НЕЮБИЛЕЙНЫЕ ЗАМЕТКИ

Вчера был юбилей. Григорий Явлинский в окружении соратников по борьбе, друзей, коллег и знакомых праздновал 50-летие. Светских хроникеров решено было не приглашать: чай, не эстрадная звезда...

Григорий ЯВЛИНСКИЙ

НЕЮБИЛЕЙНЫЕ ЗАМЕТКИ

А поутру они проснулись...
Григорий Алексеевич сразу предупредил: юбилейных заметок не будет.
Да я, собственно, и не настаивал

— Когда исполняется 50 лет, за тебя говорит твоя биография. А интервью о себе вроде бы как уже и не нужны. Такова особенность публичной политики. Кстати, в чем, по-вашему, заключается работа человека, всерьез ею, этой политикой, занимающегося?

— Не знаю. Наверное, в произнесении красивых и зажигательных речей.

— Нет, работа в том, чтобы задумываться, каким вырастет следующее поколение, насколько в будущем экономика страны окажется конкурентоспособной, удастся ли нам сохранить свои культуру, уклад, образ жизни, словом, размышлять над всем тем, фундамент чего необходимо закладывать сегодня.

— А что, по-вашему, закладывают сейчас?

— Во всяком случае, не фундамент. Скорее уж, по традиции строят времянку. Иначе обратили бы внимание, например, и на образование. У нас ведь за последние десять лет выросли люди, не умеющие читать и писать! А их сейчас призывают на действительную службу в армию...

— Кому вы адресуете претензии, Григорий Алексеевич? Сегодняшние восемнадцатилетние оболтусы должны были учиться писать и читать в 90-м, когда вы работали в Совмине и лоббировали программу «500 дней», а значит, вам делить ответственность за случившееся.

— Конечно. И мне и вам. 90-й год здесь, правда, ни при чем, как, кстати, и «500 дней». А о чем вы тогда писали, я просто не знаю... Что же касается ответственности в прямом смысле, то в России вообще нет традиции отвечать за сделанное или несделанное. Мы же не в Аргентине, где Кавальо приходится сполна оплачивать все счета. Кстати, он же и к нам приезжал в 1998 году, предлагал услуги. К счастью, этого удалось избежать...

— Ладно, мы живем не в Южной Америке, а в северной Азиопе, но и здесь должен же быть какой-то спрос с властей предержащих?

— Наверное. Но я не прокурор и не судья, не претендую на то, чтобы оценивать или устанавливать меру чужой ответственности. Это не моя задача. Я занимаюсь другим. Мне важно понять, что происходит, объяснить это людям и сформулировать собственную политическую линию.

— Вы понимаете, что происходит?

— Да, ведется целенаправленная работа, которую можно назвать строительством корпоративного бюрократического государства, или, если вам больше нравится это выражение, управляемой демократии.

— А вам какое определение симпатичнее?

— Второе мне кажется слишком мягким. Корпорация — точнее.

— И кто же, по-вашему, входит в нее?

— Корпорации в политике обычно создаются небольшими группами людей, которые могут быть милитаристами, националистами, фашистами, крупными коррумпированными ворами. Эта группа, заняв командные высоты в государстве, управляет СМИ, судами, выборами, крупными финансовыми потоками. Прибрав к рукам рычаги власти, корпорация в состоянии очень долго проводить в жизнь ту линию, которая ей нужна и удобна. Это никак не связано со страной или обществом. Группировка узурпирует власть и реализует собственную политику.

— Повторю вопрос: кто они, эти узурпаторы, Григорий Алексеевич?

— А вы сами уточните фамилии тех, кто принимает решение, что показывать по телевидению, а что — нет, кого избирать губернатором, а кого с помощью суда снять с дистанции, какую компанию обанкротить, а какой отдать еще один кусок собственности... Это и будет ответ. Историк, оценивая события прошлого, находится в более выигрышном положении: он знает, чем дело закончилось, поэтому волен игнорировать одни факты, делая акцент на других. Политик рискует. Вы посмотрите в окно, увидите, что там все тихо и мирно, и подумаете: о каких группировках он говорит? Но фокус в том, что именно так всегда и происходило: светило солнце, по улицам гуляли люди, а потом вдруг оказывалось, что у власти находится фашистский режим. Вспомните, в Германии нацисты победили не путем переворота, а в результате выборов. Итоги их работы в 1936 — 1937 годах в Европе оценивались весьма положительно...

