Полтора года назад я рассказал в «Огоньке», как работал комментатором в бригаде РТР на летней Олимпиаде в Сиднее. Я снимал сюжеты, комментировал теннис и, наконец, написал об этом статью, после чего думал, что ни к первому, ни тем более ко второму меня точно не подпустят, ну а третье отпадет само по себе...
НЕ ТА ОЛИМПИАДА
Тем не менее с обновленным составом телебригады я как опытный ветеран ночью четвертого февраля высадился в аэропорту Солт-Лейк-Сити.
Начальник спортивной редакции РТР Василий Кикнадзе, который подозрительно хорошо ко мне относится, слово в слово повторил то, что я уже слышал полтора года назад: «Поедешь наставником, будешь учить молодых и присматривать за ними...» Заранее скажу, что если я отучил «молодых» писать перед каждым вторым прилагательным «очень» и использовать слово «практически», то, можно сказать, съездил не зря.
КАК Я РАБОТАЛ ПРЕСС-АТТАШЕ
Для меня зимние Олимпийские игры 2002 года начались еще в сентябре 2001-го. Мой старый друг (по стажу, а не по возрасту) Вячеслав Фетисов, человек, о котором я снял два фильма и три телепрограммы, после своего утверждения старшим тренером сборной, как само собой разумеющееся, между прочим, заметил, что теперь я пресс-атташе его команды. Учитывая вышеперечисленное, вряд ли он мог поступить иначе. Но все же было обидно, что это объявление произошло не в торжественной обстановке.
Правда, я еще долго называл Славу «так сказать, тренер сборной», а себя «так сказать, пресс-атташе» в силу тех возможностей, которыми нас наградила родная федерация, мягко говоря, Фетисова не переваривающая, а меня не замечающая. На всякий случай я взял у Фетисова письмо, которое гласило: «В силу данных мне полномочий (ха-ха-ха. — В. М.-К.) я назначаю Виталия Мелика-Карамова...» Один раз эта бумага пригодилась. При пересечении шереметьевской таможни.
Есть еще одна тема, которую коротко не изложишь, но которая ждет своего часа. Напоминаю, что в полуфинале американцы забили нам все три шайбы, играя в большинстве. Умение сражаться в большинстве-меньшинстве отрабатывается постоянно на тренировках — это аксиома для тех, кто знает хоккей. В десятки раз возрастает потребность в наигранности стандартных комбинаций, когда команда собирается из хоккеистов, представляющих разные клубы. Гретцки после финального матча сказал Фетисову: «На последний этап вышли те, кто нормально провел общий сбор». Великий Уэйн ошибался. Летом занимались вместе и чехи, и скандинавы, только мы, гордые во всех отношениях, своих олимпийцев не пригласили в Москву. Фетисов, напоминаю, был назначен тренером в самом конце лета. Подписал контракт, но денег на сбор не получил. Да и о каком сборе можно было говорить, когда уже начинался регулярный чемпионат НХЛ. Однако возможность потренироваться вместе еще оставалась. Губернатор Тюменской области Сергей Собянин готов был помочь нашей сборной, и Фетисов летал к нему в Тюмень. Что из этого получилось? Настоящий детектив. Но не об этом сейчас речь.
4 февраля. Волевым решением Володя Гомельский поселил меня с собой в номере: «Я знаю, ты тоже куришь». Я и вправду курю, с четвертого класса не бросал, но пару сигарет в день. Володя уже с утра сидит в кресле с трубкой в зубах и читает американские газеты. С сигаретой он смотрит вечерами баскетбол. Я с интересом ждал, когда, как во всех фильмах, в гостинице, где курить запрещено, сработает противопожарная сигнализация и на нас обрушатся потоки воды. Не дождались.
