Cреди «больших» гостей Московского фестиваля (в этом году, например, это и Харви Кейтель, и режиссер Б. Рейфелсон, поставивший «Почтальон всегда звонит дважды», и т.д., и т.п.) я бы хотел выделить лишь одного гостя, а вернее, гостью: французскую актрису Эммануэль Беар, которую бесполезно искать и в официальном списке ММКФ (честно говоря, я даже не знаю, бывала ли она здесь когда-то раньше), и в списке главных ролей конкурса или какой-либо внеконкурсной программы. Все участие Эммануар в Московском фестивале сводится вот к чему: она лишь одна из восьми женщин режиссера Франсуа Озона в фестивальном фильме открытия «8 женщин». Однако именно это очень косвенное и очень маленькое участие ЭБ в нашей московской жизни кажется мне (почему-то) гораздо более важным и значимым, чем многие другие премьеры и шумные встречи. Попытаюсь объяснить

ЭММАНУАР

Эммануар — это кличка, которая придумалась случайно. Просто оговорка. Но в ней проговорилась сама суть этой актрисы — скрытая чувственность, странный перелив эмоций в слишком широко распахнутых глазах...

Все знакомые, которые когда-либо бывали во Франции (то бишь в Париже), отвечали на мой прямой вопрос о француженках задумчиво и неопределенно: «Ну, как тебе сказать...» Вопрос этот я задавал, конечно, так, для проформы. Человеку, а тем более мужчине, который долгие годы смотрел французское кино, причем смотрел именно из-за женщин, — такие вещи можно и не объяснять. (Хотя, конечно, непосредственный контакт тоже важен.) Да, во Франции востребована совершенно другая красота, чем у нас. И кино — самое верное тому доказательство.

Вообще кинематограф, в котором правят бал люди, просто помешанные на женщинах (совсем по-русски будет сказать — на бабах), то есть кинорежиссеры и кинооператоры, стал постепенно влиять и на женскую походку, и на манеру двигаться, и на манеру смотреть, сидеть, вставать, раздеваться и так далее — то есть даже на те особые вещи, которые не были никогда подвластны моде. Мода — вещь все-таки плоская, рациональная. Кино — вещь подсознательная.

Ну так вот.

Я давно понял, что русские режиссеры отбирают в свои фильмы совершенно другую фактуру, чем французские. Если брать 60 — 70-е годы (годы классики) — наши режиссеры безоглядно делали ставку на природное начало. На некую природную, мощную, здоровую, почти «ослепительную» фактуру (Ларионова, Быстрицкая и так далее). Идеальные женщины — вообще лишь часть глобального советского представления об идеале. Это сложная тема, и она уведет нас далеко. Поэтому сразу переходим на француженок (хотя попутно замечу, что и у нас появились актрисы «французского» типа, даже много — Гурченко, Демидова, Терехова, обе Васильевы, Неелова, Покровская, Друбич, но тем не менее общий критерий «ослепительности» оставался неизменным).

Французские женщины отбирались французскими мужчинами во французское кино изначально по другому принципу. «Сексуальность», «шарм», «вкус» (то, что говорилось советскими критиками по поводу француженок) — всего лишь пустые слова. В них нет содержания. Любая женщина, с любого континента, лишенная этих «чисто французских» компонентов, — в каком-то смысле уже не женщина. Нет, тут дело в другом.

На почти столь же «идеальных», как наши, французских женщин тем не менее никогда не давил «идеал», понимаемый у нас почти всегда как жертвенность, самоотдача, растворение в судьбе другого человека. В них всегда была индивидуальная воля. Способность на собственные желания. Да и там, в европейском обществе, тоже нужно было эти желания подавлять, но боже, как неохотно они это делали и с какой страстью от этого подавления уходили, как простодушно нарушали запреты. Если говорить проще — во французских женщинах всегда было немного стервозности. Все они на экране выглядели (на наш, русский, взгляд) чуточку стервами. И именно это было здорово. Схематично: индивидуальное начало всегда побеждало в них что-то безличное, идеальное.

Это была ставка на характер, на «свое лицо», пусть неправильное, даже некрасивое, но постепенно, как мокрая фотокарточка под красным светом, проявляющее свою силу, свое содержание.

В общем-то, по изложенным выше соображениям, я всегда был поклонником французского кино. Голливудские симпатяшки никогда меня не волновали вообще. Они могли нравиться, могли смешить, могли печалить — но не волновать. (Да, есть там несколько очень печальных актрис, как будто состоящих из боли и комплексов, что, кстати, совсем не свойственно ни здоровому русскому, ни здоровому французскому менталитету, но это лишь исключения из общего розовощекого и голубоглазого правила.)

...Но вот и для французского кино наступили неясные времена.

Вроде бы идет возрождение, ренессанс. Вроде бы все больше молодых амбициозных режиссеров. Вроде бы на отечественном кинорынке пошло наступление на Голливуд, довольно успешное. Но, увы, пока нет главного элемента французского кино — нет женщины! Нет нового идеала и новой личности.

