Она почти каждый день четыре часа работает в прямом эфире. Кого-то ругать, впрочем как и возводить на пьедесталы, — не ее темы разговора. По сути, она о музыке как таковой старается и вовсе не говорить. «Это как в старом анекдоте, — поясняет она. — Встречаются на пляже одной из здравниц гинеколог и рабочий с завода. Работяга реагирует на каждую проходящую нимфу: «Смотри, какие девочки!.. А ты лежишь пузом кверху, никакой реакции». Гинеколог терпел-терпел, не выдержал: «Представь. Приезжаешь ты на пляж, а вокруг станки, станки, станки...» Вот и я, как тот гинеколог...»
Ксения СТРИЖ:
ОНИ НОСЯТ БРЮКИ КЛЕШ В ПЕРВЫЙ РАЗ. А МЫ В ТРЕТИЙ!
Она держит внимание — и еще как! — тем, что вылавливает в музыке человеческий фактор. И гости, жалующие к ней на «Стриж-тайм», уже привыкли к тому, как она разбирает по косточкам их человеческие пристрастия и установки на жизнь. И оттого автоматически возникает еще одна интрига — подсмотреть и за ее реакциями, за ее личной позицией, нащупать, в чем же ее-то «человеческий фактор»? Но тут наталкиваешься на парадокс. Участвуя в создании моды на ту или иную звезду, то или иное звучание, фактически работая на массовый стереотип, сама она каким-то странным образом от любого стереотипа всячески отбрыкивается. И тем самым еще раз наводит на мысль, что сейчас все увереннее складывается когорта деловых женщин, которые отказываются от морали, под которой ходило не одно поколение. Эти вумен — причем без всяких агрессивных деклараций своего женского суверенитета — отстаивают не просто экономическую независимость. Они строят жизнь по тем канонам, к которым пришли своим умом, своими чувствами — личным опытом. И доказывают, что это та мораль, тот компас, которые всегда укажут (куда бы ни заносило), как вырулить.
ПОГОДА В ДОМЕ
Она не то что не скрывает своего возраста, скорее, даже гордо выдает — 36. Впрочем, при таком мальчишеском стиле, который она сама на себя надела, их ей и не дашь. И все же, похоже, она нисколько не эпатирует, когда заявляет: «Если бы мне кто-то предложил вернуться в юность, я бы ни за какие деньги не решилась. Я еще приплачу, чтобы мне сейчас сорок было. Серьезно. Вообще жизнь начинается с тридцати лет. До этого — такая лажа! Пропущенное время... Вспоминаю себя лет в семнадцать — ну какая же я была дура! Все, что ни делала, — одна глупость. У меня были бесконечные несчастные любови, меня обманывали, пользовались по-негодяйски. Мне кажется, что я любила, а меня воспринимали этак: «А вот дурочка моя...» Необычайная легкость бытия ко мне пришла только к 30 годам. Сейчас намного легче себя чувствую, уверенней, что ли. Глаза другие стали. При этом я ни о чем не жалею. Потому как отвечаю за каждую морщинку у глаз, за каждый свой вставной зуб. И нечего смеяться! У нас же какая была стоматология? Садистическая. Я так боялась лечить зубы, что требовала их просто вырывать. Поэтому былые потери приходилось напряженно восстанавливать. Так что, повторяю, отвечаю за каждый вставной зуб, за каждый крашеный волос. Потому что, мне кажется, каждый сам выбирает себя...»
Судя по всему, она не лукавит. Работа над собой началась уже в шестнадцать лет, когда, заполучив паспорт, девочка из интеллигентной семьи (отец Ксении — заслуженный вахтанговец Юрий Волынцев, он же пан Cпортсмен из «Кабачка «13 стульев»), как говорится, сделала родителям ручкой и ушла из дома. С установкой — надо самостоятельно осваивать жизнь — она «пахала» посудомойщицей, продавщицей кваса. Была даже дворником. («В дворники пошла исключительно потому, что работающим студентам в те времена давали комнату в общежитии. Зато получила свой угол и начала обставлять его старой мебелью, которую находила на помойках», — поправляет она.) Она все же отдала родителям должное и поступила в Щукинское театральное училище. Все вроде бы обещало, что династия Волынцевых займет свою нишу в истории театра. Но очень скоро стало ясно, что ее — с таким-то озорным веснушчатым лицом — с радостью приняли бы разве что в Центральный детский театр. Но играть зайчиков и пионеров ей совсем не хотелось. Тогда хотелось просто жить. И, желательно, ни от кого не зависеть. После училища она отработала два года в театре. Пока однажды друзья ей не рассказали, что на новую радиостанцию требуются ведущие. Она рискнула. И вдруг нащупала свое место. Тогда для отца она придумала «отмазку»: «Лучше я каждый день буду говорить свои не очень талантливые слова, чем чужие, пусть даже гениальные...» Папа сразу зауважал: «Лапа, как сказано!» Такое впечатление, что в тот момент и сработал в ней какой-то внутренний механизм. Она уже не искала приключений на свою голову. Они уже сами ее находили.
— На самом деле те истории, в которые мы все попадаем, — уточняет она, — они же извечные, те самые 33 сюжета, которые многократно обыгрываются и в литературе. И весь нюанс в том, какой у человека внутренний климат.
— У тебя, похоже, тропический?
— Примерно так. Вот есть Питер, где солнечных дней много меньше, чем в Кишиневе или Тбилиси. Мне свойственнее быть веселой и улыбаться 360 дней в году, а приблизительно 5 дней — грустить. В зависимости от этого и создается ощущение жизни...