5 февраля. Первая трагедия Олимпиады. Аккредитовались, пришли в офис, где уже несколько дней как обосновались наши технари. Чтобы до них добраться, надо прошагать по выставочному комплексу, переоборудованному под пресс-центр, не менее километра. В комнате, где сидит та часть бригады, что занимается техническим обеспечением, другими словами в аппаратной, на стене висят электронные часы с табличкой «местное время» — они идут, и «московское время» — они стоят. На мой вопрос «почему?» Леонид Михайлович Таубе, несменяемый руководитель телеспециалистов, горестно заметил, что в часах был найден мертвый таракан. Надо же, встречу с астероидом 70 миллионов лет назад в отличие от динозавров тараканы пережили, а перелет из Москвы не удался. Наверное, слабеет подточенное дустом и московской экологией племя.
Никто не догадался притащить в Америку мою сумку с выданной мне олимпийской формой. Поэтому я себя чувствую солдатом, которому не хватило сапог, и он в строю марширует в тапочках. Тем более Кикнадзе распорядился, чтобы все, кто в кадре, надевали форменные куртки, а у меня ее нет!!!
Правда, мне Вася обещает, что его друг, пылкий Петр Цанава, отвечающий за экипировку всей нашей олимпийской команды, в беде меня не оставит.
Первая загадка Олимпиады. Туалет. Две двери — «М» и «Ж». Рядом — третья дверь, «Унисекс»(?!).
Вышел в коридор, навстречу полицейский с овчаркой. У собаки на ошейнике висит аккредитация.
6 февраля. Еду на работу по 15-му хайвею и оглядываюсь по сторонам. А слева от меня хребет Васатч (надо думать, предгорье Скалистых гор), справа — Соленое озеро — Солт-Лейк. Из всей нашей бригады, да что там бригады, из всех здесь находящихся российских журналистов, я, вероятно, единственный, кто был в Шушенском. Даже два раза. Что делает мой рекорд абсолютным. Так вот, дорога очень похожа на ленинские места, если бы справа протекал Енисей.
Днем ездили на открытие «Русского дома». Что такое «Русский дом», требует отдельного рассказа... Пройти мимо этой чудовищной «клюквы» невозможно.
«РУССКИЙ ДОМ»
Идея национального дома не наше изобретение. В центре Солт-Лейк-Сити были открыты двери и чешского, и норвежского домов... Наш же находился на дальней, но дорогой окраине города, куда зайти так же невозможно, как пройти в пресс-центр мимо охраны. Но даже подъехать к «Русскому дому» дозволялось по особому приглашению. Наивная наша конькобежка решила навестить «частицу родины», но дальше порога ее не пустили. Там проходило мероприятие!
Назвали бы «Русский дом» охотничьим домиком, как это было у советской номенклатуры, и дело с концом. Потому что вместо национальной открытости, ради чего «дома» создаются, чая, бубликов и, наконец, балалаек — томная певица романсов. Абсолютно китчевый американский дом, к тому же русской дамы, его настоящей хозяйки, со своим представлением о прекрасном, складывающимся из советского прошлого, помноженного на американскую провинцию. Рядом — симпатичный муж-американец, к счастью, плохо понимающий, что вокруг происходит. Эта пара не пропускала ни одного мероприятия и, похоже, даже не съезжала со второго этажа.
7 февраля пошли с Поповым посмотреть тренировку танцоров. Протопали километров пять, потом выяснилось, что вход за углом. В холле мимо нас, пока мы отдышивались, козленком проскакал Гена Карпоносов. Совершенно серьезно многие здесь его называют мистер Линичук. Он отзывается. Мудрая Эрна Наумовна, мама Гены, сначала загнала его в фигурное катание, запретив играть во дворе в футбол. Потом, когда катание кончилось, — в жены к Наташе. Истощенный Попов рвался съесть сосиску за пять долларов. Я не разрешил, сочтя подобное святотатством. Наш шеф по безопасности Александр Владимирович N нашел единственное в пресс-центре место, где хот-дог стоил доллар. Вот что такое спецслужбы.
