ФРАНСУА ОЗОН ДОБРЫЙ МАНЬЯК

Московский кинофестиваль открылся фильмом Франсуа Озона «8 женщин». Сам режиссер на открытии не появился. Фильм публика приняла благосклонно. После того как почти 40 лет назад «8 1/2» Феллини стали открытием IV Московского кинофестиваля, цифра восемь стала признаком удачи. Какая удача стоит за Франсуа Озоном?

ФРАНСУА ОЗОН ДОБРЫЙ МАНЬЯК

У Озона лицо прирожденного маньяка — доброе и симпатичное. Когда он улыбается, хочется пригласить его в гости. Повстречав на улице, хочется пожать ему руку. Посмотрев его фильмы — спустить в канализационную трубу.

У Озона есть предрассудки столь же сильные, как и его пристрастия. Похоть и милосердие. Это результат католического воспитания. Перефразируя Верлена, можно сказать, что похоть была налетчиком на его холостяцком ложе, милосердие — призраком на свадебном пиру... После того как на каком-то узкотематическом фестивале появилась его короткометражная лента, в которой герой (его играет родной брат Озона) травит свою мамочку кофе и душит папочку подушкой, в парижских газетах появилась цитата: «Меня всегда переполняет милосердие, но иногда его так много, что его как бы и вовсе не остается»... И позже в одном из очередных своих интервью Озон проговорился, что, наверное, женитьба была бы для него решением всех проблем. И все. Возможно, он имел в виду, что нормальная сексуальность была бы для него решением многих психологических проблем, но...

Он родился в 1967 году, в год особой активности Солнца, благодаря чему все новорожденные мальчики, по мнению Озона, были переполнены склонностью к изящному. В его младенческом крике судьба, опять же по его мнению, распознала шипение змеи. Последующие двадцать лет он тупо пытался быть милосердным, умным и по возможности счастливым, в чем в конечном счете преуспел.

Вся его личная жизнь делится на две половины: любительскую и профессиональную. Под первой подразумевается просмотр порнокассет, под второй — попытка снять по ним ремейки для семейного просмотра. И надо сказать, что это ему почти всегда удавалось.

Просматривая его фильмы и телеинтервью, невольно обращаешь внимание, что респондент все время улыбается. С кем бы он ни говорил. Сначала это радует, потом начинает раздражать. Затем кажется столь назойливым, что сам собой возникает вопрос: не самозащита ли это? Если защита, то от чего?

Его первая короткометражка о парне, который катается на велике в женском платье, получила приз «голубой» критики. Озон признавался, что в подростковом возрасте был чрезвычайно агрессивен: кусался, закатывал истерики, нападал на домашних... А потом изменился. Мальчик-пример! Мальчик-обаяние. Как будто ему удалили лобную долю правого полушария. На вопрос, как это ему удалось, он ответил: «Я научился улыбаться!» Он научился защищаться от собственной агрессии, маскируя ее под преувеличенной вежливостью.

Если бы у него была история болезни, туда можно было бы вписать красными чернилами заключение одного психиатра, посмотревшего фильм Озона. «У пациента довольно сильна склонность к лицемерию, которая реализуется в игровом моменте. Однако самую большую проблему представляет его скрытая агрессия против всего мира».

Франсуа появился на свет в семье университетских педагогов. Его родители принадлежали к передовому лагерю интеллектуалов, предпочитающих предоставлять ребенку полную самостоятельность, в том числе и свободу... Иногда его оставляли дома одного, уходя на университетские вечеринки. Такое наплевательское отношение родителей Франсуа трактовал однозначно: родители его бросают. Подобный юношеский сдвиг, случается, перерастает в тайную ненависть к тем, кто бросает, но микшируется внешней нежностью и вежливостью. Типичный пример для учебника по детской психологии. Эдипов комплекс, не эдипов, главное — чтобы мамочку любил...

Ситуация в семье Озонов усугублялась тем, что он был старшим... Младшие брат и сестра поневоле оттягивали родительское внимание. Единственный, кто мог уделить ему столько любви и нежности, сколько нужно, был он сам.

