ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЗЕМЛИ

«В Москве плюс 20, в Анадыре минус 30. Зачем я сюда поехал, Господи?..»

ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЗЕМЛИ

ЗОНА ОСОБОГО ВНИМАНИЯ

Чукотку охраняют так, как будто здесь спрятано наше секретное... оружие, руды, люди... — не знаю, что именно. На ЧАО (Чукотский автономный округ) давным-давно повесили статус «пограничного» со всеми вытекающими. Просто так сюда не попадешь, только по особому приглашению и особому разрешению. И если погранслужба в аэропорту не даст добро, улетишь обратно, едва вдохнув экономного северного воздуха. Экономного, потому что кислорода здесь на 25% меньше, чем на Большой земле. Туго здесь с кислородом, деревья почти не растут, да и лето длится всего полтора месяца. С непривычки у многих (у меня, например) ощущается кислородное голодание.

Собственно, этим отчасти строгости и вызваны — ресурсов на Чукотке мало, и каждый лишний рот здесь действительно лишний. На Чукотку ввозится практически вся номенклатура (да простят мне использование этого грубого слова) товаров народного потребления. Чукотка не в состоянии ни кормить себя, ни одевать. Ввозится, само собой, самолетом либо морем во время короткой летней навигации. Наверное, по этой причине большинство чукотских магазинов по ассортименту напоминают прилавки времен «развитого социализма».

Говорят, Анадырь за эти годы преобразился. «Говорят» — потому что я был здесь в первый раз, не видел прежнего убожества и могу не увидеть того великолепия, которое будет здесь в будущем. Впрочем, наметки действительно появились: фасады большинства домов приведены в божеский вид, построены гостиница под названием «Отель» и Ледовый дворец, достраиваются торговый комплекс и кинотеатр. Размах строительства, конечно, не столичный, но если учесть, что с 1986 года здесь вообще ничего не строилось, то радость местных жителей становится понятной.

И все-таки, на мой поверхностный туристический взгляд, Анадырь — типичный заповедник социализма, нестертый след прошлой эпохи. Улицы имен местных и мировых революционеров, не очень чистые, магазины — с хамоватыми советскими продавцами. Типично советские пятиэтажки, разве что стоят дома не на фундаменте, а на сваях — все-таки зона вечной мерзлоты. Типично советское оформление города — на стенах домов странные сюрреалистичные советские семьи, рыбки, зверюшки, кружочки, палочки. Разумеется, портреты Ильича, правда с явно чукотским акцентом.

И все-таки город словно законсервировался в своей вечной мерзлоте. Даже цены в магазинах можно найти советские, на прилавках еще встречаются следы «северного завоза» образца 1993 года. Я помог реализации, купил себе расческу по цене 9 коп.

ВО ГЛУБИНЕ ЧУКОТСКИХ РУД...

В Чукотской земле есть все. Если не вся таблица Менделеева, то большая и лучшая ее часть. Но очень глубоко — не достать.

Первый раз жадный экскаватор белых людей залез в недра Чукотской земли, когда в 1941 году на Валькумейском месторождении началась добыча олова. Олово тогда было дорогое, месторождение богатое, страна огромная, и месторождение даже приносило прибыль. Новые рудники открывались один за другим. Подъем экономики Чукотки продолжался до конца 80-х годов, потом округ вошел в пике затяжного кризиса, вызванного общероссийскими катаклизмами и конъюнктурой мирового рынка. Некогда процветающая горнодобывающая промышленность в начале 90-х годов начала сворачиваться. Добывать олово и вольфрам на Чукотке стало невыгодно — дешевле купить за границей. В итоге крупнейшие горно-обогатительные комбинаты Певекский и Иультинский оказались в состоянии клинической смерти.

Еще одним из главных богатств Чукотки традиционно считалось золото. В начале 90-х годов на территории округа работали 30 золотодобывающих предприятий, которые добывали более шести тонн в год. В самые удачные годы Чукотка давала до 40 тонн золота. Однако сегодня и его добыча нерентабельна: себестоимость чукотского золота выше закупочной цены. Сокращение производства золота привело к оттоку специалистов. Из десятков работавших когда-то на Чукотке геологоразведочных экспедиций сегодня остались лишь две. Соответственно, раз тут невыгодно добывать золото, значит, и все остальное невыгодно тоже. Может быть, поэтому губернатор Чукотки Роман Абрамович и его команда сегодня напоминают именно команду ликвидаторов. Людей, которые исправляют ошибки природы, последствия географических, экономических и политических катаклизмов.

Последствия очевидные — в этом нерентабельном регионе в крайне тяжелых для человеческого существования условиях оказались более 70 тысяч человек. Бороться с масштабным кризисом можно двумя методами: вывозить людей на Большую землю или создавать условия для их существования на Севере.