Дима Губерниев настолько проникся моим положением «скажи-ка дядя, ведь недаром...», что совершенно искренне спросил: «Виталий, а вы не помните, что происходило в Америке в 1859 году?»
Вечером нас с Кикнадзе пригласил в ресторан его друг, легендарный Петя Цанава. Перед вами такая картина. За столом армянин, то есть я, два грузина и телеведущий Володя Соловьев. Подходит кто-то из посетителей, спрашивает, откуда мы. Соловьев — гордо: «Российская делегация!» На мою просьбу о куртке Цанава, как настоящий кавказский человек, ответил: «О чем говоришь, дорогой, сделаем! Звони!»
8 февраля. Проезд на машине к любому олимпийскому объекту — как проверка на строевую выучку в американской армии. Открывают сразу капот, багажник, четверо (среди них обязательно женщина) ложатся под каждое колесо. Все это с криками-командами. Любо-дорого, чудо-богатыри. Рядом паркуются автобусы, которые въезжают в зону без досмотра.
Вечером олимпийский огонь зажгла команда бывших студентов, победившая в 1980 году в финале сборную СССР из фиктивных военнослужащих. Американцы гордо называют этот акт вызовом! Знать бы заранее, где обоср...шься, да еще с профессионалами-звездами. Это я об американцах.
9 февраля. За завтраком смотрю CNN, а там интервью с Галей Коэн, мамой американской фигуристки Саши Коэн, третьим номером в их олимпийской команде. В прайм-тайме полчаса обсуждается ее разговор по телефону с президентом США. Хотя сама перекличка Коэн — Буш продолжалась полторы минуты. Представляете, мама Ягудина полчаса в «Добром утре» рассказывает, как ей президент Путин сказал: «Здравствуйте!», и что она перед этим думала, и как была одета.
Обычно главы государств открывают Игры с правительственной трибуны, а Буш пошел на места, где сидели американские спортсмены, и оттуда произнес традиционное заклинание: «...объявляю Игры такой-то зимней Олимпиады открытыми». Рядом с Бушем на трибуне оказалась бесхитростная девочка Саша, которая набрала по мобильному домашний номер. «Мама, ты знаешь, кто стоит рядом со мной!» — и сунула телефон президенту. Что делает человек, которому всучают поднятую трубку? Он говорит: «Алло?» Галя Коэн спросила: «Кто это?» — «Я президент Соединенных Штатов Америки Джордж Буш, а кто вы?» — «Я мама Саши Коэн». — «Очень приятно»... И все. Мама Саши Коэн — коренная одесситка. И я полагаю, что это был первый телефонный разговор американского президента с жителем славного приморского города. Пусть даже и бывшим.
10 февраля. Вечером шел на фигурное катание, встретил в толпе Иру Роднину. Единственную нашу трехкратную олимпийскую чемпионку на Игры не пригласили. Наверное, потому, что она сказала в интервью, что нашего президента Федерации фигурного катания никто не любит, включая собственную жену.
Но Роднина не была бы Родниной, если б смирилась с таким плевком. В результате — она почетный гость американской телекорпорации. Я не знаю, любит ли президента Федерации фигурного катания России его жена или нет, но подозреваю, что действительно его любить не за что. Роднина — это Роднина! Ее русское имя золотом вписано в историю мирового спорта, а из всех функционеров в ней пока только один Пьер де Кубертен.
11 февраля. Мои молодые клиенты все как один (но в разной степени) знают английский язык, все понимают, что и как надо снимать (но это уже совсем в разной степени), все остроумны (почти в одной степени), но как только «берут в руки ручку», то есть садятся за компьютер, высыхают до состояния воблы. Впечатление такое, будто их учили в институтах по отчетному докладу товарища Брежнева на XXI съезде КПСС.
