ПОСЛЕ ДРАКИ

И Фидель Кастро, возглавляющий мятежную Кубу, и арабский террорист Рэйд Амар, подозреваемый в организации взрыва в бильярдном клубе в Тель-Авиве, и лагеря талибов в Афганистане, подвергнутые бомбардировкам, и авария на космодроме Байконур — все это сегодня входит в сферу интересов Соединенных Штатов Америки. Соединенные Штаты нам сегодня не союзники. Не надо стремиться быть союзником со страной, которая по всем стратегическим направлениям имеет совершенно противоположные России интересы и губительные для нас амбиции. Сегодня в Америке у власти люди, которые верят в неограниченные возможности и неограниченную ответственность Соединенных Штатов за все, что происходит в мире. Они верят в способность Америки решать все мировые проблемы индивидуально. У них неизлечимая мания глобального величия и мощи, они не хотят ограничивать себя какими-то договорами

ПОСЛЕ ДРАКИ

И вновь мы, как в старые добрые времена, собираемся сесть за стол переговоров с США, для того чтобы подписать очередное «судьбоносное» решение о сокращении стратегических наступательных вооружений. Шуметь или радоваться? В прессе, на радио, с телеэкранов журналисты и представители власти все чаще высказывают робкую мысль о том, что после всего того, что с нами случилось, мы с США союзники. Мы не союзники!

Штаты нам не союзники, это понятие вообще относится к периоду «холодной войны» и противостоянию держав. Потому что, если союзники — значит, все время вместе, а если противники — везде и тотально друг другу противостоят.

В начале XXI века произошла глобальная деградация, а точнее — возвращение к некогда забытым нормам мировой внешней политики, которые существовали с XVIII века: «У великих держав нет постоянных союзников и нет постоянных противников, а есть постоянные интересы». К примеру, в XVIII веке Россия могла союзничать и даже совместно участвовать в войне с той или иной европейской державой на каком-то одном театре и при этом конфликтовать в колониальных вопросах с ней же. А через несколько лет вступать в войну со своим бывшим союзником уже в полную силу и на всех направлениях. А потом опять начать союзничать.

Впрочем, новое время наступило не для всех. Сегодня существуют страны, которые свою самостоятельность и свой суверенитет имеют, и существуют страны, которые подобных прав уже лишились. И есть те, кто болтается где-то посередине, потому что между этими двумя понятиями очень много промежуточных фаз. Есть государства-сателлиты, которые свои государственные полномочия делегируют «старшим братьям» и вписываются в мировой порядок в качестве объектов, а не субъектов. К ним относятся, например, почти все государства Восточной Европы и значительная часть государств Западной Европы.

Сейчас в мире разыгрываются новые сложные дипломатические конфигурации. Поэтому не надо бояться слова «несоюзник», не надо стремиться быть союзником со страной, которая по всем стратегическим направлениям, кроме нескольких исключений, имеет совершенно противоположные России интересы и губительные для нас амбиции. Если кто не понял, это я про США. И про ПРО.

На чем раньше строилась вся наша система разоружения? На обмане. Советский Союз начал, бесспорно, проигрывать войну на условиях постоянного наращивания гонки вооружений. Советская экономика перестала ее выдерживать, поэтому мы были крайне заинтересованы в ее остановке. Это было то бревно, с которым мы надорвались, которое привело к краху Советского Союза, к «горбачевщине» и, в конечном итоге, к распаду страны. Гонка вооружений была главным внешнеполитическим стержнем, основной канвой противостояния двух держав. Стабильность двух противоборствующих систем была построена на их военно-стратегическом паритете, и утрата этого паритета разрушала всю мировую систему, а не только Восточный блок. Если б знать заранее, чем все обернется, то черт с ним, с этим Восточным блоком! — мы бы гораздо больше сохранили, если бы сразу отцепили его от своего поезда. Но тогда подобное казалось немыслимо, потому что стабильность мирового режима базировалась и на стабильности глобальной системы мирового социализма.

А потом началась гонка разоружений. И чем дальше, тем больше Советский Союз выступал в ней с проигрышных позиций. Поскольку стабильность систем базировалась на признании паритета де-факто, то ради формального признания паритета советская сторона всегда шла на качественные уступки в пользу формальных признаков равенства.

