БЫТЬ НЕУДАЧНИКОМ БОЛЬШАЯ РОСКОШЬ

Актрису Евдокию Германову называют русской Джульеттой Мазиной — отчасти это из-за внешнего сходства, отчасти из-за неподражаемой гремучей смеси эксцентрики и трагизма, которая прорывается в каждом из ее фильмов — «Ниагара», «Кикс», «Мусульманин», в каждом ее спектакле в «Табакерке». Еще — по тем же самым, уже перечисленным выше причинам — Евдокию Германову называют сумасбродкой и несносной стервой. Она способна на разные, самые непредсказуемые поступки. Однажды занялась бизнесом, правда, это оказалось всего лишь очередной ролью, с которой актриса, кажется, справилась неплохо, во всяком случае — вжилась. Но все же никому из Дусиного «ближнего круга» и в голову не могло прийти, что она усыновит мальчика из детдома

Евдокия ГЕРМАНОВА:

БЫТЬ НЕУДАЧНИКОМ БОЛЬШАЯ РОСКОШЬ

— Дуся, усыновление — в нашей стране довольно редкое явление, трудно было решиться взять ребенка из детдома?

— Нетрудно, просто для этого нужно внутренне созреть. Кто-то приходит к решению родить ребенка. А я пришла вот к такому решению.

— Вы с кем-то советовались, хотя бы маме говорили о пополнении в семье?

— Когда с кем-то советуешься и человек говорит тебе: «Да, давай делай, это правильно», тем самым он как бы берет на себя долю ответственности, мол, «я помогу». Я ни с кем не советовалась, кроме себя самой. Думаю, что сделала это от отчаяния, которое часто меня подвигает к переменам в жизни. Когда вот-вот подходил срок полуторагодовалого Кольку из детдома забирать, я поехала покупать ему приданое. Для меня это был торжественный акт. Объехав несколько детских магазинов, я поняла, какое это дорогое удовольствие — ребенок. Помню, как кроватку покупала: приехала на окраину по квартирным делам, что-то там оформить в очередной раз, и, пока в конторе был обед, зашла в ближайшую комиссионку. Смотрю, стоит прелестная кроватка, но особенно поразила цена — не сто баксов, а что-то около тысячи рублей. Я обрадовалась, купила ее, затолкала в свою «Оку» и привезла домой. А через несколько дней привезла домой Кольку. Вещи, в которых мне его «выдали», я постирала, погладила и бережно храню.

Когда моя мама узнала о свершившемся факте, то очень растерялась, она совершенно не была готова иметь еще одного внука — у сестры Любы есть взрослый сын. Отношение мамы мне, в общем-то, безразлично, потому что на мое решение оно никак не повлияло бы, да и живем мы отдельно.

— Вы с мамой не близкие люди?

— Знаете, бывает — родная кровь при отсутствии внутренней близости. Но это не мешает мне ее очень любить, мы одна семья.

Несмотря на то, что как таковой опыт семейной жизни в детстве у меня отсутствует. Мне было три года, когда родители разошлись. Отец оставил нам кооперативную квартиру, а сам ушел в коммуналку. На минуточку — он, доктор геологических наук, профессор, не боялся в который раз все начинать с нуля. Такой характер. И я такая же. У мамы не всегда находилось время, чтобы вникнуть в мои проблемы: она много работала, чтобы нас с Любой обувать-одевать. Я воспитывалась на стороне — во дворе, в ансамбле Локтева.

— Я разговаривала с вашей сестрой, она считает, что благодаря Коле вы стали ближе, лучше понимаете друг друга. Это действительно так?