Вечером поехал встречать Фетисова. Неожиданно собралось много корреспондентов. Когда они насели на Славу, он мне сунул свой кейс. Кикнадзе заставил меня сделать о приезде Славы сюжет, предварительно надев на меня свою куртку.
Фетисова приехал встречать и Цанава, которому я напомнил, что все вокруг в своих куртках, а я, чтобы сделать короткий репортаж, вынужден одалживаться у чужих.
12 февраля. Свершилось! Я получил красную куртку с надписью RUSSIA на спине. Теперь я ничем не отличаюсь от всех остальных! В этот день на «Боско» одевали Фетисова, а он меня представил как пресс-атташе сборной. Поэтому мне еще выдали и сумку, а в ней еще сумку и рюкзак, две шапочки и лыжные штаны.
Последний раз я вставал на лыжи первокурсником в середине шестидесятых. Сдавал зачет и заблудился в Сокольниках. К ночи меня преподаватель на трассе нашел. «Откуда ты?» — грустно спросил он. «Из Баку», — ответил я, пытаясь идти «коньковым ходом» за четверть века до того, как его изобрели...
13 февраля. Утром пошел в ближайший от отеля супермаркет, купил два букета. Сегодня у Тани Тарасовой день рождения. 55! Долго обнимались с ней и целовались. Один букет я преподнес от себя; другой, выйдя на улицу, чтобы «картинка» получилась яркой, от телекомпании — Артем Шмельков. Тема, смущаясь, как кавалер на первом свидании, всучил, вытянув руку, букет. Отстраненность жеста Таню не смутила, она и пунцового Тему расцеловала. Благодаря куртке и я попал в кадр. Спасибо, Цанава!
Дальше я поехал с Темой в Олимпийскую деревню организовывать съемку с первыми прибывшими НХЛ-овцами. В деревне режим уже близок к атомному производству. Сама деревня — это кампус местного университета. Обстановка, приближенная к спартанской. Поскольку американцы строят и такие бараки, и даже свои дорогие двухэтажные дома из фанеры, то внутри все гнется и прогибается, будто находишься в декорациях. По коридору бодро шагала миниатюрная Тамара Москвина, но даже под ней пол проседает. «Наконец и мы в центре скандала». Это она о признании французской судьи, что на ту давили. Потом вроде выяснилось, что давили на нее канадцы с американцами. Короче говоря, две золотые медали — это полный бред со спортивной точки зрения. Со стороны же шоу-бизнеса — это классный промоушн. Ну что бы имела наша пара, став единоличным чемпионом? Приглашали бы в шоу, платили бы тысячи. А тут сразу зовут на миллионы. Вероятно, из всех наших фигуристов Сихарулидзе и Бережная станут, дай-то бог, самыми богатыми.
К вечеру добрался до пресс-центра. Прошел все этапы проверки на пронос оружия, взрывчатки и порошка «антракс».
Сережа Анисимов, настоящий заместитель Васи, а не мифический, как я, сказал: «Меня еще никогда в жизни так не охраняли».
14 февраля. Сегодня первая тренировка у хоккеистов. Раньше всех приехал я с камерой и корреспондентом, потом Третьяк. Гуляем с ним в ожидании команды. Владик у меня спрашивает, по какой формуле пройдет турнир. Я все напутал, забыл про предварительный круг. После тренировки он мне: «Какой же ты корреспондент, если ничего не знаешь?» Я ему: «А какой ты тогда тренер национальной сборной?» Как ни странно, Владику это замечание понравилось.
Пока Ягудин на пьедестале, вокруг Тарасовой собрались начальники, все ее поздравляют. Целует одноклассник Никита Михалков, который всем рассказывает, какая была у Тани восхитительная фигура в 10-м классе. Тут на середину круга выходит Мишин и громко объявляет: «А теперь прошу поздравить меня. Два моих ученика получили олимпийские награды». Немая сцена. «Ревизор». Даже за словом в карман не лезущая Татьяна Анатольевна оторопела. Ягудин перешел к ней от Мишина четыре года назад и за это время успел дважды выиграть чемпионаты мира, а теперь еще и Олимпийские игры. Правда, спустя пару минут Тарасова пришла в себя и радостно сообщила Мишину: «На следующей Олимпиаде я тебя возьму к себе хореографом».