Больше всего ему нравились воскресные проповеди в церкви. Христа убили, чтобы искупить грехи всего человечества. О чем он думал, когда писал «семейный» сценарий, в котором подросток убивает своих мамочку и папочку? Сам Озон говорил, что всего лишь по-новому интерпретирует излюбленную французским кинематографом тему семейных отношений...

...Когда он дал почитать сценарий родителям, те только радостно переглянулись... и согласились сниматься. Их убежденность интеллектуалов говорила о том, что «в жизни нужно следовать запретам, но в искусстве можно позволить все...» У его отца была любительская камера, которую он купил перед поездкой в Индию. Там голые индусы совершали ритуальное омовение в Ганге, коровы похотливо поблескивали шкурами, изнемогая от жары...

Посмотрев папины опусы, Франсуа решил, что может сделать не хуже, ограничившись Парижем. Главное — нарушить запреты. Снять что-нибудь крамольное. Например, голого брата, целующуюся с ним сестру... Он снимал не все подряд, а только то, что искаженным образом повторяло действительность... Вместо девушки — парня, вместо поцелуя — оплеуху...

В киношколе, где он показывал свои «квадрильи», он постепенно приобрел странный авторитет, которого, может быть, и не заслуживал. В нем было нечто, что внушало боязнь ошибиться — а вдруг это гений?

В школе кино у Озона появились друзья, или дружки: их звали Дамьен Пети, Эмиль Тине, Эрик Жельман и Роланд Кирнье...

Именно его приятель Дамьен Пети порекомендовал Франсуа людям из команды Лионеля Жоспена, которые заказали Озону рекламный ролик про кандидата в президенты. Ролик получился глянцевым, стандартным, но удачным. Первая профессиональная работа — для продажных политиков.

После выпуска его друзья с продюсерского факультета стали довольно влиятельными функционерами в телевизионной компании «Фиделите Продуксьон». Именно они предложили Озону снять его первый полнометражный фильм Sitcom — «Крысятник». До этого у него были только короткометражки, которые наделали шуму на фестивалях с узкотематической направленностью однополой любви.

Его ленты отличались невероятной цветовой гаммой. Аляповатой, броской, которая была бы куда уместнее в рисовальном альбоме девочки-первокурсницы, нежели в фильмах взрослого мужчины.

Не знаю, была ли это одна из баек, которой «желтая» пресса потчует наивных читателей, или неожиданная правда, разошедшаяся по салонам. О трагической любви Озона...

Еще учась в киношколе на продюсерском факультете, он познакомился с одним французом старше его на несколько лет. Тот подцепил Озона в ночном клубе, будучи в Париже в деловой поездке. Что-то между ними завязалось, дальше они уже танцевали вместе. Незнакомца звали Доминик. Он интересовался кинематографом, говорил, что у него есть влиятельный японский друг, который может дать деньги на фильмы. Озон заглотил наживку.

В общем, Франсуа верил, что его друг просто интеллигентный богач, где-то у него есть семья, от которой он скрывает Озона.

Он часто ходил в церковь...

Все рухнуло в один день. Однажды Франсуа прочел письмо, присланное на имя Доминика, в котором сообщалось, что консистория рассмотрела вопрос о лишении его сана священника... И дальше все в таком же духе... Это было посильнее последнего дня Помпеи...

Как будто с неба упал кирпич. Его друг — святоша. Была в этом какая-то насмешка над католическим воспитанием Озона.

Самое ужасное, что, увидев его документы, он понял, что его друг даже не назвал своего настоящего имени.

Но убедительной опорой неуверенного человека становится только предрассудок. Предрассудком Озона стала уверенность, что полюбить красавца может только чудовище. Молодого — старый... И умного — дурак.

Несомненно, Озон сам четко разделял то, когда любят его, и то, когда любит он. Он определял эти занятия как милосердие и похоть. Любовь других к нему была милосердием, его любовь к другим — похотью.

Об этой его тайне было бессмысленно выспрашивать в интервью. Озон лишь вежливо улыбался. Зато вполне достаточно было посмотреть его фильмы. В его сюжетах все было сказано исчерпывающе.