Катрин Денев и Фанни Ардан — конечно, по-прежнему два солнца. Но возраст есть возраст. Изабель Аджани и Софи Марсо, от которых в свое время все сходили с ума, слишком рано начали — каждая играла главные роли уже лет с четырнадцати. И теперь, когда у обеих уже дело идет к сорока, привыкнуть к их новому облику довольно сложно. Предательски раннее начало чуть ли не погубило обеих в расцвете лет! Очень обидно. После «Трех цветов» мне казалось, что в 90-е годы Жюльетт Бинош затмит буквально всех. Это актриса сумасшедшей красоты и пластики. Она стала сниматься в Голливуде (такая красота и стоить должна дорого). Но после «Английского пациента» я понял: англоязычные режиссеры не умеют и не могут снимать французских актрис! Расцветают они только на европейской почве, в этой фактуре. Даже наши, русские (даже нынешние), и те сняли бы Жюльетт лучше англичан и американцев. Для тех женщина — всего лишь объект, сюжетная нить. Для французов (и для русских) женщина — вещь абсолютно самоценная. Мы просто по-разному понимаем сексуальность, хотя вроде бы что тут можно понимать по-разному? А вот поди ж ты...

Словом, только я пришел в некоторое уныние (настоящих французских женщин больше в кино не показывают, мир катится в пропасть), как появилась Эммануэль Беар. Конечно, в современном французском кино много очень хороших актрис. Талантливых. Ярких. Но из всех прочих я выделяю именно ее, потому что для меня появление Эммануар — это знак. Знак, что появилась новая Французская Женщина.

Самый знаменитый ее фильм так и называется — «Французская женщина». И это, конечно, история страсти, сложной, запутанной, до изнеможения французской.

Но впервые увидел я ее (кстати, тоже на Московском кинофестивале) в другой, по сюжету гораздо более бесхитростной ленте — «Нелли и господин Арно». Это фильм вроде бы не о любви. Совсем молодая девушка находится в удивительном отрезке своей жизни — она выбирает себе судьбу. Эта самая ее судьба, пока неясная, запутанная, дарит ей то одну возможность, то другую — Нелли знакомится с каким-то удивительным богатым стариком, он диктует ей свою книгу, она приходит к нему в пустой дом, у них образуется какой-то странный платонический роман... Все заканчивается ничем. И тем не менее судьба-то уже выбрана.

Фильм нежный, очень французский и очень глубокий (те, кто, как и я, хоть чуть-чуть интересуется французским кино, могли его видеть по телевизору, да и на кассетах он, по-моему, есть). Но я не о том. В этом фильме есть один поразивший меня момент.

...Собственно, я это и раньше знал, но тут некоторым образом было озарение — благодаря девушке Эммануэль Беар. По сюжету фильма она беспрерывно что-то делает: готовит, моет посуду, печатает на машинке, продает свежие булки в булочной, убирается, переставляет вещи и книги, слушает чьи-то умные речи или пьет кофе. Это беспрерывный поток обычных бытовых действий женщины. Очень будничный поток. Соответственно этому и одета Нелли очень буднично.

Нет сцен любви. Вообще нет. Нет секса как такового.

Тем не менее именно это и оказывается самым сильным проявлением сексуальности, обаяния, красоты и так далее. То, что я всегда знал, — женщины особенно хороши, когда чем-то заняты и вообще не думают, как они выглядят, — Эммануар в этом фильме проявилась с какой-то нечеловеческой силой. Видимо, не один я обратил внимание на эту особенность Беар, на ее психотип женщины, руки у которой постоянно заняты, а голова свободна — недаром Озон в своем фильме выделил ей почетную роль гоничной.

...Это была (в рамках одной картины) какая-то очень естественная, быстрая, за явным преимуществом победа женского естества над тем, что делает с женщиной современная культура. Образно говоря, это была победа над культурой высоких каблуков и нижнего белья, выставленного напоказ. Извечная французская пикантность была явлена в фигуре умолчания, отсутствия даже намека на что-то остренькое. Скрытая чувственность сильнее открытой... впрочем, это я уже говорил.

Собственно, к кино (к французскому или голливудскому) эта победа Беар не имеет никакого отношения. Это было мое личное, так сказать, философское открытие. После этого фильма я совсем иначе стал смотреть на то, что происходит с женщиной в нашем кинематографе, в наших сериалах, в нашей рекламе, на наших обложках и на наших улицах. У нас, к сожалению, пышным цветом расцвела тупая маскулинная культура. После стольких лет бедного, но и отчетливо хорошего вкуса в кино стал побеждать какой-то варварский, то ли азиатский, то ли индийский взгляд на женщину, то есть ее обязательно надо превращать в некое сексуальное чучело — для этого есть особые перья, особые раскраски, особые ритуальные одежды, но дело даже не в них, а в самом этом дикарском, ребячески-похотливом взгляде — на мой взгляд, абсолютно дебильном, который никогда не был свойствен нашей традиции.

...Но и в эту тему я особо углубляться не буду, поскольку статья не об этом. Статья о Беар. И, собственно, статья уже подходит к концу.

Да, замечательная Беар — актриса абсолютного естества, актриса с чудным глубоким взглядом — снялась в проходной роли у Франсуа Озона, режиссера, для которого в человеке естественными являются только противоестественные наклонности. Тут я с автором предыдущей статьи (об Озоне) согласен. Единственное, что бы я к ней добавил: все-таки Озон — это человек с огромным чувством юмора.

...Поэтому и за Беар и за Озона я, в общем-то, спокоен. Эманнуар сумеет направить на путь истинный даже этого холодного извращенца. Голубой воришка никуда не уйдет из этого луча голубых глаз.

Просто не сумеет. Ведь все-таки он мужчина. И к тому же кинорежиссер.

Борис МИНАЕВ