ТИХОНОВ И СССР

Знаменитый хоккейный тренер Виктор Тихонов знал в своей спортивной жизни взлеты и падения, гром оваций, свист и улюлюканье. Но мало кто знает, что виноваты в них были не только судьба, талант, соперники, но и те «высшие» силы, которые в СССР назывались всегда по-разному, а действовали всегда одинаково

ТИХОНОВ И СССР

ТИХОНОВ И ВАСИЛИЙ СТАЛИН

Молодые любители спорта не видели, понятно, футбольную или хоккейную команды ВВС. В лучшем случае слышали о них. Но в послевоенные годы клуб ВВС являл собой вполне реальную силу, считаться с которой вынуждены были все соперники.

Виктор, взрослея, становился заметной фигурой в московском спорте. Прежде всего, понятно, как футболист: хоккей с шайбой тогда у нас только начинался. В 18 лет, в 1948-м, в составе сборной Москвы выиграл Кубок СССР. В той команде были футболисты, которых вскоре назовут превосходными мастерами и начнут привлекать в национальную сборную СССР, в том числе знаменитые впоследствии спартаковцы — полузащитник Игорь Нетто и нападающий Анатолий Ильин...

Ребята, одним словом, в той сборной Москвы собрались интересные, перспективные. Игроки с будущим. И стоит ли удивляться, что все они были тут же приглашены в ведущие московские клубы. На Тихонова «положили» глаз динамовцы. Та самая команда, чьи успехи в первые послевоенные годы в Англии вошли в историю отечественного футбола и давно уже обросли легендами. С Виктором поговорил сам Михей, как звали в футбольных кругах великого тренера московского «Динамо» Михаила Иосифовича Якушина. Тихонов получил динамовскую форму, а это был необыкновенно обнадеживающий знак: в то время экипировка оставалась страшным дефицитом. Естественно, Виктор был вполне удовлетворен и беседой со знаменитым тренером, и открывающимися перед ним собственными перспективами.

Однако через два дня его из «Динамо» забрали в... ВВС. Как объяснили Тихонову, «по личному распоряжению Василия Иосифовича».

Не многие хоккеисты могут похвастаться четырьмя золотыми медалями чемпиона Советского Союза. А Тихонову золотые медали вручались в 1951, 1952, 1953 и 1954 годах. С другой же стороны, игроком Тихонов был невезучим... Он так и не стал ни олимпийским чемпионом, ни чемпионом мира. Ибо не попал в сборную СССР, хотя был капитаном второй, а в 1956 году в составе олимпийской команды отправился даже в Кортина-д'Ампеццо на VII Белую олимпиаду. Увы, на полпути к вершине (а там, в Италии, в Доломитовых Альпах, хоккеисты СССР впервые стали олимпийскими чемпионами) два игрока из нашей национальной команды, а ими оказались Константин Локтев и Виктор Тихонов, отправлены были в последнюю минуту на родину. В то время составы команд ограничивались очень жестко: сборная имела всего четыре или пять защитников. Тихонов, как и Альфред Кучевский, мог стать пятым, но, по мнению Аркадия Ивановича Чернышева, возглавлявшего в те годы нашу национальную команду, Кучевский был опытнее.

ТИХОНОВ И ТОВАРИЩ ВОСС

...Когда Тихонов закончил играть, Чернышев взял его к себе в помощники. Мне думалось, что на этом посту Виктор доживет до пенсии: тихий, скромный, аккуратный, однако, как принято говорить, без искры божьей работник. Но Чернышев, кажется, скорее всех понял, что это впечатление обманчиво. Он выхлопотал Тихонову должность главного тренера в рижском «Динамо». Виктор так объяснил мне тот шаг своего ментора:

— По долгу службы в сборной Аркадий Иванович часто и на длительные сроки покидал «Динамо», а когда возвращался, приходил в хорошее расположение духа, если без него дела шли плохо. Если же все было в порядке и команда набирала много очков, он мрачнел и находил поводы распекать своих ассистентов. Я был ближайшим, и он постарался от меня избавиться.

Самостоятельность внешне не изменила Тихонова. Он остался прежним: педантичным, погруженным в мелочи, не расстающимся с карандашом и блокнотом (не забыть бы что-то важное) служащим. Перед матчами и тренировками он длинно и скучно, сверяясь с конспектом, объяснял команде и каждому хоккеисту задачи, рисовал расстановку на доске игроков при стандартных положениях. В комнатке, где он жил на сборах, допоздна горел свет — Тихонов составлял рабочий план на завтра, анализировал данные медосмотров, записывал впечатления от вчерашнего матча...