...Абрамович губернаторствует на Чукотке уже полтора года. Когда его выбирали, он прямо говорил, что с Чукотки надо вывозить людей, эвакуировать «на материк». Люди радостно соглашались. За полтора года новая чукотская администрация переселила на Большую землю три тысячи человек. «Переселила» — в смысле купила квартиры в центральных округах России, посадила на самолет и переправила. В этом году на очереди еще три тысячи. И тут вдруг люди, всю жизнь мечтавшие о «материке», стали... отказываться от билета в один конец. Они неожиданно поверили, что при новом губернаторе Чукотка снова будет жить как прежде — сыто и счастливо. Недвижимость в Анадыре, ранее стоившая копейки, неожиданно начала дорожать. Говорят, узнав об этом, Роман Абрамович схватился за голову... Странный губернатор, странный регион, странные люди ...

Точнее, не странные, а своеобразные. Северяне отличаются от людей «материковых» крайней общительностью, некоторой «деревенскостью». У многих до сих пор сохранилась советская психология. Люди привыкли жить в условиях третьего ценового пояса, под опекой государства, с северным пайком. Они привыкли, что все находится на расстоянии вытянутой руки. Привыкли, что власть как бы в соседнем доме, рядом, можно добежать и решить вопрос. Для Севера это нормально, но, когда они переезжают «на материк», у многих возникают проблемы — люди по старой привычке пытаются так же общаться с местной властью, а не получается. И когда не получается... начинают звонить Абрамовичу, на Чукотку! Из Воронежа, из Тулы звонят на Чукотку и просят помочь решить их воронежские или тульские проблемы!

Хотя северная психология не только в этом. Здесь люди привыкли доверять власти, доверять друг другу. Здесь только природе нельзя доверять, а людям нужно. На Севере аферистов мало. В России же в целом ситуация более сложная. И часто наивные северяне становятся жертвами нечистых на руку людей. Поэтому люди из команды Абрамовича при переселении всегда предупреждают местные администрации и просят их с особой тщательностью рассматривать все квартирные сделки, в которых участвуют «выходцы» с Чукотки.

КОНТЕЙНЕРЫ СЧАСТЬЯ

У многих жителей Анадыря наблюдается симптом одной и той же болезни — «отложенная жизнь». Большинство северян ждут завтрашнего дня, когда они наконец уедут на Большую землю, или, как здесь еще говорят, «на материк», и начнется «настоящая» жизнь. Сейчас так... репетиция, подготовка, временный период зарабатывания денег. Сейчас холодно, трудно, но зато потом... У многих это потом не наступает никогда. Сначала копят и откладывают на квартиру. Потом — на машину. Потом на квартиру детям. Потом на образование детей. Потом старость... В общем, поводов остаться хватает, и убрать даже откровенно лишнего человека с Чукотки на материк часто бывает нелегко.

Тем не менее сознание временности пребывания на Чукотке не покидает человека ни на минуту. Он живет не то чтобы «на чемоданах», а скорее «на контейнере». Контейнер — это такой большой ящик (типа вагончика), в который можно складывать свои вещи, чтобы забрать их потом на материк. Свой персональный контейнер есть почти у каждого настоящего северянина. Раньше их ставили прямо во дворах, чем несказанно затрудняли проход людей и проезд транспорта. Мне, человеку, знакомому с проблемой московских гаражей, это было понятно. Потом администрация Чукотки (опять-таки с чисто московской решимостью) навела в контейнерном деле порядок. Вся «тара» была свезена в одно место, на одну большую стоянку, и теперь эксплуатируется цивилизованно.

Кстати, контейнеры — это и есть главный элемент той самой «отложенной» жизни. Когда я несколько раз заходил погостить в «северные» дома, обстановка у многих, даже у состоятельных людей, была такая, что даже бомж не позавидует. Стоит, к примеру, в углу комнаты панцирная кровать с давно окоченевшим матрасом и стол, сделанный из какого-то ящика. Вся цивильная мебель давно упакована и подготовлена к отправке. В контейнере. Где и находится годами.

— Вот вернусь я со всем этим в свой Воронеж (Тулу, Пермь — возможны варианты) и там заживу...

Впрочем, эпидемия жадности не распространяется на еду. Из десяти тысяч местного анадырского населения как минимум тысяча столуется в ресторане «Анадырь». Здесь обедает практически вся городская элита: милиционеры, директора, чиновники, строители, продавцы, работники коммунального хозяйства...

Цены здесь и впрямь невысокие, особенно по северным меркам. Комплексный обед с красной икрой, мясом в кляре, борщом и компотом стоит около 100 рублей. (Для справки: цены на большинство продуктов питания здесь такие же, как и в России, только помноженные на два, а кое-где и выше. В Беринговском районе Чукотки буханка хлеба стоит 23 рубля.)

