ПЕРЕСТАТЬ БОЯТЬСЯ МИЛИЦИОНЕРОВ…

Имя опрашиваемого --Гамзат. Кавказец. Пятнадцать лет проживает в Москве. Регулярно задерживается милицией...

ПЕРЕСТАТЬ БОЯТЬСЯ МИЛИЦИОНЕРОВ...

Наш страх перед милиционерами стал таким же общим местом для публицистов и сатириков, как в советское время — очереди в магазине. Обычные рядовые граждане не просто боятся обращаться в милицию (порой в случае острой нужды), они боятся, даже когда милиционер просто проходит рядом. В Москве существует такой жесткий паспортный режим, какого не было со сталинских времен. Попасть в облаву, попасть в «обезьянник», попасть под резиновую дубинку может буквально каждый. Свирепый вид милиционера, который отлавливает на улице всех, кто ему не приглянулся, создает момент ежедневного стресса у всех, кто ходит по этим самым улицам пешком (не оттого ли москвичи так старательно пересаживаются на автомашины?). И пока мы, простые граждане, не научимся НЕ БОЯТЬСЯ милиционеров (хотя бояться нам, законопослушным гражданам, вроде бы и нечего) — нормальной жизни у нас не будет. Вопрос: а можно ли этому научиться? Ведущие юристы страны учат нас — чуть что, сразу же судиться с милицией, и тогда, мол, милиционер сто раз подумает, прежде чем пристать к человеку: а не опасен ли этот человек для него, не вооружен ли знанием законов и всяческих юридических закорючек? Другого способа справиться никто не предлагает. Но, оказывается, есть категория граждан, страдающих от «ментов» чаще всех — это так называемые лица кавказской национальности, которые постепенно научились обращаться с милицией так, что практически полностью свой страх перед ней нейтрализовали. К одному из них мы и обратились за советом.

Рассказчика зовут Гамзат. Он кавказец. Пятнадцать лет живет в Москве. И, конечно, регулярно задерживается милицией...

— Один мой земляк возвращался утром от подруги. Заехал он туда вечером прошлого дня в пьяном состоянии на такси и не знал, где находится... Утром спрашивает: «Как отсюда попасть к метро?» Она говорит: «Пройди прямо, через пустырь. Там электричка». А это не пустырь, а степь бескрайняя. Северное Бутово или Южное Бутово, как-то так. И дойдя до середины, он понял, что не сможет ни назад вернуться, ни вперед... замерзнет... А была поздняя осень. Ветер еще сильный. И как он ни кутался, он уже не мог вытерпеть этого холода... Думал, все, минуты его сочтены... Тут он увидел милицейскую машину и бросился к ней навстречу. Те подумали: убегает. Кинулись ему наперерез. А он их всех обошел — и прямиком к машине. Из машины еще один выходит, а он его отталкивает. «Дай-дай», — говорит и туда сам запрыгивает. Окружили его, с двух сторон сели, документы спросили. Он показал. «А регистрация есть?» — «Нет». — «А ну поехали». К метро уже когда подъехали, тот опять открыл паспорт, смотрит, а там лежит бумажка. «А это что?» — «Регистрация».— «А что ты нам говорил, что нету у тебя?» — «Если бы я сказал, вы бы меня сюда не привезли. А так вы мне жизнь спасли». Ну они посмеялись, отпустили его.

— А какие-то закономерности замечал? Когда останавливают, когда не останавливают?

— Когда идешь с земляком, чаще останавливают, чем одного. И не только я это замечал, так все земляки говорят. Ну один когда идешь, ритм уже московский. А когда с кавказцем идешь, то появляется кавказский ритм. Там люди же не бегают так, как здесь. Медленнее ходят. И как-то важно ходят, наверно... Более основательно.

— Да, я замечал... Идет такой, не знаю, кто он по национальности: живот вперед, плечи расправлены, отмашка, рука изогнута таким важным крендельком. Неспешно так, сурово.

— (Смеется.) Да. Так ходят.

— Ну вот останавливает тебя постовой: «Предъявите ваши документы...» Что дальше?

