ОЛЬГА КАБО. РАЗУМ СКВОЗЬ ЧУВСТВА.

«Только никаких вопросов про мужчин», — отрезала она по телефону. «Хорошо, мы изведем их каленым железом и зальем серной кислотой», — пообещала я. Правда, без мужчин все-таки не обошлось...

ОЛЬГА КАБО

РАЗУМ СКВОЗЬ ЧУВСТВА

Для Ольги Кабо я оказалась шестым журналистом за две последние недели. Она для меня — молодой и известной актрисой, статьи о которой так часто появляются в СМИ, что надо еще сильно напрячься, чтобы придумать свежий вопрос.

При личной встрече Ольга поражает напором и энергией. Одно дело — читать, что во время съемок она все трюки делает сама, прекрасно ездит верхом и бесстрашно прыгает с пятнадцатиметровой высоты, что медкомиссия признала ее пригодной для полета в космос, совсем другое — увидеть ее воочию. Слишком не вяжется ее хрупкий облик с картинкой стартующей с Байконура ракеты. Ей бы не джульетт играть (или не только их), а каких-нибудь ангелоподобных стерв, злых подружек Джеймса Бонда, на лицо прекрасных и несгибаемых внутри.

Поводом же к разговору стало то, что Ольга получает новое образование — в следующем году она завершит учебу на отделении искусствоведения МГУ. Мы с ней в некотором смысле коллеги.

— Первое время в университете меня никто не узнавал. Помню, я стояла в коридоре, смотрела расписание, а рядом две девушки изучали списки поступивших. Одна нашла мою фамилию: «Ольга Кабо — это актриса?» — «Да нет, — сказала вторая, — я еще в школе смотрела фильмы с ее участием, она не может учиться. Это, наверное, ее дочь». Когда же меня узнали, то стали спрашивать, зачем мне это нужно.

— Действительно, зачем?

— Во-первых, мне история искусства интересна. Во-вторых, для меня учеба как глоток свежего воздуха. Театр и кино требуют отдачи сил, а ведь надо где-то и подпитываться, новые эмоции получать. И, в-третьих, у меня растет дочь, я хочу, чтобы с самого раннего детства она приобщалась к искусству не просто как дилетант, а более-менее профессионально.

Пока я была «в положении» и потом еще полтора года сидела с дочкой и не работала, времени на учебу было достаточно. Я была очень ответственной студенткой, лекций не пропускала и все экзамены сдавала на пятерки.

— И у Расторгуева получили пятерку?

— Нет, у Алексея Леонидовича по «Искусству Средневековья» — четыре.

— Неужели и Возрождение у Гращенкова сдали на пять?

— Да, на «отлично», но у Ивана Ивановича Тучкова, Гращенков на дневном читает.

К людям, которые приходят получать второе образование, на кафедре совсем другое отношение. Педагоги с нами общаются не как учителя с учениками, а на равных: у них — своя профессия, у меня — своя.

В прошлом году я вернулась к активной актерской работе, и уделять учебе столько внимания, как и прежде, не получается. Тем не менее стараюсь учиться на «отлично». Мне стыдно плохо отвечать, хочется во всех областях быть на уровне. Это, наверное, еще старая пионерская закалка.

— Вы сейчас активно снимаетесь?

— Сейчас я занята в трех фильмах, но, к сожалению, в каждом из них есть проблемы, в основном финансовые, отчего возникают продолжительные простои. Планировать свой рабочий график трудно. Телесериал «Салон красоты», так активно стартовавший в прошлом году, замер на семидесятой серии, а хотели снять сто. У меня там главная роль.

Недавно на РТР была премьера фильма о налоговой инспекции «Люди и тени» режиссера Всеволода Шиловского, где я тоже занята. Наконец, я снимаюсь в сериале «Козленок в молоке» у режиссера Валерия Харченко.

— В «Салоне красоты» вы играли selfmade women?

— Да, современную Золушку. Ее зовут Настя, она приехала из провинции в Москву получать высшее образование, провалилась на экзаменах, после чего у нее начались «хождение по мукам» и «мои университеты».