Я узнал эту историю, что называется, из первых рук — от тогдашнего министра внутренних дел Латвии Владимира Алфредовича Сеи. Вот его рассказ:

— Меня вызвал по служебным делам первый секретарь ЦК КП Латвии А. Восс. В конце нашего разговора он, как бы мимоходом, сказал мне: «Возьмите под свою опеку в «Динамо» хоккейную команду мастеров и наведите в ней порядок». (В те времена глава МВД автоматически совмещал свою официальную должность с общественной: он значился председателем Республиканского совета «Динамо». Практически же руководил спортобществом зампред, в то время Виктор Робертович Земмерс.)

Я о хоккее в то время не имел ни малейшего понятия, не был ни на одном матче. Позвонил Виктору Робертовичу и рассказал о беседе с первым секретарем. Земмерс встретил эту новость в штыки: «Что вы, Владимир Алфредович, это же не команда, а живой труп! Обязательно надо отказаться».

Я так и сделал, но Восс был непреклонен: «Это партийное поручение. Выполняйте». Попробуй не выполнить...

В общем, забрали мы команду из «Даугавы» на свой баланс. Первым долгом надо было подобрать для них хорошего тренера. Кандидатов было двое: Быстров из Питера и Тихонов из Москвы. Поскольку Тихонов работал вторым тренером в московском «Динамо», я позвонил в Москву, в Центральный совет «Динамо», и попросил объективно охарактеризовать Тихонова. В ответ услышал: квалифицированный специалист, очень трудолюбив, настойчив, но у него серьезный недостаток: строптив, неуживчив с начальством, всегда старается настоять на своем.

Я сразу решил: это тот, кто мне нужен. Зачем нам тренер, который будет поддакивать начальству?»

ТИХОНОВ И АНДРОПОВ

Начиная с осени 1979 года процесс смены поколений в нашем хоккее подошел к своему часу пик. Одновременно или почти одновременно сошли те хоккеисты, которые составляли костяк сборной СССР: защитники Александр Гусев, Геннадий Цыганков, Юрий Ляпкин, Владимир Лутченко, нападающие — и какие! — Владимир Викулов, Александр Якушев, Владимир Шадрин, Борис Михайлов, Владимир Петров, трагически ушел из жизни великий хоккеист Валерий Харламов.

Когда Тихонов принимал прославленный московский клуб, а вместе с ним и сборную (хотя, наверное, точнее иная формула — сборную, а вместе с ней и ЦСКА), зрители и высокое начальство — живы еще были вожди, которых я нередко видел в правительственной ложе «Лужников»: Брежнев, Суслов, Устинов, — приходили не просто на ЦСКА, а на первую тройку: Михайлов, Петров, Харламов, на Владимира Викулова и Владимира Лутченко, на их замечательных соратников.

— А на кого пойдут зрители завтра? — спрашивал меня Виктор, изливая свои душевные терзания.

Виктор Васильевич стал старшим тренером сборной СССР и — попутно — ЦСКА после неудач нашей национальной команды на двух подряд чемпионатах мира — 1976 и 1977 годов. Он не рвался домой, в Москву, хотя здесь оставалась мама. Работа в Риге казалась Тихонову интересной и перспективной. Но однажды его пригласил Андропов. Тогдашний руководитель КГБ: именно под этой организацией находилась рижская хоккейная команда «Динамо».

От Юрия Владимировича Тихонов услышал немало добрых слов. Андропов сказал, что считает Виктора Васильевича одним из самых лучших специалистов. И добавил, что будет жалеть об уходе Тихонова из «Динамо». Но переходить в ЦСКА надо. Тренер в Москву, повторяю, не рвался. О чем он и сказал своему собеседнику. И в это время зазвонил телефон. Андропов поднял трубку:

— Да, он сейчас у меня... Нет, никак не хочет уезжать из Риги...

Закончив телефонный разговор, сказал Тихонову:

— Это звонил Михаил Васильевич Зимянин... О вас здесь, в Москве, в руководстве давно говорят...

Потом, улыбнувшись, добавил:

— В этом доме не принято отказываться...