После выхода «Криминальных любовников» его упрекали в излишней жестокости. До Озона никто в современном кино так не смаковал и не любовался насилием. Более того, границу, отделяющую убийцу от жертвы, он разрушает с легкостью и восторгом неофита. И в своем фильме парня и девушку — убийц школьника-араба Саида — запирает в подвале вместе с жертвой, то есть трупом. Превращая палачей в жертв. Но жертве-то уже никак не стать палачом. Озон переворачивает с ног на голову идею возмездия, позаимствованную им из догм католицизма. Маньяк-лесник с профессиональным восторгом рекомендует мальчику, которого собирается изнасиловать (того самого мальчика-палача), откушать весьма аппетитное блюдо, приготовленное из сваренной ноги убитого Саида. Буднично так и обыденно. Словно в поедании человечины не больше греха, чем в поедании свинины... Такой вот интеллектуальный шок.

Почему это так понравилось французским, да и не только, интеллектуалам? Почему Озоном так заинтересовался расчетливый мир продюсеров?..

В его интонациях появилась холодная уверенность, свойственная старым дамам: ведь их все равно никогда не поймут до конца, и потому можно говорить правду. Озон стал культовой фигурой: человек, который разрушил в своих фильмах все старые представления о любви.

После выхода ремейка Фассбиндера «Капли дождя на раскаленной крыше» к Озону стали относиться вообще с благоговением. Пьеса Фассбиндера рассказывала о любви пожилого еврея, бывшего узника концлагеря, к немецкому красавцу юноше, исповедующему нацистскую идеологию. Озон перенес эту историю из Германии во Францию, из 60-х в 70-е, приправил ее известной долей цинизма, эмоционального холодка. Сопроводил издевательской улыбкой... Французам фильм опять очень сильно понравился. Озон опять выиграл.

Сам Озон считает, что его дорога к креслу киноклассика началась у ворот дома Шарлотты Ремплинг. Он видел ее в нескольких лентах конца восьмидесятых, но не видел главного — «Ночного портье». Шарлотта Ремплинг возбудила в нем странное чувство вновь обретенной матери. Озону нравилось на нее смотреть как на смутный объект желания... Она его не волновала так, как, допустим, волновал какой-нибудь араб, лежащий на набережной Сены... Зато в ней были неподдельная властность и суровость, которые в женщинах привлекали его гораздо больше.

Он связался со своими агентами и попросил послать все свое немногочисленное творчество Шарлотте. Она неожиданно согласилась. Чему он очень сильно удивился. Так появился фильм «Под песком», благодаря участию Ремплинг нашедший своего зрителя. Довольно занудная, на мой вкус, история про то, как женщина живет с внезапно исчезнувшим, а может быть и погибшим, мужем, которого никто не видит, кроме нее, обрела плоть и кровь, даже изощренный стиль. Но главное — на Озона поставили серьезные прокатчики. Его тяга к пошлым интеллектуальным трюкам вроде убийства консервным ножом нравилась парижанам. Да и рекламная кампания в газетах сыграла свою роль. Про Озона писали, что в его душе притаился безумный убийца. А сам Озон поддакивал, мол, этим его заразил один из его дружков.

Желание сняться у модного кинорежиссера для первоклассных французских актрис превратилось в навязчивую идею. Считалось, что никто лучше мужчины, любящего других мужчин, не может передать манерную увядающую женскую красоту. Пришлось удовлетворять их всех и одновременно... На встречу с Катрин Денев он опоздал, в результате чего один символ французского кино попытался поставить другой символ на место... Не вышло, Озон был настолько нежен, что в итоге Денев дала согласие украсить своим присутствием его фильм. «8 женщин» получился таким эстетским комиксом по американским блокбастерам 30 — 40-х годов. А заодно мужеской пародией на весь женский род...

И все же Озон нравится далеко не всем и совсем не безоговорочно. Видимо, остались еще на Земле люди, которых коробит от его месседжей, постоянного метания из стороны в сторону — Озон и сам не знает, куда его несет. Католик, сидящий внутри этого холодного мальчика, все еще надеется испить чашу прощения и добиться индульгенции.

...По-моему, нет ничего отвратительнее его фильмов, и вовсе не из-за сцен насилия, а потому что в них нет любви.

Дмитрий МИНЧЕНОК