— Это так, но не только Люба стала ко мне иначе относиться. Почти все мои некогда любимые мужчины вдруг захотели ко мне вернуться. Видимо, раньше они видели во мне только взбалмошную актрису, которую надо было ублажать, а теперь — заботливую мать, способную на жертвы ради любимого. Это мужчинам нужно, они ведь всю жизнь нуждаются в материнской опеке и подсознательно ее ищут. Появление Кольки в корне меня изменило. Раньше я была поглощена собственными страстями, и круг интересов замыкался на поисках того Единственного и на работе, разумеется. Конечно, можно твердить, что театр — это жизнь, но сейчас я поняла, что жизнь простирается далеко за пределы профессии, и невозможно все время жить только работой. Женщине нужна семья, ребенок. У моей сестры это все появилось довольно рано, и, возможно, мы долгое время смотрели на жизнь с разных позиций. Сейчас мы действительно стали ближе, потому что у нас появились общие материнские заботы. Я поняла, что слава и успех — преходящие вещи, на которые, может, не стоит жизнь класть. Главное, чтобы ребенок был жив и здоров, — простая житейская истина. Я счастлива, что понимание этого ко мне пришло через сына. Он совершенно мой, совершенно родной. Странно, но я обнаружила, что у нас с ним даже родимые пятна в одинаковых местах... Я считаю, что он дан мне в награду за то, что... даже не знаю за что. Я очень много в жизни отчаивалась, опускала руки, а потом вдруг появлялись силы — и все само собой выстраивалось.

— Как пример — эпопея вашего поступления в ГИТИС?

— Хотя бы. Я шесть лет его штурмовала! Сначала срезалась на втором туре, а через год полутора баллов недобрала и от обиды наговорила кучу гадостей приемной комиссии — дескать, талантливых людей вы не берете, потому что все места у вас заранее распределены для блатных дочек и сынков, — и поняла, что отныне путь в этот институт мне заказан. Правда, через год я снова пришла сдавать вступительные экзамены. И опять провалилась. Работая уборщицей, а потом и машинисткой в многотиражке завода «Калибр», я в свободное время занималась в студии, которую при журнале «Театр» открыл критик Александр Демидов. Один из его спектаклей — «Ромео и Джульетта», где я играла, разумеется, не Джульетту, увидел Юрий Петрович Любимов. После спектакля он подошел ко мне и пригласил в труппу Театра на Таганке. Без диплома! Любимов даже собирался ставить «Антигону», что называется, «на меня». Но все это происходило накануне печальных событий — умер Владимир Высоцкий, и вскоре сам Юрий Петрович уехал за границу. Так что... я опять потерпела фиаско. И в очередной раз принялась штурмовать ГИТИС.

— Ничего не скажешь, завидное упорство...

— Возможно, в этом меня подхлестывал успех младшей сестры: сразу после десятого класса Люба поступила во ВГИК к Герасимову и Макаровой. Я, конечно, радовалась за нее, но это заставляло меня мучиться вопросом: «Чем я хуже?» Поймите правильно, речь не о зависти — сестре невозможно завидовать, — а о творческой конкуренции, о кураже. В общем, в двадцать с лишним лет, когда все нормальные люди становятся дипломированными специалистами, я стала первокурсницей. В свою мастерскую меня взял Олег Павлович Табаков. Кстати, через несколько лет, когда Табаков доверил мне главную роль — Жанны д`Арк — в спектакле «Жаворонок», некоторые гитисовские педагоги не в силах были скрыть неловкость оттого, что в свое время не приняли меня в институт, и прятали глаза. Я это видела, знала, что им стыдно. А моя первая роль была настоящей победой. Не над ними. Над собой! Лично для меня это было важно, потому что... я максималистка. Как мой папа. Он не умел жить наполовину — все или ничего. Это передалось и мне. Папа был раненный войной, она ему часто снилась, и он, бывало, рыдал по ночам. А, становясь старше, он порой плакал от досады и бессилия, сталкиваясь с хамством или несправедливостью, потому что не мог противостоять им ни властью, ни кулаками. Я точно так же реагирую на подобные проявления и не считаю, что плакать в данном случае стыдно. Ответить грубостью на грубость — что может быть проще и безобразнее? Вот я, когда на дороге, за рулем, так порой крепко по-русски приложу кого-нибудь, что он не скоро опомнится. Но это всего лишь средство защиты, маска — нападаю, пока не заклевали меня. А если меня обругают на дороге, то могу и слезу пустить.

— Однако когда Табаков уволил вас из театра, вы не расплакались, а подались в бизнес. Всем назло?

— От отчаяния.

— Расскажите, за что учитель на вас прогневался?