Все сюжетные истории, которые закручены в сценарии, так и остались тайной для зрителей. Мы прервались на том, что моя героиня вынуждена была поверить в смерть своего жениха Павла и вышла замуж за супербогатого олигарха, причем по любви. Ее и Павла ребенок умер — во всяком случае в этом ее пытались убедить все окружающие. А на самом деле ребенок жив — его просто украли. И в конце начинаются прямо-таки мексиканские страсти, а завершается все хеппи-эндом: Павел, Настя и их дитя обретают друг друга.

— А как же олигарх?

— Сценаристы еще не решили, как с ним поступить. Если первые серии были продуманы до мелочей, то дальше сценарий подчас писался на съемочной площадке сообща всей съемочной группой.

К «мыльным операм» у нас относятся предвзято, а на самом деле сериал — очень перспективный жанр. Во всяком случае в России. Кинофильмов у нас снимают мало, «Мосфильм» раньше выпускал 150 лент в год — а теперь сколько? Люди практически перестали ходить в кинотеатры, предпочитают смотреть телевизор. Поэтому сериалы — это искусство для широких масс, а для актера — возможность стать популярным.

Но сериал — это прежде всего отлаженная технология. У нас пока нет такого оснащения, какое есть у тех же американцев. У них съемки — конвейер, и они при этом не теряют качества. А мы хотим и кинематографически оставаться на уровне, и работать быстро. Получается с трудом.

Тем не менее прошлый год был совершенно великолепен с точки зрения нового опыта: быть в кадре семьдесят серий подряд — хороший тренинг. Все вокруг менялось — люди, декорации, костюмы, настроение, я оставалась в центре. Думаю, мы доснимем недостающие серии, ведь предыдущие уже проданы. Я получаю письма: «Где же ваша Настенька, что с ней случилось?»

— Я вас представляла лирической героиней, принцессой. А вы на самом деле достаточно сильного характера. Это вы с возрастом стали независимой и жесткой?

— Наверное, моя внешность располагает к тому, что режиссеры предлагают мне лирические роли. Но я играю и характерных героинь — у Аллы Суриковой в «Двух стрелах», в кинофильмах «Бесы», «Похороны крыс», «Двадцать лет спустя» и других. Даже в самой лирической роли есть характер, его просто надо суметь сыграть.

А потом, вы говорите — жесткость. Наша жизнь требует от женщины сильной позиции. Расслабляться не позволяют обстоятельства. Моя активная позиция, мой путь вносят коррективы и в мои роли. С одной стороны, я по-прежнему играю прекрасные классические роли, а с другой — априори они далеко не положительные. Например, Беатриче в «Много шума из ничего» или Дездемона в «Отелло». Или «Сирано де Бержерак» — последняя премьера в Театре Моссовета, где я играю Роксану, а Александр Домогаров — Сирано. Роксана в поисках больших чувств, она способна на роковые ошибки, она личность тонкая и сложная.

— Как же она все-таки не рассмотрела Сирано?

— Может, женское чутье подвело? Мне кажется, она в глубине души любила Сирано всегда. Их отношения очень интимны.

— Это такие родительско-детские отношения?

— Скорее братские, они ведь брат и сестра. Они друг другу отлично соответствуют, говорят на одном языке, на его остроты она отвечает своими. Это такая любовь-соревнование. В конце концов пусть и благодаря трагическому финалу Роксана осознает, кто ей был нужен. А обрести любовь, пусть и безнадежную, — большое счастье для любого человека.

— Вы не пытаетесь вносить какие-то современные обертоны в свои классические роли? Тот факт, что вы такая эмансипированная, сказывается на вашей игре?

— Я не люблю современные интонации в классических спектаклях, классика требует почтительного к себе отношения. Сейчас во многих московских театрах идет «Сирано», в каждом спектакле режиссеры что-то придумывают — или декорации необычные, или костюмы, или спецэффекты. А мы с режиссером Павлом Осиповичем Хомским сделали классическую историю. Главное в спектакле — отношения, чувства и мысли, все обычное, но у нас люди плачут.

Классику не надо осовременивать, она и без того актуальна. В Театре Российской армии идет спектакль «Сердце не камень» по Островскому. Вечные проблемы: любовь, расчет, разница в возрасте между мужем и женой. Сейчас мы так же, как и в середине XIX века, мучимся и страдаем по поводу того, что соединяет мужчину и женщину — только ли любовь, только ли деньги, или нужно искать баланс, или все дело в душевной гармонии?

— Вы часто играете?