— Разве?

— Было такое, было...

— Значит, и нам надо ждать хунту?

— Мы уже своего дождались. Сегодня перед нами результаты системы, складывавшейся в течение последнего десятилетия. Конечно, страной правят не фашисты и не милитаристы, а достаточно узкая группа людей, управляющих крупными финансовыми потоками, контролирующих природные ресурсы, естественные монополии, а также многое другое, включая телевидение и прессу. СМИ находятся в стопроцентной зависимости. Это не означает, будто установлен сплошной контроль за всеми без исключения газетами, журналами и телеканалами — в этом нет острой необходимости. Нынешний режим отличается от тоталитарного тем, что не уничтожает демократические институты, а подчиняет их, приспосабливает под себя и свои нужды. Все начинают работать на один результат.

— И я?

— Это уж пускай ваши читатели вам отвечают...

Впрочем, иногда встречаются отдельные строптивцы, которые не хотят идти в ногу. Нет, их не линчуют, не казнят на дыбе. Все проще: их замещают, меняют на других. Например, существует Союз журналистов России, который почему-то перестает устраивать власть. Его никто не распускает, не запрещает, просто рядом возникает другая организация, которая выполняет те же функции, но называется иначе, скажем Медиа-союз. Он плавно отодвигает Союз журналистов в сторону и работает. Если вдруг и Медиа-союз отобьется от рук, тогда для наведения порядка можно применить и иные методы, вплоть до уничтожения непокорных. Возьмите последние конфликты на телевидении. В советские времена НТВ или ТВ 6 попросту национализировали бы. Сидел бы чиновник и указывал, что показывать, а что — нет. Сегодня система действует хитрее: она меняет собственника. Конфликт называется «спор хозяйствующих субъектов», а это уже рыночная ситуация, в которую государство вмешиваться не должно. Оно и не вмешивается. Зачем? Неугодный власти ведь все равно проспорит...

Так что происходящее сегодня, на мой взгляд, вполне вписывается в логику последних лет. Идет цементирование созданного. Власть укрепляется. Она, видимо, усилилась уже настолько, что стала думать и о собственном имидже. Забавно видеть, как группа волков проводит конференцию, например, о защите прав овец. Смешно, когда в президиуме заседают вожаки стаи и те овцы, которые живы остались...

— Это вы о чем?

— Скажем, о конференции о свободе прессы, которая не так давно прошла в Москве. Там рука об руку сидели душители журналистов и их жертвы. Мило дискутировали, весело смеялись. Правда, больше смеялись первые...

Сейчас нормой стали методы, впервые в полной мере испробованные во время президентской кампании 1996 года. Тогда повсеместно начали применять тотальный контроль за прессой, манипулирование сознанием, фальсификацию результатов голосования. Опыт удался, практику его применения решили расширить, использовать активнее. Вот и доиспользовались...

— И что дальше?

— Да ничего. Будем жить.

— Вас ситуация устраивает?

— Нет. Мне совсем не хочется, чтобы моя страна уходила с мировой политической сцены, хотя все идет именно к этому.

— А чего хочется-то, Григорий Алексеевич?

— Чтобы Россия была страной свободной и удобной для жизни, чтобы мои дети ей гордились, чтобы могли хорошо работать и хорошо зарабатывать здесь. Словом, хочу, уходя из жизни, быть спокойным за сыновей, за их будущее и за страну, которую им оставляю.

— Не рановато ли вы об уходе заговорили?

— Я не тороплюсь...

— Может, пока мы все здесь, перечислите, загибая пальцы, что нужно сделать для обретения желанного спокойствия за завтрашний день?

— Очередность задач определить трудно, не готов сказать, за что именно следует хвататься первым делом, а за что — вторым. Если провести аналогию с медициной, то у больного, о котором мы говорим, проблемы не только с сердцем, но и с почками, печенью, легкими... Лечить надо все и сразу. Реформа образования важна? Чрезвычайно! А нужды пенсионеров требуют решения? Немедленного! Нельзя больше откладывать на завтра поиск ответов на вопросы, накопившиеся у военных. Нужна профессиональная армия, и срочно! Необходимо искать политический выход в Чечне, иначе эта рана никогда не затянется, а будет только разрастаться, пуская новые метастазы по стране. Пора остановить ввоз в страну ядерных отходов. Это чревато серьезнейшими проблемами...