— Естественно, напрашивается вопрос: и как же создается эта «погода в доме»?..
— Я так считаю: люди столько проблем себе надумывают... А в жизни на самом деле все легко и просто! И человек — как растение. Нужно только поливать время от времени и удобрять...
— Это у нас уже семинар по ботанике получается... Ну хорошо. А в чем суть теории культурных и безкультурных растений?
— Ой, не люблю я теперь философствований. Все самокопания уже в прошлом. Куда-то прорываться, побеждать — у меня нет ни настроения, ни потребности. Как есть, так и есть. Мне кажется, главное в жизни — не суетиться. Все в жизни рушится, когда хочется всего и сразу.
— А этот климат твой зависит от того, есть рядом любимый мужчина или нет?
— Конечно, вне любви жизнь как-то посерее. Но вообще-то я очень быстро забываю ощущение «вне любви», поскольку оно у меня, как правило, очень кратковременно. Иначе я, по всей видимости, вовсе не могу существовать. Если практично на все это посмотреть, то, расставаясь с одним человеком, я уже готова к встрече с другим. И любовь меня сама находит.
ВСЕГДА ТРЕТИЙ МАКАРЕВИЧ
— В тот год я училась в МГУ на вечерних курсах теле- и радиожурналистики. Уже работала в «Европе плюс». Однажды сокурсница — из знакомых Макара — говорит: «Я вчера была на даче у Макаревича. Ему очень нравится твой голос, мечтает познакомиться. В следующие выходные он приглашает меня. Но при условии, что я приеду с тобой. Поедешь?» Я подумала-подумала и решилась: «Ну, раз уж так — поеду...» Это было в понедельник. А в среду я чем-то отравилась и не вышла на работу. Именно в этот день в студию пришел Макаревич: «Меня интересует Ксения». А меня-то и нет. А через несколько дней после занятий мы большой ватагой поехали обмывать квартиру парня из нашей группы. Пируем. Вдруг звонок. Я снимаю трубку, слышу: «Могу я поговорить с Ксенией Стриж?» Я была в шоке, потому что и сама не знала номера этого телефона. Насторожилась: «А кто ее спрашивает?» И из трубки раздается: «Андрей Макаревич». Ничего себе, думаю, розыгрыш! «Иди на фиг!» — отрезаю я и вешаю трубку. Через секунду опять телефон трещит: «Это Андрей Макаревич». Я, не задумываясь, снова посылаю абонента на три буквы. И тут опять звонок: «Не бросай трубку, это правда Макаревич!» Андрей пригласил меня в гости, причем немедленно. Я сказала, что по ночам к посторонним мужчинам не езжу. Кроме того, даже если и прибуду, то только с большой компанией. Тогда он велел приезжать к нему со всеми приятелями. Короче, уговорил. Так и познакомились. Пока все развлекались как могли, Макар водил меня по дому. А часов в пять утра спокойненько так сказал ребятам: «Первая электричка через 15 минут». И все понуро потянулись в сторону станции. А я осталась. В тот же день Андрей предложил: «Собирай вещи и переезжай жить ко мне». Получилось как в сказке.
— Он потом объяснил, как угадал тебя?
— Просто... в воздухе было чудо. Иначе не объяснить. Потому что, если я этот сюжет увидела бы в каком-нибудь фильме, я бы обругала сценариста: «Ну накрутил, ну преувеличил!» Ведь он мог меня не найти, или, напротив, мы могли познакомиться, но закончилось бы это все глубоким разочарованием...
Тем более что мы познакомились в самый глупый момент моей жизни. Мне было 25 лет. Я же была жуткой максималисткой. Сначала делала — потом думала. Я с ним лучше стала. Андрей очень добрый и щедрый. Именно он научил меня двум важнейшим вещам, которыми большинство людей не обладают и оттого портят жизнь себе и окружающим. Первое: уметь сказать «нет!» даже самому близкому человеку. Второе: знать себе цену — в прямом и переносном смысле. Например, мне звонят: «Ксения, вы у нас на презентации не поработаете?» Я: «А где, когда?.. Да, хорошо, поработаю». И кладу трубку. Макар: «Ксюльда-Матильда (он так меня звал), а сколько тебе заплатят?» — «Я не спросила, мне неудобно...» — «Что значит, неудобно? Первая фраза, которую ты должна была сказать: «Сколько это будет стоить?»
— Одна моя близкая знакомая имела роман с известным писателем. Сокрушенно рассказывала, как тот, любитель батальных сцен, целые дни преодолевал Альпы по следам Суворова, завоевывал новые земли по маршрутам Александра Великого. До «земного», не говоря уже о быте, редко опускался. «Я, — говорил, — не Вася Иванов, я принадлежу народу!» Но в самые зыбкие моменты, когда муза грозила его покинуть, он выходил из своего кабинета, раскрывал объятия и патетично произносил: «Возлюбленная, сегодня мы предъявили ультиматум Византии!» Вот она, не простая жизнь музы. Но сколько в этом можно найти творческой сопричастности.
— В наших отношениях с Андреем мне больше всего нравилось, что вся творческая сторона проходила очень незаметно друг для друга. Разбудить среди ночи: «Дорогая, послушай, я написал песню...» — такого не было никогда. Я понятия не имела, когда он писал песни. А потом раз — и альбом вышел. Было такое ощущение, что так, между делом, он успевал съездить на гастроли. Никаких разговоров.
|