ТИХОНОВ И МАРШАЛ ЯЗОВ

Сколько же грязных помоев вылили на великого тренера — ПОБЕДИТЕЛЯ! Старались, кажется, все. И «патриоты», упрекавшие Тихонова в том, что он прозевал, упустил, недоглядел, не смог, не сумел вырастить истинных, верных сынов Отчизны. И радикалы, топтавшие полковника, кавалера орденов Ленина, Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции, Дружбы народов за его попытки остановить время, сломать судьбы одаренных ребят, честно отслуживших свое отечественному хоккею. Слава Фетисов, Сергей Макаров и прежде всего Игорь Ларионов бились не только на льду, но и на страницах газет и журналов за право побольнее ударить своего Учителя, так много сделавшего для их славы, их успехов, их процветания. Потом, конечно, страсти утихли, и один из армейцев, играющих в НХЛ, Алексей Гусаров на заключительном ужине в олимпийском Нагано провозгласил тост за приглашенного на эту встречу человека, который «всем нам дал путевку в жизнь», за Тихонова, но тогда...

А Тихонов и не хотел вовсе остановить время. Превосходно знал, что оно неостановимо. Ход истории, простите за ненужную, скорее всего, высокопарность, нельзя, невозможно заблокировать, но можно, так считал Виктор Васильевич, чуть-чуть подкорректировать, уточнить, подправить. Теперь границы открыты, и мы живем, скажем осторожнее, хотим жить, как все, и нет надобности бежать, зарабатывая презрительные — «перебежчик», «изменник»: хочешь уезжать, уезжай, если ты там востребован, если тебя ждут, приглашают. Но должны же быть какие-то условия, какие-то правила игры. Ведь и в НХЛ хоккеисту не позволено переходить из Чикаго в Торонто, из Нью-Йорка в Эдмонтон (или обратно) по первому же капризу. Алексей Касатонов, как потом и многие другие асы, как, в частности, Алексей Яшин, преуспевающий в НХЛ и бастующий в НХЛ, говорили, поиграв уже несколько сезонов за океаном, что нравы там строжайшие — пусть только попробует хоккеист выразить какое-то несогласие с тренером!..

Тихонов еще десять лет назад хотел, чтобы и мы играли по правилам. Как, скажем, принято это сегодня и в нашем футболе. Не получилось. Тихонова смели с дороги. Самым простеньким путем. Нашептывали лидерам ЦСКА и сборной: «Это вам Тихонов ставит палки в колеса. Но вы держитесь, не сдавайтесь. Не сможет он помешать вам уехать в НХЛ...»

А он и не хотел никому помешать. Хотел другого. Разумного, как принято потом стало говорить, «цивилизованного» решения проблемы.

Тем более что в ЦСКА были и свои, специфические, если хотите, профессиональные трудности. В армейском клубе играли хоккеисты в погонах. Не только рядовые, но и офицеры: лейтенанты, капитаны и даже майоры. Чтобы уйти из клуба, уехать в профессионалы, им надобно было прежде всего демобилизоваться. Виктор Васильевич не устоял, сдался, начал подписывать рапорты своих знаменитых лидеров. Первый подписал своему любимчику, Славе Фетисову — этому хоккеисту он, случалось, и прежде в экстремальных случаях спешил на выручку. Но виза Тихонова решала в таких ситуациях не все. Было Главное политическое управление армии, был министр маршал Язов.

Что касается маршала, то вот что рассказывал мне Тихонов совсем недавно, уже в 2002 году. Виктор Васильевич встретился с Дмитрием Тимофеевичем на каком-то приеме. Народу — уйма, и можно «не заметить» кого-то, если не хочешь замечать. Тихонов — человек, хотя и общеизвестный, узнаваемый, но вместе с тем и поразительно скромный — считает непозволительным для себя навязывать кому-то свое общество. Если, оговорюсь, речь не идет о делах ЦСКА. В таком случае Виктор превращается в танк ради интересов команды.

Вот он и прошел мимо Язова. Потом подумал, что это не совсем справедливо по отношению к человеку, которого били в свое время нещадно. Не меньше, чем его самого. И Виктор Васильевич направился к маршалу поздороваться.

Дмитрий Тимофеевич спросил:

— Вы меня не узнали?

Виктор Васильевич, немного смутившись, возразил:

— Да что вы, товарищ маршал! Я ведь у вас дважды был... И очень хорошо помню историю с Могильным.

Когда молодой хоккеист убежал из команды, маршалу тотчас же сообщили об этом из нашего посольства в Швеции, и первая реакция окружения министра обороны СССР была крайне незатейлива: «Надо Тихонова серьезно наказать!..» А команда между тем вместе со своим тренером еще только летела в Москву.