Сначала это было заметно только для узкого круга специалистов, тем более что раньше такие вопросы вообще не обсуждались, во всяком случае у нас. Потом появились сомнения. Потом догадки. С началом перестройки этот процесс принял очевидный лавинообразный характер.

Вспомните, с чего начались все мирные инициативы Горбачева. С одностороннего моратория на ядерные испытания и фразы генсека, сказанной на одном из пленумов 1986 г., что будущее разрядки и будущее мира зависят от того, насколько адекватно Запад воспримет нашу новую политику мира. Это была не демагогия, это была абсолютно сознательная фраза. Она действительно отражала суть вещей.

Ведь смысл качественного горбачевского поворота в политике разоружения в том, что мы не могли выдержать гонки вооружений на постоянно возрастающих оборотах. Нас загнали, нас сознательно провоцировали на подобный исход. Одна из главных идей Рейгана в его борьбе с «империей зла» состояла в том, чтобы измотать системно больную советскую экономику гонкой вооружений. В этом был смысл рейгановских «звездных войн». Навесить на наши штанги такие военно-технические блины, которые бы советскую экономику наверняка надорвали. Мы не могли выдержать соперничества на возрастающих технологических уровнях. И, когда запахло проигрышем, начались мирные переговоры. Горбачев предложил зафиксировать уровни.

Ему пошли навстречу. Формально. При этом все время соблюдали к «великому Горби» крайне политесные и внешне уважительные формы. Реально мы делали совершенно откровенные уступки, мы всегда шли на сокращения именно в тех областях, где у нас были преимущества. Осуществлялся сознательный демонтаж тех секторов стратегической обороны, в которых у нас были качественные преимущества перед американцами. При этом сохранялись те сектора, в которых качественные преимущества были у американцев. Эти договоры страшно ослабляли нас, но формально оставляли за нами статус ядерной супердержавы, второй супердержавы мира. Они сохраняли понятие паритета.

И вот сейчас мы пришли к следующей стадии. В Америке у власти появилась очень специфическая группировка глобальных изоляционистов. Люди, в которых традиционный консервативный изоляционизм замешен на дрожжах веры в неограниченные возможности Соединенных Штатов, в неограниченную ответственность США за все, что происходит в мире, и в способность Штатов решать все индивидуально. Совершенно здоровый изоляционизм (к которому, кстати, неплохо было бы присмотреться и нам) и уже неизлечимая мания глобального величия и мощи. Сегодня Соединенные Штаты не хотят ограничивать себя никакими договорами, которые в той или иной степени мешали бы им обеспечивать свою безопасность. При этом они готовы не мешать другим действовать в своих интересах, в той степени, в которой это не затрагивает интересов американских.

Россия уже сама признала, что потеряла статус мировой сверхдержавы, теперь единственным атавизмом сверхдержавы является военно-стратегический (тот самый формальный) паритет, которого мы «добились». По числу боеголовок, по возможности в глобальной ядерной войне уничтожить друг друга мы почти равны. Конечно, перспективы такой войны, а самое главное — ее целесообразность отсутствуют, но теоретическая возможность есть.

Сохранять паритет и, таким образом, статус ядерной супердержавы мы можем только благодаря новому глобальному соглашению с США. То есть если опять продолжим разоружение «горбачевского» типа. Мы сдаем все, они снимают ракеты с дежурства и складируют боеголовки. Но мы-то складировать ничего не можем, потому что они у нас уже физически выбывают! Умирают своей смертью, при том что у нас отсутствуют ресурсы для их возобновления!

Нынешний уровень боеголовок в 6 — 7 тысяч формально планируется довести до 1700 — 2500. С обеих сторон. Формально паритет сохраняется. Формально мы опять одинаковы, мы снова две страны, которые когда-то «на пару» вертели всем миром. Реально это профанация. Нужно ли современной России сохранять военно-стратегический паритет с Соединенными Штатами такой странной ценой, если для всех абсолютно очевидно, что он фиктивный?

Наша дипломатическая позиция, которая сформулирована президентом, повторяется министром обороны и даже иногда вяло подтверждается Министерством иностранных дел, такая — выход американцев из договора ПРО — камень, вынимаемый из основания стены вооружения. Нельзя вынуть камень, не разрушив стены... Очень правильная позиция. Но если этот камень вынуть и стену разрушить, то мы получаем свободу рук, возможность демонтировать всю ту накопленную систему асимметричных чисто пиарных сокращений, абсолютно невыгодных с военно-стратегической точки зрения России, причем в области всей системы вооружений, а не только военно-стратегической.

