НИКОГДА НЕ ЗАГОВАРИВАЙ С ИНОСТРАНЦАМИ

Прожить две недели, не слушая глупостей на родном языке, — да за это любые деньги отдать можно

НИКОГДА НЕ ЗАГОВАРИВАЙ С ИНОСТРАНЦАМИ

Внашей семье случился роман. Но я в этом не виновата. Виновата семейная страсть к английскому языку. Последние пять лет мы ездим отдыхать на маленький остров в Эгейском море. Ездим «дикарями», и как называется остров, я никому не скажу даже под пытками. Потому что если скажу, там появятся соотечественники, а прожить две недели, не слушая глупостей на родном языке, — да за это любые деньги отдать можно! (В роковом 98-м мы ради этого даже влезли в долги, что же касается глупостей мужа, то я выслушиваю их все остальные пятьдесят недель в году почти без финансовых потерь.) Помимо нас этот остров исторически облюбовали средние англичане, и мне порой кажется, что муж уже с октября, когда мы возвращаемся, начинает талдычить про следующую осень и Остров именно потому, что в глубине души мечтает сравняться с англичанами хотя бы по этому параметру — длительности общения с Островом.

Он у меня англоман...

В общем, в какое-то из посещений мы подружились с Джун, славной теткой, которую между собой окрестили «лысой бабушкой»: по какой-то причине — какой, спрашивать было неудобно, — у нее вылезли все волосы. Но замечательную веселую Джун это нисколько не смущает, и ни дурацких париков, ни даже скромных панамок она не носит: хотите, любите меня такой, не хотите, не любите вовсе, и так далее. Это «так далее» мне в ней ужасно нравится, и я искренне порадовалась за Джун, когда года три назад она прислала письмо: не сможем мы, мол, этой осенью встретиться на Острове, потому как выхожу замуж, свадьбу играем за мой счет, сами понимаете.

Прошлой осенью Джун снова появилась на Острове — без мужа, который оказался гадом, но зато с подругой Беатрис. Радости — по крайней мере моей — не было предела: сладкий бабский треп на отдыхе, о чем еще мечтать можно! При этом без комплекса вины и без мужниной пилежки — болтать-то приходится по-английски, естественно, а это вроде как не досуг, а работа. И муж готов участвовать в трепе: будучи настоящей копилкой слов и выражений, он впадает в экстаз, когда ему удается уличить в упущениях англо-русские словари.

Беатрис оказалась великолепным материалом для изучения: ее английский был таким правильным и благородным, а произношение столь выверенным, что напомнило мне курс фонетики, штудировавшейся в лингафонном кабинете родного вуза. От ее речей даже слегка попахивало уксусной эссенцией, которой в стародавние времена мы склеивали разодранные магнитофонные пленки.

Мне б, дуре, уже тогда догадаться, что от нее тянет серой...

Примерно через пятнадцать минут после знакомства Беатрис огорошила нас вопросом: читали ль мы Великую Книгу «Мужчины — с Марса, женщины — с Венеры»? Мы не читали, хотя я представляла, о чем речь: очередное феминистское бла-бла-бла про то, как они не понимают нас и не поймут, хоть тресни. Любой женщине, если она не монахиня, сей феномен хорошо известен, еще читать что-то по этому поводу!

Я, будучи ответственной по стране, гордо заявила, что на русский «Дневник Бриджит Джонс» перевели чуть ли не до того, как он был написан, — ну очень быстро перевели! Беатрис про Бриджит Джонс ничего не слыхала. Зато сообщила нам, что Великая Книга напрочь перевернула ее жизнь, в результате чего она решила развестись с супругом Фредом, с которым прожила душа в душу тридцать с лишним лет и с которым имеет двух взрослых дочерей. Мы были потрясены. Мы впервые воочию увидели человека, жизнь которого оказалась буквально перевернутой Книгой!

To make a long story short, т.е., короче говоря, проблема Фреда заключалась в том, что он никогда с ней не разговаривал! Он приезжал со службы в их славный сельский дом и, вместо того чтобы выслушивать сплетни о неправильном поведении жены викария, шел в садик копаться в пионах и подрезать розы.

Тут, памятуя о деяниях мисс Марпл, я осторожно осведомилась, а есть ли у Беатрис шляпки. Да, с готовностью ответила она. Черная — для похорон, салатовая — для свадеб. На описании салатовой я заскучала и, сославшись на жару, пошла поплавать. Муж остался на берегу.

Времени до буйка и обратно оказалось достаточно, чтобы уже во время вечерней трапезы муж целыми абзацами цитировал мне горестную сагу о трех поколениях семейства Беатрис (начиная с бабушки), особенно упирая на изящество некоторых словосочетаний. Из всего процитированного я поняла, что у Беатрис сделались искания. Когда я сказала, что если б со службы в загородный дом возвращался не только Фред, но и она сама, при этом ежедневно и желательно электричкой, то Фредова молчаливость показалась бы ей Божьим даром, — он обвинил меня в цинизме. И припомнил, как я однажды в пылу полемики заявила, что идеальный муж — это слепоглухонемой парализованный английский лорд.

Я действительно это сказала и по-прежнему с собой согласна.

Через пару дней (они были посвящены разговорам, разговорам, разговорам и уточнениям стилистических оттенков некоторых слов и выражений) смутные искания оформились у Беатрис во влюбленность в албанского джентльмена, который работал судомойкой в каком-то кафе и которого мои английские подружки окрестили Смайли, то есть Улыбчивый. Вечером того же дня Улыбчивый пригласил Беатрис на дринк — завтра, в кофейне «Корабельный колокол».