— Многовато первоочередных задач набирается, боюсь, разуваться придется, на руках не хватит пальцев для счета.

— Я же сказал: больной находится в тяжелом, запущенном состоянии...

— Опасаетесь, что облучение ядерными отходами его окончательно добьет?

— Вы поезжайте в Чернобыль и позвоните мне оттуда.

— Знаете, я уже ездил.

— И после этого у вас остаются вопросы на эту тему?

— Атомщики говорят, что деньги, полученные от переработки отработанного ядерного топлива, как раз и пойдут на экологические программы.

— Не надо ля-ля! Деньги украдут, а отходы останутся.

— Если считать, будто при любом раскладе все стибрят, тогда вообще ничего делать не стоит.

— Видите ли, одна история — когда к вам в карман лезет чужая рука и вытаскивает кошелек. Это, безусловно, неприятно, обидно, хотя, к сожалению, подобное давно для нас уже не новость. Но вдвойне противно, если та же рука взамен кошелька подсовывает вам смертельно опасную гадость. И ведь от этой дряни вам уже не избавиться, она так и будет лежать в кармане! Со всеми вытекающими отсюда последствиями...

Конечно, если исходить из логики, что мы все отсюда смоемся, тогда и обсуждать нечего. Можно и ядерные отходы в Россию тащить, и прочую пакость. Но... Знаете историю лягушки, которая попала в кастрюлю, стоящую на огне? Сперва, пока вода была холодной, лягушка чувствовала себя весьма комфортно, ей стало еще лучше, когда вода потеплела, но температура продолжала повышаться...

— Если лягушка не полная дура, она успеет вовремя выпрыгнуть.

— Кое-кто уже попытался...

— И как?

— Тем, кто высунулся, быстренько объяснили: возвращайтесь в кастрюлю, сидите там и не рыпайтесь. В том-то и загвоздка, что вариться будем все вместе...

Вот вы попросили меня перечислить самые животрепещущие проблемы, решение которых нельзя откладывать, и не дали договорить. Я же не все назвал. Или вам уже хватило?

— Почему? Можем продолжить.

— Надо налоги снижать, чтобы малые и средние предприниматели хоть чуть вздохнули, дух перевели.

— Так ведь Путин сейчас об этом и говорит.

— А мы обо всем говорим. Три дня — о беспризорниках, три дня — о спорте, три дня — о борьбе с преступностью, три дня — о военной реформе... Теперь, видимо, пришел черед налогов. Давайте покричим, создадим видимость бурной деятельности. Ведь посмотрите: казалось бы, снизили с этого года подоходный налог до 13 процентов, но в целом сумма налогов все равно возросла. Это и есть бюрократическая корпоративная система в действии. Она живет по своим принципам. У нее правительство может быть только фискальным, поскольку оно не знает иных способов получения доходов, кроме вытаскивания из вас всего, что только можно. Если бы удалось установить налог на дыхание, то, не сомневайтесь, ввели бы и его, а потом с чистой совестью брали бы с вас процент за каждые вдох и выдох. Вон в городе Екатеринбурге умудрились одновременно взимать налоги и с продаж, и с добавленной стоимости. Подобного нигде нет. А у нас есть!

— А вы на что, Григорий Алексеевич? Вы ж к Путину в Кремль периодически ходите. Аль робеете рассказать президенту, что его сатрапы творят?

— Я говорю, но надо делать. И не периодически, а постоянно. Впрочем, Путин и без меня все знает. Надежда на то, что в один прекрасный момент президенту надоест играть во все это и он захочет стать настоящим государственным деятелем. Тогда, наверное, закончатся безумные и бесплодные совещания в Кремле, на которых рождаются «гениальные» предложения типа проведения в стране Дня малого бизнеса...

— А что взамен?

— Например, всякий, у кого годовой оборот, скажем, до 30 миллионов рублей, платит только 13-процентный подоходный налог. (В разных регионах сумму можно сделать разную). И чтобы ни одна сволочь этого человека не трогала! Ни одна! Ведь может Путин, когда захочет, продемонстрировать волю, довести дело до конца! Сумел же он проявить себя абсолютно неординарной личностью, реализуя после 11 сентября новый внешнеполитический курс России. Как окружение ни давило, устоял, поскольку увидел, прочувствовал стратегический интерес нашей страны в сближении с Америкой и вхождении в антитеррористический альянс. Впрочем, вполне возможно, что во внешней политике не сформирована та самая группа захвата, о которой мы говорили ранее. Когда же речь заходит о внутренних делах, то тут уже включается вся бюрократическая система. У нее свои движущие механизмы, она никому не позволит переступить через себя.