И вот позже Тихонов узнал, как среагировал на такое предложение маршал:

— Да что же вы все время об одном и том же: наказать, наказать... Сначала поздравьте Виктора Васильевича с победой на чемпионате мира, а затем пишите записку в ЦК партии, подумайте, как все объяснить и оправдать команду и Тихонова, предлагайте, что делать дальше...

Рапорты Сергея Макарова и Игоря Ларионова тренер тем не менее подписал еще до окончания сезона.

ТИХОНОВ И «ОГОНЕК»

Тихонов не знал и даже не догадывался, что «Огонек» готовит открытое письмо Ларионова.

Я знал. Услышал об этом от тогдашнего главного редактора журнала Виталия Коротича. Случайно услышал.

Когда закончились Олимпийские игры в Сеуле, где впервые после шестидесятичетырехлетнего перерыва снова соревновались теннисисты, я вместе с двумя пишущими коллегами, Шамилем Тарпищевым, в то время тренером сборной СССР по теннису, и двумя-тремя игроками (сейчас уже не помню точно, с кем именно, вроде были Андрей Черкасов и Саша Волков) прилетел по пути в Москву на пару дней в Токио — всем нам еще в Москве заказали билеты. У Тарпищева по всему миру, в любом, кажется, посольстве есть друзья или знакомые, и вот кто-то пригласил Шамиля Анвяровича на встречу с Коротичем. Тарпищев предложил мне пойти с ним.

Коротич выступал интересно, остроумно. Тогда именно от него я впервые услышал хлесткую фразу о том, что Советский Союз — это «Верхняя Вольта с ядерными ракетами», фразу, которую позже как собственное открытие использовали чуть ли не все публицисты.

Рассказывая о работе «Огонька», Коротич сказал и об открытом письме Ларионова, «Лариосика», как называли его болельщики ЦСКА, а вместе с ними и команда, и Тихонов.

Поразил меня тогда уже самый первый абзац письма Игоря. Центрфорвард начал так: «За последние шесть лет, с того самого дня, когда нашу сугубо личную, интимную беседу вы предали гласности на общем собрании команды, обвинив меня в «слабой игре», нам с вами никак не удавалось поговорить по душам. Случая не представлялось, хотя работали рядом. Теперь же, думаю, не грех поделиться кое-какими соображениями, которые наверняка будут интересны нашим болельщикам, читателям «Огонька»...»

Перечитал тогда этот первый абзац еще и еще раз, поскольку не мог взять в толк, о чем говорит Игорь. Шесть лет не было возможности поговорить с тренером? Шесть лет! И это при том, что живут они в одном доме, в одном корпусе спортивной базы ЦСКА в Архангельском. Не от случая к случаю, а постоянно, всегда встречаясь друг с другом чуть ли не ежедневно. Ведь тот же Ларионов в том же письме жалуется, что сборы, на которых хоккеисты «сидят» в течение многих лет, утомили игроков донельзя: «Десять месяцев в году мы находимся в отрыве от дома: бесконечные поездки, игры, а нет игр — сборы... Режим суров. Легче сказать, что нам можно, чем о том, что нельзя... Можно есть до отвала, кормят нас на славу, можно сыграть в шахматы или нарды, можно поспать. Остальное — тренировки...»

Итак, шесть лет кряду они, тренер и хоккеист, жили рядом, вместе, и за шесть лет не было случая поговорить наедине?

Вы верите в такую ситуацию? Я нет. Ну не сыграл бы партию в шахматы, нарды, в бильярд, зашел бы к тренеру да и сказал, что думаешь. Прямо, по-мужски. Не виделись, живя рядом? Вместе обедая и вместе ужиная. Направляясь на матчи, на чемпионаты одним поездом или одним самолетом.

Не знаю, насколько внимательно читали в редакции «Огонька» «письмо» Ларионова, однако самые элементарные противоречия в тексте, в претензиях, предъявляемых Тихонову, не могли не бросаться в глаза.

Не верю, что эти строки написал или надиктовал опытнейший хоккеист. Уж Игорю ли не знать, что тренер никакого отношения к майкам, пусть и рваным, не имеет. Есть для этого в команде (или в Госкомспорте) люди, которые отвечают за экипировку спортсменов. Не верю я и в то, что Ларионов мог сам назвать себя «суперзвездой». Не тот вроде бы он человек, хотя цену себе, конечно, знает.

Так что если и суетились ребята на толкучке, то Тихонов-то здесь при чем?

Хорошо понимаю смысл того, давнего уже теперь, «Открытого письма». Не первый день в журналистике, слава богу. Случилось однажды и мне писать, что называется, «по заказу». Стыдно до сих пор.