— Дальше? Показываю паспорт. Он говорит: «А регистрация?» — «Регистрации нету», — говорю я. «А вы знаете, что надо штраф платить?» — «Да, конечно, знаю». — «Ну, и что будем делать?» — «Давайте, я буду платить». — «А вы знаете, сколько сейчас штраф платить?» — «Да, — говорю, — знаю. Десять рублей». — «Ну это с квитанцией. А без квитанции, знаете, сколько она стоит?» — «Сколько?» — «Ну триста рублей... Ну можно за сто». — «А зачем, --говорю, — мне без квитанции? Какую квитанцию вы имеете в виду?» Он говорит: «Ну если вы заплатите там, в отделении, вам дадут квитанцию, и вы можете с ней ходить три дня. А можете заплатить мне, и тогда в отделение я вас не поведу». — «Нет, --говорю. — Давайте лучше в отделение». — «Значит, вы никуда не торопитесь?» — «Нет, у меня времени много. Час, два, три. Если хотите». И он такой недовольный ведет меня. Еще немножко, и может отпустить. Один раз получилось интересно... Сержант, из молодых, что-то втулял-втулял мне про регистрацию с умным видом, типа, законы знает. Тогда я его спросил: «А вы знаете, когда появилась регистрация? Когда все это началось?»

— То есть ты его начал интеллектом давить?

— Да. А он раз — и не знает. Я говорю: «В 93-м году». Это было так, потом вот так. Все ему разложил. Он что-то пробурчал и ушел. Вообще ему стало неприятно со мной общаться — и отдал паспорт...

Потом еще был случай. Полпервого ночи. Я стою на остановке и думаю: «Доеду, не доеду? Может, машину поймать?» И пока прикидывал, подъехала милицейская машина, подошли ко мне, спросили — документов нет. «Пойдем». А у меня еще сумка тяжелая, из-за сумки я хотел ехать, так-то, может, я и пешком бы дошел. «Может, здесь... типа договоримся...» — «Нет». Едем, он ко мне оборачивается: «Ну. И о чем ты хотел договориться?» — «Что я вам штраф заплачу». — «Сколько ты хочешь заплатить?» — «Тридцать рублей». — «Да ты что, парень! Тридцать рублей! Здесь сто минимум! Ты знаешь, что сейчас будет? Мы сейчас тебя привезем, там тебя будут бить, там у нас очень жестокие «менты», там всю ночь проведешь». И вот так минут пятнадцать. Я думаю про себя: «Ну все. Поеду в отделение, там проведу ночь».

— А ты что, не веришь, что будут бить?

— Это раньше «менты» такие были. А сейчас «менты» «ментов» сами проверяют. Когда-то им было нормально, да? А теперь каждый «мент» с другого хочет что-то получить. За счет того, что по законам нарушения происходят. И они друг друга постоянно ловят. Поэтому никто бить меня, трезвого, не будет. Они не могут мне даже плохого слова сказать. Другое дело, если ты пьяный. К пьяному отношение резко другое.

— А почему тогда раньше кавказцев били?

— Еще зависит от лица. Потому что если видно, что я по-русски плохо разговариваю и какой-то строитель, то можно сразу на месте — просто ради удовольствия, я же все равно с ними драться не буду. Я видел, таджиков бьют часто «менты». Внаглую. Спрашивают регистрацию, начинают давать пощечины, вообще бить кулаками по лицу. Те им не отвечают и только говорят: «За что? За что?» А этим нравится играть в такое.

— Я так себя в армии вел, когда был старослужащим.

— Но и они тоже, как в армии. Такие же молодые. Так вот... Везут они меня, а я думаю, сейчас поеду в отделение, там буду сидеть. Тем более что сейчас в такой поздний час прийти к друзьям тоже неприлично, я не успел им позвонить. Думаю, лучше с утра приду. А водитель спрашивает: «А вы вообще куда собрались идти? Вам куда?» Я говорю: вот такое-то место, объяснил, где эта улица. Потом они заметили девку, которая машину тормозила. Обогнали эту машину, заставили ее остановиться, вышли, проверили документы у девушки, у парня, у них все оказалось нормально. Потом вернулись. «Ну что вы надумали?» Я говорю: «Могу только тридцать». Он опять начал говорить, как в отделении у них плохо... Я уже не слушал. Через какое-то время водитель вдруг спрашивает: «А где на Ангарском проезде? В каком месте?» Называю: «Такой-то угол дома». Подъехали они к этому месту, остановились: «Ну ладно. Давай свои тридцать рублей». Единственное, я потом пожалел, когда вышел, что не тот подъезд сказал. Дом длинный, пришлось идти минут пять с этой сумкой тяжелой до другого конца...

...А зарегистрироваться не просто, если нормальным порядком...

— Ну-ка, ну-ка, поподробней...

— Однажды я не мог получить регистрацию в паспортном столе. И участковый мне предложил менять на пузырь водки чеки... Я к нему приходил, приносил четыре пузыря, а он мне давал этих квитков на месяц... Он сказал: «Тебе найдут сто причин, чтобы не регистрировать. Начальник паспортного стола не хочет, чтоб у нас были кавказцы».

— Дай описание постового глазами кавказца.

