Министр по военной реформе?

— А что тут такого? Обратили внимание, что концепцию экономической реформы сейчас четко ассоциируют с именем Грефа? Хорошая эта концепция, плохая — отдельный вопрос. Но страна точно знает, что на данный момент за этот участочек отвечает Герман Оскарович Греф. И в случае чего спросить можно именно с Германа Оскаровича Грефа. И это хорошо. Там, где ответственность не делегирована, появляется безответственность. Помните решение о первой чеченской кампании? Его вроде бы принимали все, кто на тот момент находился в политической элите. А вот импичмент за эту войну выносили одному Ельцину! Видите ли, если оформлять все решения о военной реформе только в виде концепций и доктрин, они по определению будут не обязательны для исполнения! И дело в конце концов опять сведется к поручению военным реформировать армию.

— А кому ее еще реформировать?

— Не дело армии реформировать саму себя! Только барон Мюнхгаузен однажды смог сам себя вытащить из болота за волосы. И все, больше прецедентов не было. Для реформ нужен сторонний глаз. Я, например, потому и настаивал всегда на том, что министр обороны должен быть гражданским.

— Что, армия нигде и никогда не реформировала сама себя?! — ошалело задаю я очередной идиотский вопрос.

И генерал Воробьев терпеливо рассказывает дилетанту, что никогда и нигде армия сама себя не реформировала. Экономическую часть концепции американской военной реформы написал студент Гарварда — и ничего, людям в погонах пришлось подчиниться.

— Американцы стали задумываться о контрактной армии после войны во Вьетнаме, — поясняет Воробьев.

— Почему именно после Вьетнама?

— Слышали, что на той войне солдаты офицеров убивали?

— Нет, я тогда был маленьким, — честно признаюсь я.

— А такие случаи были далеко не единичные. Есть данные, что в те годы треть рабочего времени американских офицеров уходила на разбирательства вопиющих нарушений воинской дисциплины! Война, поражение американцев в ней, деморализация армии, огромное недовольство армией в обществе — все это заставило призадуматься о переходе к комплектованию по контракту. Ситуация требовала реформ. Но какое-то время Америка раскачивалась. Часть военных и аналитиков требовали сохранить призывную армию!

— После всего?!

— Представьте себе, да. Примерно до восьмидесятого ничего не происходило. Похоже, что в своей любви пустить все на самотек, в надежде на «авось» американцы очень похожи на нас. И вот в восьмидесятом, видя этот самотек, президент США решил сам возглавить эту работу (кажется, тогда это был Картер. — Б.Г.). Концепцию реформы он и возглавляемая им комиссия выбирали из двух десятков вариантов. Одним из соавторов победившего варианта был студент Гарварда. Студент-экономист. Он тогда готовился защищать диплом. О том, что в перспективе контрактная армия обойдется дешевле призывной.

— Дешевле?!

— Да, он подсчитал, что в перспективе — дешевле. В основе военной реформы в США лежали выкладки студента. Можете себе представить?

— У нас бы это назвали вопиющим вмешательством дилетантов не в свои дела.

— Ну конечно! Потому что вместе с этим студентом проект писали несколько отставных военных, юристы и психологи.

— У нас бы кричали, что дилетанты, студентишки, отставники и пацифисты подняли руку на армию. Что это не реформа, а диверсия.

— Поэтому и нужно военное руководство, которое не только способно выполнять чьи-то решения по военной реформе, но и само убеждено в необходимости этих реформ! Иначе будут брать «под козырек» и вновь и вновь виртуозно находить способы спускать все на тормозах.

— А есть сейчас в Российской армии такие люди, которые не спустят военную реформу на тормозах?

— Так их надо искать! Когда какой-нибудь корпорации нужен сотрудник для выполнения определенных задач, они же обычным порядком обращаются к рекрутерам — и его находят. И здесь то же самое — задайте нужные параметры и ищите!

— Но в армии же нет рекрутеров?!