Тренер говорил: «...Мне не нравится, когда люди пользуются всем, что предоставляет страна, когда это выгодно, и поворачиваются спиной, когда страна в них нуждается...»

Нет, это не Тихонов обращается к своим хоккеистам полтора десятка лет назад. Не Виктор Васильевич стыдит Сашу Могильного, перебежчика, скрывшегося в Швеции ночью из команды и объявившегося на Западе.

Ее произнес — значительно позже — в середине ноября 2001 года, обращаясь все к тому же Александру Могильному, но уже повзрослевшему, главный тренер и генеральный менеджер олимпийской сборной России Вячеслав Фетисов.

ТИХОНОВ И ФЕТИСОВ

— Фетисов, насколько я помню твои наблюдения, постоянно воевал с Макаровым за право считаться лидером команды. Стало быть, совсем не все было идеально внутри этого звена. Наверное, и какие-то иные взаимные неудовольствия у хоккеистов возникали?..

— Да, бывали такие случаи, бывали. Вот, например, что произошло в 1985 году на чемпионате мира в Праге. Мы оглушительно выиграли «золото» Европы. И еще не закончился чемпионат мира, а нашу команду уже чествовали. Чествовали и лучших по итогам первенства континента, причем лауреатов отметили особо. Призы дали, в том числе и нашим — Макарову и Фетисову, лучшему форварду и лучшему защитнику. Вроде бы всем героям турнира надо радоваться. Однако Макаров недовольно буркнул: «Фетисову, этому пьянице-то, за что?..»

Фетисов, как и некоторые другие игроки, эту реплику расслышал.

Мы оставались в Праге, ждали рейса на Москву, я решил провести итоговое собрание. В конце собрания Фетисов поднялся и озадачил меня и команду: «Среди нас есть человек, который не с нами, не с командой. Когда нас награждали после чемпионата Европы, всю сборную награждали золотыми медалями, мы все должны были гордиться своим успехом: ведь выиграла наша, а не другая команда. Но... Многие слышали, что сказал Макаров по поводу меня... Мы посоветовались в своей пятерке и просим, чтобы Макарова больше в нашем звене не было...»

Ничего себе! Думал, правда, что ребята не сегодня-завтра разберутся в собственных отношениях, однако я ошибся. На следующий день летим в самолете, и мои лидеры вчетвером снова подходят ко мне и повторяют свою просьбу, высказанную накануне на собрании Фетисовым.

Что было делать диктатору Тихонову? Что? Как вести себя? Когда вернулись в Москву, я вместо Макарова поставил в эту пятерку младшего Фетисова, Толю — это был, несомненно, талантище. Если бы Толя не погиб так трагически, Макарова, скорее всего, вообще в этом звене не было.

Дальше... Почему произошел конфликт с Фетисовым? Это началось перед чемпионатом мира 1989 года. Готовясь к нему, мы проводили матчи за океаном. И вот в самом начале того памятного для многих из нас года меня попросили, чтобы я на какое-то время оставил Фетисова поиграть в команде Нью-Джерси. Я ответил, что это не в моей компетенции, но если удастся договориться с высоким воинским начальством, в частности с министром обороны, тогда пожалуйста. Я возражать не стану. Мы выиграли в Нью-Джерси, нас после этого успеха поздравлял и посол Добрынин вместе со своими сотрудниками. Он попросил у меня разрешения поговорить с ребятами. Я, естественно, разрешил. Посол прошел в раздевалку, поздравил хоккеистов, а затем спросил, какие есть вопросы, пожелания, просьбы. И Фетисов говорит: «Я бы хотел сыграть в Нью-Джерси». Добрынин отвечает: «Я буду в Москве, переговорю с министром... Думаю, что мы этот вопрос решим».

Мы возвращаемся в Москву. Числа 10, а может, 12 января 1989 года я прихожу на каток, и Володя Попов, второй тренер ЦСКА, говорит мне, что пришел Фетисов, бросил форму и сказал, что больше играть в ЦСКА не будет.

Начиная с 1988 года, после Олимпийских игр, Слава ставил вопрос о том, чтобы его отпустили поиграть в НХЛ.

— Об этом написано и сказано столько!.. А вот где искать правду? Тогда же можно было писать о полковнике Тихонове, порождении административно-командной системы, что угодно... И многие мои коллеги старались вовсю.