15 февраля. ...После матча, скромно выигранного у белорусов, которых все потом громили, включая и нас, на что и попались шведы, кто-то из наших задал Фетисову по российским меркам провокационный вопрос, забыв, вероятно, что Слава уже тринадцать лет живет в Америке: «А что вы думаете по поводу гимна?» — «Замечательно, — ответил Фетисов, — любого хоккеиста-канадца разбуди ночью, он вам этот гимн напоет».
Когда мы остались одни, я у него спросил, что он сегодня утром сказал команде. «Я им посоветовал забыть, как они играют в НХЛ. Мы должны вернуть наш прежний хоккей, когда один за всех и все за одного».
16 февраля. Самое страшное на этой Олимпиаде — еда. Что-то более или менее приличное можно найти в городе. Но для этого надо, как по Жванецкому, встать, одеться, пройти километр, выйти на улицу, а там еще куда-то съездить, чтобы съесть кусок нормального мяса.
У меня теперь упоминание о Макдоналдсе вызывает приступ дурноты. В Сиднее в огромном зале делали барбекю — мясо на решетке, включая и мясо кенгуру. Здесь тоже открыли скромный прилавок с барбекю. Лучше бы они этого не делали, точнее, лучше бы я его не пробовал. Поскольку американцы искренне считают, что пиццу придумали они, то в пресс-центре она имелась в любом количестве. Впечатление такое, что и ее и остальную еду американцы начали собирать в заморозке за год до начала Игр. Самое интересное, что вся эта малоаппетитная продукция продавалась по каким-то немыслимым ценам. Бумажный стакан с пакетиком чая, вероятно изготовленного из той же бумаги, — доллар. Постоянным моим меню стала жареная картошка из Макдоналдса, все равно из-за непрекращающегося недосыпа потолстеть невозможно.
17 февраля. За минуты до пресс-конференции уговариваю Сергея Федорова отвечать по-русски. Хотя бы на русские вопросы. Федоров категорически отказывается. Но уже за столом честно пытается говорить на родном языке. Именно пытается, потому что видно, как он подбирает слова. Поскольку вопросы большей частью специфичные, связанные с хоккейной терминологией, он переводит их в уме с английского на русский.
18 февраля. Утром на матч нашей сборной с финнами еду на автобусе с женами хоккеистов. На самом деле автобусов два, они небольшие, человек на пятнадцать. Жены их арендовали в отеле сами. Ни федерация, ни руководство делегации об этом не побеспокоились. Про внимание, которое дороже денег, опущу, как наивность, граничащую с глупостью. Жена Валеры Буре с грудным ребенком в корзине, жена Гончара — почти на сносях. Так закаляется будущее американское поколение.
У окна в шиншилловой шубе жена Фетисова — Лада, рядом — кинозвезда и подруга Алексея Яшина — Кэрол Альт в дубленке с рукавами, как у русских скоморохов. Обе, скажем в недалекой молодости, работали моделями. Щебечут без остановки. Лада учит Кэрол новым словам. Кинозвезда очень старается, но проблема с буквой «ы». Все остальные жены, кроме, естественно, младшего Буре (она тоже американка и тоже киноактриса), начинают хором выводить слова с «ы». Я оторвался от журнала, который читал. Красавица Альт показала мне язык.
Мы с Кикнадзе придумали, чтобы дочки игроков сборной спели российский гимн, тем более что Ларионовы пением занимаются специально. Отвезли текст гимна в гостиницу, чтобы они его ночью учили.