В Анадыре сейчас нет бродячих собак и кошек. Кошек, наверное, съели собаки. А собак отстреляли люди. В их смерти виноват распад Союза. Когда на Севере начались первые временные трудности, первыми их на себе ощутили братья наши меньшие. В начале 90-х их в домах было много. А когда прижало, северяне просто вышвыривали домашних любимцев из дома, избавляясь от лишних ртов. Но Север не юг, на подножный корм не перейдешь, собаки начали сбиваться в стаи и в одно хмурое утро насмерть загрызли почтальона. После этого бывшие друзья были объявлены врагами, и их в массовом порядке отстреливали без суда и следствия в течение нескольких дней. Сейчас из вольной живности в городе остались только тараканы. В домах, магазинах, столовых, гостиницах.

На мой вопрос, как здесь с преступностью, знакомый по столовой лейтенант ЛОВД «Аэропорт «Анадырь» ответил с грустью: «У нас здесь с преступностью плохо. В смысле нет ее. Так, если стянут что по мелочи... Здесь же не спрячешься, не убежишь — кругом тундра, дорог нет, людей — 0,1 на километр, все всех знают. Снаружи — край закрытый, без «визы» не попадешь. У нас здесь даже тюрьмы настоящей нет, если что серьезное — сидеть человека на юг отправляем. В Магадан».

ЧУКЧА В ЧУМЕ

Чукчи в чуме не живут. Потому что жилище уважающего себя чукчи называется «яранга». Яранга гораздо лучше, чем чум. Удобнее, просторнее и теплее. Яранга — большой шатер из оленьих шкур с дыркой в потолке, держится на каркасе, а внутри шатра есть еще маленькая меховая палатка, в которой спят. В центре шатра горит костер, который одновременно служит и отопительной батареей, и плитой.

...До стойбища оленеводов Канчалан-4 (все стойбища имеют свои названия, производные от базового лагеря в с. Канчалан) мы добирались на вертолете 40 минут. 40 минут за бортом маячила одна и та же белая пустыня. Как пилот вышел на стойбище, ума не приложу — чудо навигации. Оказалось, Канчалан-4 — это три яранги.

Мне как почетному гостю с Большой земли налили чай и дали горячий олений язык — самое изысканное кушанье в здешних широтах. Из разговоров узнаю, что стойбище — это мобильный мини-колхоз. В трех ярангах живут шесть мужчин и четыре женщины. Они пасут 700 оленей. Мужчины пасут оленей, женщины занимаются домашним хозяйством. И то и другое сделать гораздо труднее, чем кажется. Оленей то и дело атакуют хищники — волков здесь много, рыси и прочие хищники тоже встречаются.

Хозяйством заниматься тоже не сахар, в округе нет ни продуктовых, ни промтоварных магазинов, даже дров не видно. Крутись как хочешь, но чтоб обед был горячий и сытный, в яранге прибрано и красиво, а дети могли считать, писать и общаться с русскими геологами.

Хозяин яранги — старейший чукча стойбища по имени Тынантельмынтаграу Сергей Иванович медленно и чинно рассказывает о своей жизни. Я наслышан только об одной чукотской проблеме — алкоголизме, поэтому перевожу разговор в «водочное» русло.

— Большая была беда, — не меняя повествовательной интонации, говорит господин Тынантельмынтаграу. — Проблема. Сейчас нет. Решили. Как по карточкам стали давать — хорошо стало.

— Это как по карточкам?

— Даешь свою карточку в магазине, на ней долг записывают, а тебе продукты дают...

В моем воображении живо представились долговые расписки, которые дают бедные оленеводы продавцам магазинов. Когда же «бедный» оленевод достал из кармана и протянул мне пластиковую карточку VISA, я немного опешил.

— На ней у меня еще 10 тысяч лежит. Удобно, надежно.

Елки-палки, хоть рекламу снимай!..

Как впоследствии выяснилось, с помощью карточек новая администрация Чукотки вполне успешно борется с самопальной водкой. Деньги с карточки снять нельзя, товары можно получить только в магазине, в магазине водка только дорогая, зато качественная. Полностью ввести «сухой» закон пока не отважились — опасались бунтов населения.

После часового сидения в яранге, поедания оленьего мяса и разговоров «за душу» хозяин чума проникся ко мне доверием. И предложил мне остаться у него на ночь. У меня мелькнули нехорошие предчувствия, и по ехидным глазам моих анадырских гидов я понял, что они оправданны. Весь смысл этой романтической «ночевки» дошел до меня после того, как в яранге возникли две дочки хозяина. Выяснилось, что старый обычай давать гостю дочь или жену на ночь еще жив в тундре. Невысокие, в оленьих мехах на голое тело девочки, потупившись, стояли рядом с костром.

Впрочем, поступать по законам северного гостеприимства не позволяло не только моральное табу, но и вполне прозаические причины: вертолет улетит, и придется добираться до Анадыря два дня на оленьих упряжках. Я вздохнул, вежливо поблагодарил хозяина и сказал, что в следующий раз, через год, даст бог...

«Ил-62» все бежит по взлетной полосе и никак не может от нее оторваться. То ли груз слишком тяжелый, то ли ветер слишком встречный. Был бы я романтиком, сказал бы просто: Север не отпускает.

Дмитрий АКСЕНОВ