— Да нет, «менты» — нормальные ребята... Ну это такой спортивного типа человек, который все время боится, что нарвется не на того. Следит за своим разговором в том плане, что, если получится, что я человек, за которым есть люди, потом придется разбираться...

— А где такие разборы могут происходить?

— В кабинете его начальника. Его вызовет начальник и скажет: «Ты кого остановил вчера? Зачем ты ему такие вещи говорил?»

...А вообще-то было время, когда мне даже нравилось, когда они меня тормозили...

— Как это может нравиться?

— Я тогда жил не в общаге, а на квартире, только развелся, и у меня была нехватка общения. У меня общение было только с людьми, с которыми я встречался по работе. Оно было официальным, выдержанным. Я и эти люди, мы были друг для друга безликими... А мне хотелось разговора более... деликатного... И когда на улице меня останавливал «мент» и говорил: «Эй, ты! Ты че? Куда ты идешь?» Минут через пять общения с ним мне становилось так весело, приятно. Что-то хочет он от меня, таким откровенным текстом со мной разговаривает... Понимаешь, «менты», они же никаких масок социальных не надевают, чтобы, мол, с ним миндальничать, разговаривают прямо, и это мне нравилось. Это встряхивало. Тебя спрашивают: «Что ты тут делаешь?» И ты задумываешься: «Действительно, а куда я иду? И что, черт возьми, я тут делаю?» Как один мой друг-еврей говорил: «Чтобы собраться, надо иногда разобраться...»

— М-да, «менты» — и самоанализ...

— Тебя спрашивают: «Ты здесь живешь»?» — «Живу, — говорю, — постоянно. Как вы».— «Ну как, — говорит «мент». — Я здесь прописан». — «А вы откуда сами приехали?» Он начинает объяснять, откуда он приехал, где женился, сколько детей у него. То есть я смог заинтересовать его этим диалогом. А все потому, что я нормально с ним разговариваю, открыто... И общение с милицией стало мне нравиться настолько, что я даже стал подозревать, что ищу этих встреч. «Мент» собирается меня тормознуть — у меня даже улыбка на лице появляется.

— Я тоже что-то подобное замечал... Например, идут два кавказца, а «менты» стоят. И кавказцы заранее начинают изображать умиление, радость от встречи и действительно подходят с улыбками... Говоря улыбками этими, что они милые ребята, что они ничего такого в виду не имеют, не дай бог, грабежей каких...

— Еще знаешь, что бывает в «ментах» интересного? Жесты. Решительные такие. Как будто они все время кого-то задерживают... Ну вот, например. Я в пальто и кепи. Ты видел мое кепи? В нем у меня вид бюргерский. И вот я сбегаю в метро, ночь, никого нет, стоит электричка. Я думаю: надо добежать, а то неизвестно, следующая будет, нет... Бегу, и тут из-за колонны выходит постовой. Заметил, что я бегу, и у него сразу прищур такой суровый: о! усек! И давай мне наперерез. Я поворачиваюсь к нему на бегу и сую руку за пазуху, во внутренний карман, за паспортом... И смотрю на него так... исподлобья, внимательно. И вдруг у него такой ужас в глазах. Он заслоняется, отмахивается от меня ладонями, перед лицом машет: нет-нет, иди-иди, не надо! Как будто я собрался достать пистолет и пристрелить его за то, что он меня задерживает. Со стороны так можно было подумать. Я пожимаю плечами, запрыгиваю в вагон и уезжаю.

— Смешно. Да.

— Я что еще хочу сказать... Есть свои, есть чужие, а есть свои-чужие. Поляки, например, чужие. Или узбеки. А есть россияне, которые чужие... Я нахожусь в своей стране, имею такие же права, как остальные, но я здесь чужой. И каждый раз, чтобы показаться своим, мне надо усилия прилагать. Например, я шел по Арбату и встретился с парнем одним, которого давно знал. Он москвич. Потом к нам присоединились ребята из его двора. Они с гитарой, песни поют, водку пьют, я с ними напился... Вполне нормально иду, но заметно, что пьяный, если со мной начать разговаривать. Останавливают нас, не доходя до метро «Смоленская», проверяют документы — у меня. Больше ни у кого из компании. Им говорят, чтобы шли домой, а меня заводят в какой-то вестибюль, отгораживают от остальных стеклянной дверью, вызывают по рации машину. Мой друг начинает за меня вступаться и, слово за слово, сцепляется с «ментом». У них начинается потасовка. Подъезжает еще одна милицейская машина, и начинают затаскивать моего друга. Я говорю: «Ну выпил немножко парень. Давайте попробуем как-то договориться...» И в конце концов этот милиционер мне говорит: «Ну ладно, я на тебя рассчитываю, что ты его до дома доведешь. Ты лично. Ты — ответственный». Ничего с нас не взяли, отпустили... И у меня уже не спрашивали никаких документов...