19 февраля. Встретил у пресс-центра Фетисовых, Ладу и Настю, вместе с Леной Ларионовой и тремя ее детьми: Аленой, Дайаной и младшим Игорем, у которого во рту леденец. Без него он звереет. Пришли в студию. Дети одеты в майки российской сборной. На спине у Насти, естественно, — «Фетисов», у Ларионовых, понятно, — «Ларионов». Запели. Вместо гимна получился джаз. А Алена просто завела спиричуэл. Патриоты бы их растерзали, но получилось необычно. А что бы сказал сам Сергей Владимирович, чей сын в это время ходит в обнимку со Славой, услышав свои слова с приличным американским акцентом, уму недоступно.
Несколько часов репетиций. Наконец что-то записали. На Антона Фохта, классного компьютерщика и исполнителя проекта, без слез смотреть невозможно. Леденцы, видимо, закончились, поэтому Игорь Ларионов-джуниор въехал ногой в собственную сестру. Перед этим Лена рассказывала, что Игорь, мечтая о сыне, говорил: «Представляешь, он будет играть в футбол, его возьмут в «Манчестер Юнайтед», и мы с тобой переедем в Европу».
Теперь в стране есть три ребенка, знающих слова национального гимна.
С Ладой и Анастасией пошли в «Микадо». По сравнению с пресс-центром цены в этом дорогом японском ресторане выглядят умеренными. Вчера днем его суши дегустировали жены, на следующий день там ужинала команда. Чувствуется большое разнообразие ресторанов в этом процветающем городе.
20 февраля. Утром — сплошной дождь. Сегодня матч Россия — Чехия. Кто проиграл — вылетает. Имея за плечами одиннадцать финалов чемпионата мира, следовательно приобретя свои приметы, я вспомнил, что при такой погоде сборная СССР всегда выигрывала. Но неизвестно, распространяются ли приметы на сборную России, да еще столь своеобразную. Кстати, через два дня, в день полуфинала с американцами, вовсю сияло солнце.
После матча выхожу на лестницу, а внизу хором поют: «Хэппи бездей ту ю!» Стоит кружок, в середине смущенный Юрзинов, а хором депутатов и высших чиновников дирижирует вице-премьер Валентина Ивановна Матвиенко. Слава мне после матча: «Юрзинов, когда все кончилось, говорит: «Я еще ни разу не проигрывал в день рождения». Я ему — что же ты, Владимир Владимирович, до матча этого не сказал?»
Довольный Фетисов рассказал байку. Встретил он Брукса, тренера сборной США, той, что в 1980 году обыграла нашу непобедимую «ледовую дружину», впрочем, Херб и сейчас тренер олимпийской сборной, собранной из лучших игроков НХЛ. Кстати, большое заблуждение думать, что самый звездный состав у нас. Мы просто знаем только своих: Буре, Федорова, Яшина. Но в НХЛ не три звезды, а три десятка, и большая их часть как раз в команде США.
...Итак, Слава встречает Брукса и спрашивает: «Херб, скажи честно, сколько вы заплатили Тихонову, чтобы он в Лейк-Плэсиде снял после первого периода Третьяка?» — «Много, Слава, очень много, а тебе заплатим еще больше».
На прощание около Олимпийской деревни я сказал Фетисову: «Честь сохранили, теперь надо добывать славу».
21 февраля. За завтраком, когда я давился ненавистным разогретым биглем с маргарином, ко мне подошел Николай Попов, которого его друг Жолобов называет Колей Люберецким. По месту проживания. После того как полтора года назад в «Огоньке» было напечатано его натуралистическое двухстрочное стихотворение о случке двух кенгуру, Попов теперь себя считает большим поэтом. Вместо «здравствуй» он сказал, что пришел порадовать меня новым произведением. «Радуй», — разрешил я, полагая, что после такой еды хуже не будет. Как все поэты, Коля гнусно и нараспев, впрочем, он обычно всегда так и говорит, простонал: «Какая боль, какая боль, я не увидел Сару Абитболь...» (Абитболь — французская фигуристка, получившая травму накануне Олимпиады). «Ну как?» — спросил стихотворец. «Впечатляет», — ответил я.
