Маримба — древний африканский инструмент наподобие большого ксилофона. По звучанию напоминает арфу. Симфоний для маримбы еще не писали, но ведь и альт до Башмета считали недоделанной скрипкой. Как и виолончель до Ростроповича. Может быть, благодаря Льву Слепнеру маримба станет инструментом ХХI века, как стали таковыми для века ХХ альт и виолончель?..
НЕСКУЧНЫЙ ЛЕВ или КАК ВОЗБУДИТЬСЯ ОТ СИМФОНИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ
9 мая 2002 года в Москве в шестой раз состоится День Булата Окуджавы. В день рождения поэта на Неглинной улице состоится концерт москвских бардов, затем действо переместится на балкон «Школы современной пьесы». Вечером в театре Окуджаву будут вспоминать известные поэты, писатели, артисты.
«...Понимаешь, когда я работал в оркестре, иногда ловил себя на мысли, что мне... скучно. Вот звучит, допустим, симфония прошлого века. И в ней есть несколько совершенно идеальных, гениальных кусочков, которые хороши до писка. Но! Иногда мне стало казаться, что звучит совсем не то, что ХОТЕЛ сказать композитор, а некие формальные конструкции, которые предписаны музыкальными правилами того времени: обязательные вступление, развитие, параллельная тема, могучий финал, четырехчастная форма... Ударнику в отличие от других музыкантов приходится постоянно считать паузы, и это дало мне возможность как бы изнутри наблюдать за структурой произведения, за замыслом композитора... Постепенно появлялись собственные мысли: здесь бы я сделал так, а вот это вступление с такой тщательностью не стал бы играть...»
Нет-нет, это не бред малообразованного модерниста. Это мысли человека, 20 лет оттрубившего в музыкальных учебных заведениях, включая Гнесинскую академию. Он — Лев Слепнер. Композитор. Руководитель ансамбля «Маримба плюс». Этот коллектив стал очередным гостем огоньковских вечеров «От Москвы до самых до...», которые призваны извлечь из потемков на свет все хорошее и прогрессивное, но пока не шибко известное в нашей стране.
...Маримба — такой древний африканский инструмент наподобие большого ксилофона. По звучанию чем-то напоминает арфу — только возможностей в маримбе побольше. Когда Лев увидел маримбу, в нем «что-то перевернулось», как писали в романах времен Жорж Санд. Инструмент был выкуплен за смешные деньги у одного богатенького корейца. Лев освоил инструмент и начал сочинять для маримбы. До Льва африканский ксилофон использовали лишь в качестве яркой краски, но никак не в качестве солирующего инструмента. Симфоний для маримбы еще не писали, но ведь и альт до Башмета считали недоделанной скрипкой. Как и виолончель до Ростроповича. Может быть, благодаря Слепнеру маримба станет инструментом ХХI века, как стали таковыми для века ХХ альт и виолончель?..
Как-то раз Лев через приятеля показал свою вещь преподавателю. «Ну-у... Так это же поздний Равель», — ответил профессор. И был не прав. Потому что это был ранний Слепнер.
...Играть на маримбе — все равно что есть китайскими палочками. Только палочек вдвое больше — по две в каждой руке. Слепнер, как всякий начинающий гений, худощав и узок в кости. Колдуя над своей маримбой, Слепнер сочинил и теорию нового симфонизма. Из всего накопленного человечеством в музыке, по мнению Слепнера, нужно отбросить лишнее, весь формализм, повторы, оставив только самое главное, самое верное, сплавив все достижения в один плотный комок. «Не мы для джаза, а джаз для нас. Так же и с классикой. Держаться рамок одного жанра, чтобы угодить ценителям, по-моему, это пошло. Нужно в корне изменить отношение музыкантов к публике».
Тупое следование традициям уже отвадило народные массы от высокого искусства. Сейчас много пишут о том, что народ своими необразованностью и нелюбопытством похоронил классическую музыку, но высокое искусство тоже достаточно провинилось перед публикой. Своим пафосом, своей подчеркнутой избранностью и пренебрежением к публике, своей недемократичностью. Естественно, народ отвернулся. И искусство опять в большом долгу перед народом. Публика перестала верить высокому искусству на слово. И в XXI веке — если искусство хочет вернуть свои прежние позиции — ему придется завоевывать свой авторитет заново. Но Слепнер и к этому готов. Он ведь пишет музыку для людей, а не для отдельных ценителей. Поэтому он не боится выступать в ночных клубах и питейных заведениях: «Нас не отталкивает, что публика в клубе, возможно, ест или пьет. Или курит. ТЫ — музыкант? ТЫ — носитель высокого искусства? Так сыграй ТАК, чтобы народ онемел, застыл и пошевелиться не мог от твоего искусства. Чтобы ему кусок в горло не лез, когда ты играешь. Это и есть искусство. Они должны слушать тебя не из уважения к музыке или приличия, а потому что им интересно».
Попутно Слепнер рассказывает, от каких заблуждений нужно избавиться современному композитору, если он решился творить в XXI веке. Во-первых, наивно полагать, что композитор до сих пор может, сидя в четыре стенах, «вслушиваться в себя» и создавать нечто новое. «Я слушаю дикое количество музыки — от «битлов» до шансона, от электроники до классики. Каждую неделю хожу на симфонические концерты. Я ничего не отрицаю. Новую музыку можно услышать в скрипе качелей, в шуме автомобильных моторов... Я все это перевариваю, пропускаю через себя — без знакомства с огромным количеством самой разной музыки сейчас нельзя написать ничего нового...»
Вот такая маримба. Флейтист Илья Дворецкий, который вместе со Слепнером стоял у истоков группы, тоже скучал в своем оркестре. И остальные участники коллектива, включая очаровательную виолончелистку Ирину Цируль, тоже, видимо, скучали... Странное ощущение: внешне ансамбль напоминает вполне обычный камерный оркестр — кларнет, флейта, виолончель, труба, контрабас, но в сочетании с маримбой даже традиционные инструменты начинают вдруг звучать совершенно непохоже. Джаз, фольк, классика — кажется, что все это неуловимо перемешалось, сложилось и сделалось чем-то еще — очень природным, натуральным, музыкой ветра и дождя...
На концерте «Маримбы плюс» в клубе «Ботаник» — где-то на второй композиции — я поймал себя на мысли: а ведь девушка, играющая на виолончели, — это дико эротично. Странно, во время симфонических концертов мне эта мысль в голову не приходила... А может, просто весна... Тем временем виолончелистка взяла такой древний деревянный тубус и аккуратно пересыпала песочек из одного конца трубки в другой — получился такой мелодичный, завораживающий шелест... Странно, но и это мне тоже показалось жутко эротичным... Эх, весна — что ж ты, подлая, делаешь...
...Четвертая вещь называлась «Пластинка». «Крыша» едет, когда Слепнер совершает свой ритуальный танец над маримбой... Не могу объяснить, но с каждым аккордом все девушки в зале тоже стали казаться полными скрытого эротизма... Постепенно эротичным становилось все вокруг, включая материальные предметы. Еда. Столы. Стулья. Стены «Ботаника»...
А может, так и должно быть? Музыка ведь и должна возбуждать, все правильно. И только такая симфония сможет внести гармонию, увлечь в нашем больном, страшном, сумасшедшем мире...
И тогда, может быть, мы даже спасемся.
Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