— Одна неделя не похожа на другую. Иногда у меня блоки спектаклей: сегодня — Дездемона, завтра — Беатриче, послезавтра — Вера Филипповна в «Сердце не камень», а на четвертый день — Роксана. После каждого спектакля у меня нет сил. Я потому все время в форме, что работаю много.

— Вы не отказываетесь ни от каких ролей?

— Я по характеру трудоголик. В театре мне предлагают такие великолепные роли, что от них сложно отказаться. А с кино я не могу расстаться, потому что оно моя жизнь.

— По-прежнему совершаете каскадерские подвиги?

— Я прошла этот путь. В начале 1990-х я снялась в фильме «Крестоносец» — одном из первых российских боевиков. Это был очень дорогостоящий проект со сложнейшими трюками, которые могли бы войти в Книгу рекордов Гиннесса. Невозможно даже представить, сколько сил, средств и души вложил в «Крестоносцев» Александр Иншаков, одновременно продюсер, режиссер и главный герой.

В этом жанре я попробовала, кажется, все: я отлично скачу на лошади, фехтую, ничего не боюсь, я единственная актриса — член Ассоциации каскадеров России. Но сейчас у меня другой период. Мне хочется красоты, гармонии, умиротворения.

— И это связано с рождением дочери. Сколько ей сейчас?

— Три с половиной. Наблюдая, как она растет, я поняла, что человек рождается уже готовой личностью. У Тани очень сильный характер, она всегда знает, чего хочет. Я гораздо мягче, из меня можно веревки вить.

— Верится с трудом.

— Можно, но для этого нужен талант. Таня впитывает все как губка. Переубедить ее невозможно — ее можно направить, заинтересовать. Она уже сама себе хозяйка. Мои спектакли она воспринимает по-своему. «Ты сегодня играешь Дездемону? — спрашивает Таня. — И злой муж за тобой бегает? А ты вызови де Гиза (героя другой пьесы), пусть он твоего мужа Отелло отправит на войну, даст ему шпагу, он будет сражаться с врагами и не будет тебя расстраивать».

Соответствовать сказочному Таниному миру, ее идеальным персонажам сложно. Это получается у моей мамы, она с ней на равных. Мама очень сильный человек.

— Она, кажется, была большим начальником?

— Безумно большим. Теперь она руководит только мной, папой и Таней. Мы не сопротивляемся. У нас дружная семья: все жизненно важные решения мы принимаем вместе. Творческие планы, воспитание ребенка, личные проблемы — поздно вечером мы собираемся на кухне и обсуждаем все. Папа у нас ложится рано, а мы с мамой «совы». И Таня «сова», она может заснуть в час или два ночи, а мы после этого еще с мамой общаемся. Так было всю жизнь — и в школе и в институте. Даже когда мы не вместе, я за границей или на съемках, мы каждый вечер разговариваем по телефону.

— Ваша бабушка тоже, очевидно, была сильной?

— У меня в семье вообще недюжинные родственники, а женщины в особенности. Бабушка воспитала четверых детей и четверых внуков. До школы я жила вместе с бабушкой. Зимой она возила нас на Урал, летом — на Азовское море. Она выбирала места, где полезней, поэтому детство у меня получилось образцово здоровым. Потом, как и все советские дети, я ходила в детский сад, в группу продленного дня, во Дворец пионеров. Таня сейчас тоже с удовольствием ходит в садик.

— Ольга, вы такая перфекционистка. А вас не смущает, что вы расстались с мужем и ваша дочь растет без отца?

— Не смущает. У Танюши есть и отец и мать, она никем и ничем не обделена. И еще у нее потрясающие бабушка с дедушкой. У нас прекрасная атмосфера в доме. Даже если мне плохо, если все рушится (бывает такое в жизни), я уверена, что в моем доме меня соберут по частям, склеят, отремонтируют, вдохнут в меня новую жизнь, и я буду летать. Танечке повезло, что она растет именно в таких условиях.

— Я вот прочитала недавно «Дневник Бриджит Джонс», мировой бестселлер, написанный одной английской журналисткой. Героиня — современная женщина тридцати с лишним лет, во всех смыслах свободная и независимая, имеющая дом и работу, отлично понимающая мир и людей вокруг. Но все эти знания не делают ее счастливой, наоборот, она страдает от огромного количества комплексов, начиная от маниакального желания похудеть и заканчивая невозможностью подчиниться хоть какому-то мужчине. Перед вами такие проблемы не вставали?