Как в допинговом скандале вели себя наши начальники, напоминать бессмысленно. Мягко говоря, неумело. При этом они разожгли такие страсти, что я на одном из официальных сайтов прочел: «Белый флаг, измазанный звездами и полосами...» Не слабо. Суперпатриоты вышли из засады. В лучшие застойные годы такого я и в «Правде» не читал, не говоря уже о «Советской России».
Да, нас придавливали. Но не только нас. Никто русских специально не выделял. Честная Олимпиада может существовать только на сказочном острове, где судья скорее застрелится, чем опозорится. Но такого острова нет. А есть Москва 1980-го с 80 (восьмьюдесятью!!!) золотыми медалями. Никто же тогда не стеснялся. Другое дело, что советские начальники испугались такого своего усердия и эту цифру спрятали. Там была политика, тут правят деньги. Единственное, что утешает, что это только цветочки. Увидите, что будет в олимпийском Пекине летом 2008 года!
Несмотря на то, что мы от Москвы на противоположной стороне земного шара, тут же пришло известие, что президент недоволен нашими представителями в Международном олимпийском комитете. Напомню, их двое. Виталий Смирнов и Шамиль Тарпищев. Шамиль стараниями спортивных начальников задвинут на периферию. Мол, у вас с теннисом все получается, вот дальше и не лезьте. На мероприятие любого характера (от олимпийского бала до заседания Госсовета) его приглашать «забывают». Что же касается вице-президента МОК Смирнова, то он был замешан в скандале, связанном со взятками, полученными членами МОК, голосовавшими за Солт-Лейк-Сити. Как после этого ему выступать?
22 февраля. Джо Лено, ведущий одного из самых популярных в Америке ночных шоу, выступил с таким ответом: «Русские нас пугают, что сейчас уедут. Ой-ой, как мы испугались», — и скорчил страшную гримасу. Как говорится: «За что боролись...»
Сегодня матч с Белоруссией. Матч за третье место. Так на стадион ехать не хотелось, что опоздал на игру. Американцы отчаянно поддерживают белорусов. Завтра мы узнаем, что канадцы, «отдохнувшие» в полуфинале на белорусах, обыграют американцев, измочаленных в матче с нами. Наша будущая маленькая радость.
Наконец все заканчивается, прямо на льду вручаются бронзовые медали. Все игроки, кроме одного, по очереди подъезжают, обнимаются с тренерами. Потом они красиво бросают букеты на трибуны. После игры сижу вдвоем со Славой в его клетушке в раздевалке. Он говорит: «Первый раз в жизни так боялся проиграть». Я ему: «К тому же игра без мотивации». Он: «Ты с ума сошел, а позор?» Вечером Хабибуллин скажет: «Как же так, приехать сюда и быть пассажирами. На груди ведь герб!» — «А на спине — фамилия», — добавит Фетисов.
Впервые не только на Олимпиадах, но можно к ним еще и приплюсовать чемпионаты мира, команда играла следующий матч, да еще за третье место, спустя пятнадцать часов. Такого даже в НХЛ нет. Вероятно, регламентом хоккейного турнира занимались те же люди, что организовали Игры в Солт-Лейк-Сити.
23 февраля. Вечером прием хоккеистов в «Русском доме». Толстый и красный функционер зазывает Сергея Федорова приехать на родину в Псковскую область. Изможденный Федоров отбивается как может: «Мы, зарвавшиеся миллионеры...»
В кресле развалившись сидит 13-летний Тарпищев-младший. Вокруг него Настя Фетисова, Дайана Ларионова и две младшие дочки хозяина дома. Я толкаю Ладу, показывая ей эту пастораль. «Мормон», — говорит жена старшего тренера.
