О человеке, с которым случается несчастье такое, как с Сергеем Бодровым, рассказать в некотором смысле невозможно. Потому что каждому ясно, что значит сорвавшийся со склона ледник. Но если ты, его друг, его прежде времени похоронишь — то кто будет ждать? Ждать чего?
СЕРГЕЙ
Ждать связи. Между теми, кто «пропал без вести» и не вернулся, и между теми, кто «пропал без вести» и вдруг пришел. Они ведь редко, но приходят, пропавшие без вести. Никто не знает — откуда. И, может быть, он тоже придет. Во всяком случае, ждать его, как ждут связного, все же лучше, чем гадать, что это было — случайность? закономерность? — что так же отвратительно, как с журналистской беспардонностью звонить его жене и спрашивать: а какой он был перед этим? Вы странного такого ничего не заметили? Он что, приближения этого не чувствовал? А я вдруг ощутил, что помню даже запах расчищенной в джунглях взлетной полосы, запах негритянского квартала, через который вел путь к гостинице, где мы жили на Бокасе, запах причала, откуда отправлялись лодки на острова Игры, ну и уж, конечно, бар La Ballena, где мы по вечерам пили ром-колу и о чем-то болтали. Тогда казалось, что это навсегда. Этот остров, это тропическое море, этот переполненный запахами вечер, эта свежая, пьянящая дружба, эта острота чувств и радость от новой работы. Тогда еще ничего не случилось. И мы снимали в Панаме первый невиданный проект сериала «Последний герой», чувствовали неповторимое чувство удачи и, отсматривая первые смонтированные куски, понимали: получается! получается!
Вот. А потом прошло время, и Сергей Бодров пропал без вести. И чувствуя, что на месте былого счастья образуется просто зияющая дыра, какая-то незаживающая рана, я позвонил Кушнереву (Главный редактор телекомпании «ВИД») сказал: «Сергей, с нашим другом — беда. Я глупо обижался на тебя. Я считаю, что это невозможно — обижаться дальше, когда случилось такое. Прости меня». — «Прости и ты меня», — сказал он. Вот и все. Друг, пропавший без вести, примирил нас. И здесь бы я поставил точку, потому что, кто я такой, чтобы рассказывать о нем? Но ведь рассказывают... Поэтому я просто вспомню несколько эпизодов той жизни, которая прошла, как фильм о рае. Эпизод первый: еще до отлета, в Останкино, Кушнерев знакомит нас. «У тебя, кажется, есть интересная история про санитарку, которая спрятала во время оккупации 17 раненых?» — спросил Бодров. Он как режиссер искал героические сюжеты. Я тогда глубоко прорабатывал некоторые истории видовской передачи «Жди меня» и, в частности, эту — про раненых и девятнадцатилетнюю санитарку Любу Шаталову из Ессентуков.
— Во всей этой истории не хватает только одного — любви, — сказал я.
— Любви не может не быть, — сказал он.
— Все они были влюблены в нее, но она не могла любить, боялась, война...
В Панаме Бодров был занят больше нас, журналистов, работавших с участниками. То ему на конкурс надо было ехать, то на Совет, где исключали «выбывшего», то неожиданно являться перед участниками игры с каким-нибудь неожиданным предложением. Иногда я видел его поднимающимся по лестнице со свежим костюмом на плечиках. Он профессионально, очень внимательно относился к одежде, к тому, что скажет участникам перед конкурсом или во время Совета. Вечером иногда появлялся в баре поздно — прописывал реплики. Некоторые считали, что он недостаточно «крутой» ведущий. Мне кажется, он и не собирался ни быть «крутым», ни играть «жесткого» парня. Может быть, он хотел сыграть волшебника, который добро и снисходительно относится к усилиям людей, этим трогательным, маленьким искателям славы...
В остальном бывал беспечен, весел, добр бесконечно. Скажем, у него могли в пять минут расстрелять пачку сигарет — он все равно не убирал ее со стола. Однажды они разговорились с Гелой об истории. Это было потрясающе! Здесь болтали на всех языках о чем угодно, но о том, что испанцы с португальцами именно здесь пытались отыскать «истинный» нулевой меридиан, который проходит через Рай, могли говорить только он и моя жена! Оказалось, он, как и Гела, окончил истфак, только она специализировалась на Средневековье, а он — на Возрождении.
О нем часто спрашивали: такой красавец — бабник, наверное? Как объяснить, что он ощущает жизнь задумчиво и чисто, как трубадуры? Не зря же именно Ренессанс так привлек его? Иногда казалось, что он родом откуда-то из провансальского Возрождения, когда для мужчины идеалом были красота, целомудрие и отвага. Он не стеснялся быть мужественным без «мачизма», быть популярным без панибратства, ранимым, домашним до трогательности? Каждый день звонил домой, чтоб поговорить с женой и дочкой...
Забавно, что самой популярной его ролью стал Данила, Брат, молчаливый обаятельный убийца, который без всякого пафоса, вернувшись с войны в никуда, завоевал все киноэкраны. «Братва» приняла его за своего. Но если задуматься, Данила — рыцарь. Ни скверное слово, ни жадность, ни похоть, которыми переполнен принявший его мир, не липнут к нему. Он верит — и хочет помочь. Хочет восстановить правду. Жаль, что эпоха выпала на его долю подлая, бандитская. Не было у нас ни рыцарей, ни Возрождения. Но он-то в этом не виноват.
Василий ГОЛОВАНОВ
На фотографиях:
- С ОТЦОМ, СЕРГЕЕМ БОДРОВЫМ-СТАРШИМ, НА СЪЕМКАХ
- С АЛЕКСЕЕМ БАЛАБАНОВЫМ, РЕЖИССЕРОМ ФИЛЬМА «БРАТ», И ВАЛДИСОМ ПЕЛЬШЕМ
- В материале использованы фотографии: Бориса ДОЛГИХ, Марка ШТЕЙНБОКА («Семь ДНЕЙ»), из архива «ОГОНЬКА»