— Формально таких должностей нет, но механизмы профессионального отбора есть. И весьма неплохие. Сейчас ведь грядут огромные сокращения. Если грядут сокращения, значит, все равно надо проводить профессиональную аттестацию. Чтобы ушли именно те, кто должен уйти, а остались те, кто должен остаться. Есть отличный механизм офицерских собраний. Когда начальник единолично аттестует подчиненных, могут быть хорошо аттестованы подхалимы и не аттестованы профессионалы, пятки начальству лизать не умеющие. Офицерское собрание такой риск исключает.

— Если я вас правильно понял, в армии даже сейчас есть механизм селекции кадров?

— Поверьте, армейские механизмы отбора не хуже, чем во многих гражданских кадровых агентствах!

«...Но кто, кто даст команду запустить эти механизмы в нужном направлении? Чтобы ушли держиморды и остались профессионалы?!» — думаю я. Но спросить не решаюсь. Этот вопрос явно не в компетенции моего собеседника.

— А в чем причина «дедовщины»? Можете объяснить гражданскому человеку? — перескакиваю я на самое затасканное и больное.

— У нас не было и нет подготовленного сержантского состава — вот в чем дело! Представьте ситуацию: два мальчика были призваны из одного города. Окончили там одну школу. Возможно, даже сидели за одной партой. Но один из них полгода учится в армии на механика-водителя, а второй (просто по воле случая!) — на командира отделения. И первый мальчик обречен недоумевать: по какому праву мной командует такой же, как я?! Там, где задаются подобные вопросы, и начинаются неуставные отношения.

— То есть та самая «дедовщина»?

— Да.

— И что нам с этим делать?

— Есть нормальная система подготовки профессиональных младших командиров. Я видел набранных по контракту сержантов в Англии, во Франции и в США. Среди них были и женщины. Вышколенность, внешний вид и корректность такие, что ты только посмотришь на него или на нее — сразу понимаешь, по какому праву он или она уже пять-семь лет командует отделением. А там, где вопроса: «По какому праву?» — не возникает, там и неформальных отношений быть не может.

...Вот и еще один миф обрушен — что можно избавиться от «дедовщины», просто убрав деление на салаг и старослужащих. Мой собеседник рассказывает, что делали так: пусть здесь будут служить солдаты только этого года призыва, а вот там — только следующего. Ничего не помогло. Все равно появлялись «деды», назначавшие себя таковыми уже не по стажу службы, но по размеру кулаков.

«Дедовщина»... Ночной кошмар всех российских семей, где есть сыновья. Вот свежая статистика уклонений от призыва. Она не оставляет никаких сомнений: если завтра армию не реформируют власти, послезавтра можно будет поставить крест на институте призыва, и армия в России исчезнет явочным порядком. Еще одна статистическая сводка: желание уберечь сыновей от службы в армии вышло на одно из первых трех мест среди мотивов эмиграции из России. Злые языки говорят, что за фанатичным нежеланием нашего МИДа сохранить безвизовый режим со странами Восточной Европы (а его можно было оставить, подписав с Шенгенской группой два-три банальных протокола) стоит панический страх остаться без призывников.

Но никакие полицейские меры по удержанию и отлову пацанов не помогут: армия из людей, не мотивированных на служение, армия, в которую забирают, как в тюрьму, будет будоражить нас расстрелами сослуживцев в карауле и побегами с оружием из части. Она будет гарантом нашей тревоги за себя и за детей, но отнюдь не гарантом нашего спокойствия.

По моему ощущению, тот же Воробьев считает, что о рассасывании армии можно говорить уже в настоящем времени. Есть легенда, что однажды на Совете Думы он сказал:

— У России армии нет.

— Эдуард Аркадьевич, все стенографируется! — пытался одернуть его Селезнев.

— Ах это под стенограмму? Тогда еще раз повторяю: у России армии нет!

...Сегодня почти на всех московских кухнях говорят о военной реформе и альтернативной службе. Все разговоры примерно в одном ключе: реформу провалят, гражданскую службу не разрешат. Но для своего сына я что-нибудь придумаю...

Борис ГОРДОН