В это время идет награждение всех неосвоенных значками «Заслуженный мастер спорта». Кравчуку его выдали под шумок во второй раз. Герои советских Олимпиад от такого кощунства с ума бы сошли.
Уезжаем в микроавтобусе вместе с Борзовым — 101-м членом МОК. 100-й — Тарпищев, который всем представляет Борзова как последнего белого, побеждавшего в спринте, что святая правда. В автобусе идет профессиональный разговор о мотивации. «Как, — спрашивает Фетисов, — заставить отдаваться до конца игрока с гарантированным на годы контрактом в десятки миллионов?» И сам же отвечает: «Только отлучением от игры, не выпускать, держать, что расценивается как оскорбление».
Добираемся до «Шератона», где живет большинство жен. Команда уже сидит в ресторане. Мы устраиваемся в баре. Рядом Яшин и Кэрол играют в бильярд и целуются. К нам подсаживаются Хабибуллин и Гончар, а потом по одному подходят все игроки. Просят у Славы прощения.
24 февраля. Утро. Дождь. 15-й хайвей. Горы слева от нас закрыты дождливыми облаками.
В приемнике «Игл» поет «Отель «Калифорния». Я думаю о том, что все же мы чересчур хмурая нация, но зато они чересчур радостная (кстати, вполне искренне, а чего им не веселиться). Они в прайм-тайме могут с восторгом говорить о фигуристе, занявшем шестое место, наши с «бронзой» готовы повеситься.
Прибежали американские телевизионщики меняться куртками. И я продал родину (или «Боско»?), отдав им с таким трудом полученную красную куртку с нелепым орнаментом на рукаве в обмен на синюю с черным куртку NBC.
Но предательство всегда наказуемо. В этот же вечер резко похолодало, я продрог, наша куртка была намного теплее, и в конце концов уже в Нью-Йорке на обратном пути слег с гриппом.
Поздним вечером прощальный ужин все в том же «Микадо». Тарпищев с сыном, Борзов с женой Турищевой (где он ее раньше прятал?), семья Фетисовых и мы с Васей — неразлучная пара. Мы с работы, подошли позже, прямо к оживленному уже разговору, где Слава обещал жене, что пойдет теперь в нью-йоркские таксисты. «То есть купишь таксопарк», — уточнил Тарпищев.
25 февраля. За завтраком корреспондент «НТВ-плюс» Дима Чуковский, сын Анны Дмитриевой, пересказывает мне позавчерашнюю газету «USA today», где статья о жалобах сутенеров по поводу провала их бизнеса (привезли кучу девок, а они никому не нужны) и заметка по поводу предполагаемого отъезда российской сборной стоят рядом и занимают одинаковое место.
Пресс-центр выглядит как декорация к фильму о третьей мировой войне. Картину дополняют звонящие без перерыва мобильные телефоны, запертые в сейф. Их предусмотрительно туда собрал Сережа Смирнов, отвечающий за наши контакты с фирмой, носящей неприличное название ЕБЮ, что всего лишь означает — Europen Broadcasting Union.
Не хватает только, чтобы по пустым коридорам ветер гонял бумаги.
26 февраля. Полтора часа простоял на улице, чтобы попасть в здание аэропорта. Увидев очередь внутри, я понял, что на самолет не попаду. Рядом в короткую очередь «ферст класс» вливались Долина с мужем. Дружите, ребята, со звездами — мой запоздалый совет молодым корреспондентам, которые уже оказались не в зоне моего влияния.
Пристроившись к супругам, я ускоренно добрался до обыска. Нормальным американцам влезть в чужую очередь не пришло бы в голову.
Стояние на улице меня доконало. Перед глазами от высокой температуры все поплыло. Короче: Light the fire within — «Зажги огонь в себе» — лозунг этой Олимпиады.
Виталий МЕЛИК-КАРАМОВ