— Дело в том, что я заключила контракт с одной зарубежной антрепризой и улетела на репетиции. Масштаба захотелось, понимаете? Причем Олег Палыч знал, когда именно я вернусь, и знал, что на это время как раз попадает пара моих спектаклей. Но при этом он никем не заменил меня. В результате неявки на спектакль уволили по КЗОТу. Можно считать это подставой, можно уроком — и то и другое, в общем-то, верно. Когда это произошло, я почувствовала себя просто фатальной неудачницей. Бывает такое, знаете, — все кругом плохо! Правда, мне кажется, что быть неудачником по сегодняшним меркам большая роскошь. Не бояться не уметь и признаваться себе в этом дано не каждому.

Когда я оказалась не у дел, я вдруг физически ощутила, как много часов в сутках, и не знала, что делать с этим запасом времени, чем себя занять. Мне срочно понадобилось активно во что-то включиться, потому что иначе просто «крыша» могла съехать. Вот пока этого не произошло, я занимала себя чем только можно. Для начала записалась на интенсивные курсы английского языка, потому что мне всегда хотелось прилично им владеть, а времени все не находилось. А потом решила открыть свой собственный салон красоты.

— Почему именно салон красоты, а не казино или торговую точку?

— Джульетта Мазина в свое время сказала: «Любая болонка мечтает стать колли» — это точная формула, которая относится и ко мне. К тому же, что греха таить, раньше я не очень следила за своим лицом. И вдруг в тот свободный период жизни я поняла, что пора начинать ухаживать за собой. Но не подтяжки — боже упаси. Мы скооперировались с женой моего племянника, она косметолог, и решили открыть дело. Косметология — то, что близко и естественно для любой женщины, поэтому я довольно-таки быстро освоила ее азы. Для раскрутки салона мой имидж и известность были как нельзя на руку. К тому же я попала в удачную струю, потому что тогда частные салоны и парикмахерские только начинали появляться. И вот я стала совершенно чуждым сама себе компьютерным существом. Жуть! Я говорила и двигалась жестко и быстро, пытаясь просчитать все на несколько ходов вперед. Видите, как у меня все в жизни складывается, прямо синусоида какая-то. Но это лучше, чем одна скучная прямая, потому что я опасаюсь жизни, поставленной на поток. А в бизнесе все подчинено выживанию, там нет ни толики творчества и теплых наивных отношений, все надо вычислять, рассчитывать. И — о, ужас! — у меня это получалось.

— Я слышала, что вы обратились к Табакову с деловым предложением?

— И это был поступок отчаявшейся женщины. Мне казалось, что он со мной несправедливо поступил. Я пришла вся такая... в мини-юбке, в сапогах на высоченных шпильках, в черных очках — бизнесвумен — и предложила Олегу Павловичу открыть при МХАТе на первом этаже салон красоты. Аргументировала тем, что актерам будет удобно иметь «под рукой» такой салон, тем более что для них мы разработали гибкую систему скидок. Табаков идею охотно поддержал. Мой бизнес процветал бы и по сей день, но, как на грех, в тот момент меня пригласили сниматься в кино. Актерская работа затянула настолько, что я поняла: мир спасет не красота, а наивность и теплые человеческие отношения. Уйдя с головой в любимую работу, салон я с легким сердцем забросила. Может, правильно было передать бизнес в хорошие руки и всю жизнь получать от этого какие-то проценты. Но не умею я так.

— А как вернулись в театр — сами попросились или Табаков позвал?

— Произошло все очень деликатно. Дело в том, что, когда меня уволили приказом по 33-й статье, по которой обычно увольняют алкоголиков, я не была окончательно изгнана из театра, а играла Анну Андреевну в «Ревизоре». Однажды прихожу я на очередной спектакль, и наш директор так тихонько, шепотом сообщает, что Табаков намерен восстановить меня в труппе и хлопочет о присвоении звания заслуженной артистки России. Не знаю, какой ответной реакции ждал от меня директор — может, чтоб упала на колени и рыдала от благодарности, но я защитную маску «натянула» и совершенно холодно говорю: «Ну что ж... хорошо. Только я никого об этом не просила». И пошла дальше по коридору. А тем временем за спиной будто крылья выросли, лечу, задыхаясь от счастья, от того, что я нужна театру... Я нужна! Два года без «Табакерки» для меня о-очень много значили. Счастье от возвращения вам передать не могу. Но я никому этого не показывала. Инстинкт самосохранения в таких ситуациях у меня автоматически срабатывает. Это только у детей кредит доверия неисчерпаемый. И такой же кредит любви. Чего не скажешь о взрослых, в частности о мужчинах. Они ведь любви боятся. Женщина готова обрушить на своего единственного такую лавину любви, заботы и нежности, что он, бедный, просто не готов это принять, а тем более ответить равной мерой.