— Я не очень согласна, что комплексы — производные от независимости. Когда есть прочная база под ногами — работа, уверенность в собственных силах, — жить гораздо легче. Независимость, в том числе и материальная, — это только трамплин для счастья.

— Так ведь смирение при этом теряется.

— А зачем оно?

— Отношения — это же всегда компромисс, необходимость идти на определенные жертвы.

— Я против. Я не хочу быть жертвой, не хочу смиряться. Зачем? Я такая, какая есть. Если я люблю человека, я с радостью отдам ему всю себя, но я вправе рассчитывать на то же самое и с его стороны. Либо мы друг друга одухотворяем и обогащаем, либо надо расстаться. Когда один пассивен, а другой активен — все равно ничего не выйдет.

— У успешных в карьерном плане женщин очень высокие требования к партнерам. Мужчинам трудно этим требованиям соответствовать.

— Мне кажется, любой человек должен соответствовать самому себе, а не чужим требованиям. Главное — не потерять себя. Да, я понимаю, что женщина может уступать, терпеть, но надо ли ей это? Если мы можем построить нашу совместную духовную жизнь без жертв, прекрасно. Вряд ли я смогу любить того, кто заставил меня принести жертву.

Лично я постоянно ощущаю общественный вызов. Ведь каково расхожее мнение? Красивая женщина — значит, обязательно глупая, а красивая актриса глупа вдвойне. И надо доказывать обратное. Бог и родители подарили мне мою внешность, а все остальное я сделала сама.

— Вы продолжаете сниматься за границей?

— Сейчас готовлюсь к англо-киприотскому проекту, где буду играть актрису цирка. Поскольку я люблю все делать без дублера, то собираюсь заняться цирковым мастерством. Мне нравится учиться. В фильме «Умирать не страшно» Льва Александровича Кулиджанова мне нужно было играть на скрипке. Не хочу сказать, что я научилась это делать профессионально, но, если взять кадры, где моя героиня играет в оркестре, вы никогда не скажете, что я имитирую — рука, постановка вполне грамотные.

— Я просто робею перед вашим совершенством... Особенно четверка у Расторгуева меня поразила. А в режиссеры вы не собираетесь?

— Я достаточно востребована как актриса. Сейчас пользуюсь относительно свободным временем и занимаюсь собой и дочерью.

У женщин-актрис век недолгий, и все хотят сохранить молодость. А я вот не боюсь молодость потерять. Но, по-моему, к возрасту нужно относиться философски.

— Но, наверное, возраст не ваша проблема, если вашего здоровья хватило бы даже для полета в космос. Есть женщины, которые не стареют. Ирина Бугримова, например. Ей было за восемьдесят — она хвасталась, как в пятьдесят имела трех любовников: «Не много, но вполне достаточно».

— Я женщинами восхищаюсь. Мне кажется, именно они двигатель прогресса. Мужчины очень часто инфантильны и пассивны. В принципе женщины могут делать все то же самое, что и мужчины, только более талантливо и артистично. Тереза Дурова, например, сделала единственный в мире репертуарный Театр клоунады. Она до сих пор держит артистов в сильном творческом тонусе. Или режиссеры Светлана Дружинина и Алла Сурикова. Алла Ильинична чрезвычайно мягкая, женственная, но, как только начинаются съемки, она меняется, ее все слушаются и боятся. Это женщины XXI века, носители энергии.

Так что возраст и опыт дают мудрость. На своих ошибках не учишься, но им веришь.

— У вас были ошибки?

— Конечно, и я в ту реку больше не войду. У меня есть мечта — получить третье высшее образование, психологическое. Я легко даю дельные советы окружающим, но в своей жизни иногда путаюсь. Может, занятие психологией поможет мне разобраться в себе?

— Я слышала, что для женщин это опасная профессия. Психологи так много знают о человеческих поступках, что в конце концов сами становятся неспособными на спонтанное поведение. Расплакаться, броситься к кому-то на шею, разозлиться — нормальные, типично женские реакции — для них невозможная роскошь. Они не живут, а анализируют.

— Знаете, во мне столько спонтанности от моей первой профессии, что доля анализа совсем не повредит.

Людмила ЛУНИНА