Да, мы теряем формальный статус «супердержава», но получаем возможность строить свои силы ядерного сдерживания в той конфигурации, которая наиболее выгодна нам с экономической и политической точек зрения, с точки зрения реальных угроз. В первую очередь это касается ядерного оружия сверхмалой мощности. Для России это очень перспективное направление, гораздо более перспективное, чем для Соединенных Штатов. У нас здесь больше возможностей.

Дело в том, что порог применения современного стратегического ядерного оружия настолько высок, что оно практически неприменимо и потому не является инструментом политики. Его применение находится за рамками здравого смысла и реальных дипломатических политических возможностей. А вот применение оружия сверхмалой мощности резко расширяет границы применимости. Да, это создает риски. Но эти риски дают нам совершенно иной уровень сдерживания и иной уровень влияния. Влияния в любой точке земного шара! Потому что наши носители — а носителей у нас достаточно — способны перенести этот заряд в любую точку Земли. И если где-нибудь в Колумбии или в Полинезии вдруг обнаружится лагерь чеченских боевиков, мы можем этот лагерь уничтожить ядерным зарядом сверхмалой мощности.

У нас появляется возможность заключать соглашения, которые интересны и нам и Соединенным Штатам, а не только Соединенным Штатам как стране, которая несет глобальную ответственность и является старшим пионервожатым. У нас ответственность меньше, но у нас есть своя «звездочка». И у командира «звездочки» другие проблемы, чем у старшего пионервожатого. Соглашения тоже могут быть, но это другого рода соглашения. В рамках интересов командира «звездочки».

Это касается и ядерных испытаний. Соединенные Штаты в принципе подготавливают идею отказа от моратория на ядерные испытания. Они им нужны для создания системы ПРО. У них доктрина ПРО уже принята. Они не могут обойтись без ядерных испытаний, потому что им надо отрабатывать все эти космические лазеры.

У нас задачи совершенно другого рода и другого порядка. Мы можем совершенствовать и разрабатывать новые формы ядерного оружия. И политически обозначать их наличие. В этом нет ничего страшного, это нормально. Мы могли так сделать, но пока не сделали. Вместо этого наша дипломатия по инерции пошла по старому пути и вновь попала в ловушку американских полухищных голубей вроде руководителя Госдепа США Колина Пауэлла. Тем более что эти коршуно-голуби вдруг неожиданно сами пошли нам навстречу. Они готовы подписать соглашение, которое загоняет Россию в рамки прежней политики, когда мы опять станем рабами пиара, рабами условностей и формальностей. Когда нам окажут честь считать нас «великими и ужасными», а мы за это примем на себя обязательство не заниматься выстраиванием системы своей стратегической безопасности. Мы наплюем на наши реальные интересы и возможности.

Поэтому я считаю, что подписание этого соглашения — ошибка. Ошибка, делаемая в угоду страхам. Нет, страхи тоже обоснованны, сохранить нынешний «благостный» уровень отношений с США действительно нужно. Нужно, потому что Россия сейчас слаба. Нам нужно произвести модернизацию, нам нужно выявить и консолидировать свою новую доктрину, нам нужно реставрировать государство, реставрировать политическую и экономическую роль России в мире, которая ей принадлежит исторически. Опускаться ниже этих минимальных позиций Россия не может, иначе она перестанет существовать как единое государство. Начнется просто распад... Так что мотивы ошибки понятны. Это статусные, имиджевые позиции, которые тоже очень важны.

Но настоящая политика свободной игры — это политика сложной современной эффективной дипломатии, которой у нас нет. А просто спать на старых советских активах — дипломатических и политических, — гниющих и распадающихся, дальше будет уже невозможно. Могу в этой связи только вспомнить, что говорил Путин о том, что государственный аппарат не приспособлен к принятию стратегических решений. Я могу вывести из этого только одно следствие. Если аппарат не приспособлен к принятию стратегических экономических решений, то он также не приспособлен к принятию стратегических решений и во внешней политике.

Михаил ЛЕОНТЬЕВ