— К чему ты это?

— Смотри, вначале он меня вычислил, что вот это чужой. Но когда дело дошло до конфликта милиции с группой молодых людей, то мои доводы посчитали более убедительными. Они уже не думали, что я какой-то не такой. Я стал своим. Скорей всего, «менты» не захотели связываться с москвичами... И еще одна история... Я познакомился с девушкой, мы пошли в кафе, а потом я ее провожал. И уже около ее подъезда подъезжает «бобик». У меня попросили документы. Тут девушка заметно разволновалась. Мне задают вопросы, а она первая начинает отвечать. Я хотел ее одернуть, но не знал, как это сделать: это показалось бы странным. У меня все нормально было, регистрация, все. Она сама привлекла к себе внимание. Спросили документы у нее, она дала им какую-то справку. Им показалось этого мало. Стали задавать ей вопросы, предложили пройти в машину. Думаю: заплатить надо денег, чтоб отпустили ее... Подошел к «менту», а он говорит: «Пойдем отойдем». Отвел меня: «Ты откуда знаешь эту девушку? Сколько ты ее знаешь? Где ты с ней познакомился?» — «В кафе, пару раз встречались, и чего?» — «У нее документ — подписка о невыезде... Будь осторожен тогда». Ну и отпустили нас, ничего не взяли. И я потом думал: зачем это ему нужно было — объяснять мне, кто она есть на самом деле? Видимо, он посчитал, что я добропорядочный человек, нормальный парень, интеллигентный тип. А со мной опасная, коварная дама... То есть они уже не смотрели на мою национальность, а смотрели на криминогенность.

— И все-таки, что ты хочешь сказать? О чем речь?

— Речь о том, что милиция, с одной стороны, следит за порядком. А с другой стороны, на нее возложена функция не правоохранительная, а скорее жандармская. Фашистская, националистическая. По вычислению инородцев... Я знаю, что среди милиционеров есть нормальные люди, которые очень недовольны этим. Был случай, когда я случайно оказывался в поле преступления. Живешь в общежитии, кто-то кого-то обворовал. И приходит человек, опер, и он говорит: «Меня не волнует, откуда ты приехал». Вообще... ему отвратительна эта тема. Его интересуют лишь преступление и его раскрытие. Кстати, ты знаешь, что из кавказцев получаются очень хорошие «менты»? И чувство храбрости, мужское начало, ставится у них на очень высокую планку. Хороший военный получается! Который готов умереть за свой полк и при этом храбро умереть хочет! Но, правда, есть и другие... Например, я знаю постового азербайджанца, который выискивает, где ходят его земляки, потому что знает, что с них можно содрать, а вот разные русские и белорусы его меньше интересуют, потому что у них мало денег, и они не боятся... А сам азер! Натуральный азер, который стоит на рынке, только у него милицейская вот такая шапочка. Нос большой, усы, весь такой красно-загоревший, пятнистый. Кажется, что его взяли с рынка, переодели в «ментовскую» форму и запустили туда... Он приехал в Москву когда-то, пожил здесь и понял, что надо ловить «черных», что это очень выгодно, — и пошел в «ментуру» работать. Ты представь: в каждом отделении уже есть свой азербайджанец точно, и скоро они, люди из другой страны, будут в России «ментами» работать, ловить здесь кавказцев, вымогать у них деньги и отправлять своим родственникам в Азербайджан. Для чего это России нужно? Национальный вопрос, он какой-то безумный!

Регистрация развивает в москвичах паразитические черты... Мне один американец сказал: «Здесь, в России, очень наивные представления об этнических взаимоотношениях». Он в Америке родился, окончил в Англии Оксфорд, наверно, умный парень. Он говорит: «Даже встречаясь с высокопоставленными людьми, которые тонко разбираются в своей специфической области... когда речь заходит об этой стороне, они начинают разговаривать примерно так: «Твою мать, черные везде!..» Разжигание межнациональной розни всегда существует на бытовом уровне, но как-то забыли, что государству-то невыгодно оно. Ему надо, наоборот, какие-то границы этому выставлять.

— С девушкой той закончилось-то у тебя как? Про которую тебя предупредили?

— Я ее проводил, мы еще несколько раз говорили по телефону. И потихоньку это закончилось, потому что ее криминогенность начала меня настораживать. Я сейчас склоняюсь к тому, чтобы вообще не общаться с людьми не своей социальной прослойки... (Смеется.) С «ментами» одними, наверно, буду общаться... Для них сделаю исключение.

Юрий СОЛОДОВ