— Помню это хорошо, слишком хорошо, — рассказывает мой герой. — Но что бы в те дни или позже ни писали про интриги Тихонова, который, дескать, хочет остановить развитие мирового и отечественного хоккея, сопротивляется ходу демократических перемен в стране, — совесть у меня чиста. Я делал для Фетисова все, что было можно. Подключились по моей просьбе к решению проблемы Марат Грамов, Вячеслав Гаврилин, Вячеслав Колосков. Все они искали пути разумного и возможного решения этого вопроса. Фетисов — офицер советской (тогда еще!) армии, майор, и как решить проблему с «командировкой» офицера в НХЛ, не знал никто. Помню, возникла и совсем уж неожиданная идея: понарошку (только по каким-то временным документам, которые затем можно будет изъять из личного дела) демобилизовать Вячеслава — на полгода, на год, как уж получится.

Ничего не получалось. А Фетисов ждать не хотел. Он, что называется, закусил удила и стоял на своем. А перед этим, напомню, «Огонек» уже напечатал «Открытое письмо» Игоря Ларионова, официально адресованное мне.

В команде были явные нелады. Когда ЦСКА проводил в «Лужниках» последний матч, Ларионов и Фетисов не играли. Они сидели на трибуне и смотрели игру. Мы забили важный гол и выиграли встречу. Вячеслав и Игорь ушли с трибуны. Закончился матч, армейцы направляются в раздевалку, ко мне подходит Макаров: «Виктор Васильевич, если вы Фетисова в сборную не возьмете, мы играть тоже не будем...» Я отвечаю: «Сереженька, в 10 часов вы должны быть на сборах...»

Признаюсь, после давней стычки Макарова и Фетисова это был со стороны Сергея поступок. Не хочу гадать, чем он был продиктован, но он не мог не удивить.

Вечером на следующий день, когда все сидели у телевизора, ребята снова подняли волнующий их вопрос. Утром Слава Быков, Андрей Хомутов опять атаковали меня. Сдержался. Спокойно говорю: «Забирайте вещи — и домой». Они сразу начали объясняться: «Нет, Виктор Васильевич, вы не поняли. Это нас попросили похлопотать за Славу...»

Через несколько дней собралась вся команда. Приехали начальники из спорткомитета. Неожиданно появился и Анатолий Владимирович Тарасов. Он мне объявил: «Все говорят, что надо Фетисова взять в сборную». Я отвечаю: «Он с января до середины февраля ничего не делал, толком подготовкой не занимался, не было времени. Все ушло на интервью и заявления, что в команде Тихонова он играть не будет». В течение часа шел жаркий спор... К общему мнению прийти никак не удавалось.

Спрашиваю Виктора Васильевича, был ли он рад за Фетисова, когда его назначили генеральным менеджером олимпийской сборной в Солт-Лейк-Сити?

Тихонов отвечает сразу, что да, рад, и добавляет:

— У Фетисова есть хорошая черта — он всегда стремился быть лидером, победителем. Думаю, Слава все сделает, чтобы наша команда добилась успеха на Играх.

Знаю, что за несколько недель до Игр, когда не был еще известен окончательный состав нашей команды, Виктор Васильевич очень надеялся, что будет не только золотая наша победа. Надеялся, что сбудется давняя его мечта: сыграет тройка, где объединят свои таланты Павел Буре, Александр Могильный и Сергей Федоров. И, право же, не столь уж важно, что руководить их игрой, руководить командой будет не он, Тихонов. Важно, что сыграют наконец-то вместе те три форварда, на которых он когда-то так надеялся.

Как мы знаем, не получилось. Не по вине Фетисова. И уж тем более не по вине Тихонова.

Вячеславу помогал Владимир Юрзинов, многоопытный, давно состоявшийся тренер.

Но не отпускает меня мысль, которая впервые возникла в те дни, когда по предложению Вячеслава в его прощальном матче сборной руководил мой герой.

Сам много раз напоминал, что история не знает сослагательного наклонения. Все эти «вот если бы» гроша ломаного не стоят. И все же постоянно думаю, как хорошо бы могла сработать наша команда в Солт-Лейк-Сити, если бы к Фетисову, Юрзинову и Владиславу Третьяку отцы нашего олимпийского спорта добавили и Виктора Тихонова.

Впрочем, все такие домыслы и предложения мало чего, согласен, стоят.

Олег СПАССКИЙ

Книга журналиста Олега Спасского «Виктор Тихонов» выходит в издательстве «Терра. Спорт». Автор, три десятилетия друживший со знаменитым тренером, впервые приоткрывает завесу над многими конфликтными и драматичными страницами в истории советского хоккея