— Ваш муж не выдержал этой лавины, и поэтому расстались?

— Мой муж... Он прекрасный человек. Между прочим, каждая женщина получает того мужчину, которого она заслуживает. Но в период семейной жизни мне казалось, что мне нужен мужчина другого плана. А этот... пылинки с меня сдувал. Он из разряда таких редких людей, которые часть твоих проблем берут на себя. Я была настолько защищена им, что именно это позволило мне сделать две крупные роли в кино — «Ниагара» и «Кикс». В конце концов муж настолько облегчил мою жизнь, что это стало в тягость. Правда, когда мы расстались, я поняла, что именно такого отношения мне не хватает. Ан нет, дорогая, поезд ту-ту! Впрочем, когда привыкаешь к семейному комфорту, это болото затягивает по уши. За мужем, как за каменной стеной, я стала успокаиваться настолько, что перестала духовно расти. Я почти уверена, что если б у меня была благополучная семья, то ничего бы из меня не получилось. А так, живу как Феникс: сгорела и возродилась, еще раз — дотла и опять возродилась. Это все опять папин характер. Да и Табаков нам часто говорит, что надо уметь подниматься, несмотря ни на что, и еще — чувствовать чужую боль. И это не пустые слова, они выстраданы его жизнью.

— Сейчас, имея звания и посты, он не утратил способности чувствовать чужую боль?

— Насколько я имела возможность присмотреться к своему учителю, совершенно честно заявляю — не утратил. Он чувствует чужую боль и всегда старается помочь, если может.

— Лично вам он помогал, например, с получением квартиры?

— Скажем, не помогал, но ускорял. Когда я решила усыновить ребенка, выяснилось, что по нашим законам мать и сын не могут проживать в однокомнатной квартире. Тогда я написала заявление в мэрию с просьбой помочь обменять мою однокомнатную квартиру на двухкомнатную в связи с такими-то обстоятельствами. Мне ответили отказом, усомнившись в искренности намерений: дескать, вот вы сначала усыновите, а потом и большую площадь требуйте. Замкнутый круг какой-то. Тогда пришлось идти другим путем — поскольку я заслуженная артистка России, по закону за звание мне полагаются лишние метры жилплощади, и я написала заявление с просьбой мне эти метры предоставить. Олег Павлович Табаков при личной встрече с Лужковым передал ему в руки мое заявление, за что учителю большое человеческое спасибо. То есть он не просил за меня, но таким вот жестом процесс в значительной степени ускорил. Вопрос и так бы решился, только времени бы больше прошло.

— Сейчас, когда в вашей жизни появился сын, осталось ли в ней место для мужчины?

— На этом вопросе я уже не зациклена. Будет — будет, нет — нет. Другое дело, что мальчику нужно мужское воспитание, но мы будем решать проблемы по мере их поступления. Пока моему Кольке три года, ему вполне хватает меня, и его больше всего на свете интересуют автомобили.

— Дуся, а вы собираетесь рассказать сыну, что он приемный, и вообще нужно ли это делать?

— Одно время я всячески скрывала от всех факт его появления, как-то выкручивалась, фантазировала небылицы. А когда окончательно завралась, поняла, что хватит стесняться, пора говорить правду. И когда этот тугой душевный узел сам собой развязался, то мне стало так легко... Но больше всего меня удивило отношение окружающих — среди друзей, знакомых, коллег поднялась некая волна всеобщего удивления и восхищения, будто я совершила что-то невероятное. Я, конечно, понимаю, что далеко не каждый одинокий человек решится на такое, но подвигом это не считаю. Просто я одному-единственному человеку помогла обрести — простите за пафос — домашнее тепло и материнскую любовь. А когда он подрастет и будет готов воспринимать все как есть, я расскажу, как он у меня появился, и еще скажу, что отчаяние — не двигатель прогресса. Хотя в моей жизни зачастую случалось именно так.

Ольга ЛУНЬКОВА