Наутро Беатрис примчалась на пляж раньше Джун, отвела меня в сторону и горячечным шепотом поведала о приглашении и о нравственной дилемме, в которую оно ее ввергло. Оказывается, Улыбчивый нравится и Джун, и Беатрис не знает, что делать: отправиться ли на тайное свидание, что практически невозможно — поселочек малюсенький, в одну улицу, все тайное тут же становится явным, или признаться во всем Джун, и пусть она решает, как им всем троим быть. Я ответила банальностью: мол, последнее дело — ссориться с подругой из-за мужика, и Беатрис воззрилась на меня как на пророка. Мне даже стало как-то неудобно за свой могучий жизненный опыт. Но, как и всякому пророку, она мне не поверила и отправилась проконсультироваться с моим мужем. Он, как ни странно, присоединился к моему мнению.

Беатрис убежала самодоноситься и вернулась через полчаса с сообщением, что благородная Джун уступила ей Улыбчивого. Тут в нравственные страдания впала наша семья: мы-то люди опытные, знаем, чем заканчиваются курортные романы между невинными северянками и страстными южанами, но как сказать об этом Беатрис, чтобы она не обвинила нас в расизме, фашизме и прочих гадостных «измах»? Тем более что Великобритания входит в НАТО, а натовцы гоняли сербов, которые гоняли албанцев, и вроде как получается, что мы, русские, исторически близкие к сербам, препятствуем соединению сердец англичанки и албанца. И наша позиция подозрительным образом совпадает с позицией ЛДПР... Мысль о том, что Беатрис вряд ли слыхала об ЛДПР, в тот момент нам в голову не пришла.

Тут мой находчивый муж предложил Беатрис представить нам Улыбчивого — мы, мол, желаем ей счастья и только счастья, но беспокоимся за Джун, тем более что ее муж оказался гадом, и вот мы как бы случайно зависнем вечером в кофейне «Корабельный колокол», они придут туда с Джун, потом придет Улыбчивый, подсядет к нам, а потом они с Беатрис отделятся, а Джун останется с нами.

Муж (по-русски) пояснил мне, что мы должны хорошенько разглядеть Улыбчивого, чтобы при необходимости суметь составить точный словесный портрет.

Улыбчивый — действительно довольно симпатичный дяденька — явился в сопровождении албанца-переводчика с золотой цепью на шее, в шортах и лаковых штиблетах на босу ногу. После чего переводчик в штиблетах удалился, Беатрис с Улыбчивым пересели за другой столик, а мы остались болтать с Джун обо всем и ни о чем. В час ночи мы ушли домой и всю ночь не спали — боялись за Беатрис. Утром она пришла на пляж живая, но разочарованная: свидание не получилось по причине высоченного языкового барьера. На вопрос: «Как долго вы еще собираетесь пробыть в Греции?» — Смайли, уловив лишь How long... ответил: «Тысяча километров».

Я бросилась в воду, булькая, хохотать, муж остался на берегу. Слушать и отвечать.

Когда я вернулась, отбулькавшись, Беатрис сказала, что она мне завидует, потому что мне в жизни невероятно повезло: я живу рядом с умным, чутким, понимающим человеком, который способен не только выслушать женщину, но и разделить с ней ее взгляды и устремления. Читай: искания.

Будучи ответственной по стране, я сообщила, что в России все мужчины — с Венеры. И что искания они делят просто на раз. Картошку вот не всегда носят, и садик вскопать точно не допросишься, но как у дамочки начинаются искания — они тут как тут.

Беатрис меня не поняла, вернее, поняла по-своему: она решила, что с Марса — я. И устремила искания на моего мужа. Но поскольку за это время я все-таки стала ее подругой, а ссориться с подругой из-за мужика нельзя (ну не умница ли я, а?), а честность — лучшая политика, прямо в лоб и спросила: не возражаю ли я, если она заберет моего мужа с собой в Англию? Потому что в Англии такие точно не водятся.

Муж сидел между нами и по-идиотски улыбался. Он думал, что это шутка. Англоман чертов, так за эти две недели в стилистических оттенках и не разобрался!

Я ответила: «Забирай. Вместе с тремя дочерьми и четырьмя их мужьями, кошкой, собакой, внучкой и «москвичом» с подсевшим аккумулятором. Да, еще есть мужнина тетка из Саратова, которая обожает встречать с нами Новый год — это приблизительно как у вас Рождество, понятно?»

Беатрис решила, что я шучу, муж понял, что я не шучу. Кажется, впервые за две недели он пошел плавать. Я уютно баловалась коктейлем и выясняла у теток, как готовить настоящий английский пирог с почками.

Наступил день нашего отъезда с Острова. Все было мирно, мило и со слезой. Вот подходит катер, вот спускают трап, вот на пирсе появляется Беатрис и бросается на шею моему мужу. Чтобы не смущать, я подхватила все сумки — откуда только силища взялась! — и рванула внутрь плавсредства.

У появившегося через минуту мужа я спокойно спросила: «А что было бы, если б я вот так прощалась с Тревором?» (Тревор — милый инженер из Глазго.) Муж нервно ответил: «Убил бы».

Беатрис звонила нам каждую неделю. Докладывала деревенские новости. Бракоразводный процесс с Фредом благополучно завершился — я не стала уточнять, кто выиграл.

А неделю назад Беатрис радостно сообщила, что нашла через интернет фантастически дешевые билеты в Москву, но у фирмы было одно условие: она должна пробыть в Москве три недели, и она на это согласилась! До чего же муж стал сообразительным, потому что с ходу выдумал месячную командировку в Польшу на музыкальный фестиваль.

Какой фестиваль? Какая Польша?

Я схватила трубку и попросила ее приехать в июне. Все-таки я стерва: как раз начнется дачный сезон, вот пусть она и заставит моего мужа копаться в садике. Должен же он хоть в чем-то сравняться с Фредом.

Наталья РУДНИЦКАЯ