— И какой выход? Смотреть, как Путин барахтается в одиночку?

— Расчет на то, что все большее число граждан поймут свои интересы и начнут за них бороться.

— Выйдут на улицы, объявят забастовку?

— Верно. Станут голосовать на выборах, не позволят мухлевать, подтасовывать их итоги. Других цивилизованных, демократических способов добиться своего человечество еще не придумало. Во всяком случае, мне они неизвестны.

— Может, стоит поискать?

— Но вы же не берете у меня интервью по коллоидной химии? Ни я, ни вы в этом ничего не смыслим. Вы пришли поговорить о состоянии дел в обществе, о том, как добиться прогресса. Я вам и отвечаю. Если предположить, что и в этом мы с вами не разбираемся, тогда надо расстаться и не морочить друг другу голову. Повторяю, я глубоко убежден, что очень важно научить людей видеть зависимость между тем, за кого они проголосовали, и происходящим в стране. Когда-то я был в Бразилии, и больше всего меня поразило, что чуть ли не восемьдесят процентов бразильянок, среди которых очень много безграмотных, не знают о существовании связи между половым актом, зачатием и последующим рождением ребенка. Благо, последнее событие несколько отдалено во времени от первого... То есть сексуальные контакты сами по себе — и дети сами. Но мы же с вами живем не в Бразилии, наши люди грамоте обучены, должны понимать, к чему приводит безответственное поведение на выборах. Сегодня выбираешь, поддавшись уговорам неведомо кого, не следишь, что твой депутат предлагает, отстаивает, какие решения защищает, а какие — блокирует. Вообще не контролируешь, как он голосует в Думе! И завтра расплачиваешься за «удовольствие»... Людей умышленно оболванивают, а мне это не нравится.

— А что-то вообще вам нравится, Григорий Алексеевич? Кроме борьбы, в вашей жизни осталось что-то хорошее?

— А в вашей?

— Не обо мне разговор. Я о вас спрашиваю.

— А я о вас.

— У меня все нормально, Григорий Алексеевич. Маленькие житейские радости.

— Вот и здорово! То же и у меня. Я вообще хотел бы, чтобы у всех были основания радоваться жизни.

— И чему же вы радуетесь?

— Вот пятьдесят лет исполнилось. Хороший повод для семейного праздника... Просто у меня работа такая, что я вынужден говорить не о личном, а об общественном, а тут уже поводов для веселья и оптимизма гораздо меньше...

— Значит, десять лет вашей, Григорий Алексеевич, титанической борьбы за правое дело никого ничему не научили? Все зря?

— Абсолютно нет! Может, сил оказалось маловато, чтобы радикально изменить, в корне переломить ситуацию, значит, надо добавить.

— Да где ж их взять?

— Наивно полагать, будто я один раз встречусь с человеком, произнесу, как вы выразились в начале интервью, красивую и зажигательную речь, и слушатель тут же встанет под мои знамена. Так просто не бывает. За каждый голос приходится бороться. Чтобы набрать критическую массу союзников, с чьей помощью можно реально бороться за власть, надо пройти длинный путь. Я иду.

— Но ощущение, что в дороге вы не находите, а теряете.

— С чего вы взяли?

— Сужу по итогам выборов. Какие цифры у вас были в 1991-м и какие стали в 2000-м, а, Григорий Алексеевич?

— Просто десять лет назад меньше манипулировали людьми и результатами. Но мы знали, что садимся играть с шулерами...

— Чтобы победить их, и вам придется передергивать карты, подбрасывать крапленые?

— Нет, ни в коем случае. Бороться надо только честными методами. Отрезали меня от телеэфира, значит, пойдем другим путем — от двери к двери, от человека к человеку. Есть такое хорошее выражение: побеждает не самый сильный, а тот, кто идет до конца. В России часто все ломалось из-за того, что люди опускали руки и говорили: все, сдаюсь. Нельзя капитулировать! Я не сдамся. Повторяю: буду считать, что не зря боролся, если смогу объяснить всем согражданам взаимосвязь между уровнем жизни и избранной нами властью. А уж наши с вами дети пусть приходят и продолжают начатое дело. Если захотят...

Андрей ВАНДЕНКО