В КОСТЯХ У СКАЗКИ

Не хочу быть банальным. И не буду. Я НЕ БУДУ начинать статью про гостиницу «Москва» с легенды о том, как Сталин подписал два варианта фасада и что из этого вышло. Если кто об этой истории не знает, спросите первого встречного на улице — вам расскажут

В КОСТЯХ У СКАЗКИ

КАК ЭТО БЫЛО

Гостиница «Москва» строилась в период с 1931-го по 1939 год и с 1969-го по 1978 год, причем основной корпус принял первых гостей уже в 1935-м. Авторами первоначального проекта были молодые беспартийные архитекторы Савельев и Стапран. По правилам тех лет им в подмогу был дан партийный консультант, коим оказался академик архитектуры А.В. Щусев. Начало строительства здания совпало с периодом перехода в советской архитектуре от конструктивизма к классическому ретроспективизму, который потом стало принято называть «сталинским ампиром». Чертежи здания, с которого для заезжего иностранца должна была начинаться Советская Россия, менялись прямо по ходу строительства. Авторы проекта упорно не хотели сознавать, что их творение не полностью соответствует духу времени, и твердили, что в его основу положены классические принципы. «Гостиница Моссовета, — писали они в ответ на критику других архитекторов, — расположена в окружении зданий, архитектура которых далека от современности, что заставило... считаться с фактом необходимости увязки нового объекта с общим ансамблем всей площади».

Со своей стороны Щусев относился к проекту гораздо менее трепетно. Он смело менял проект, сажал на колонны розочки, отрывал балконы, скруглял углы и заострял окружности. Один за другим из-под его руки вышли шесть различных эскизов фасада. Между молодыми архитекторами и старым волком закипели нешуточные бои. Сначала победила молодость: Щусев покинул проект, заявив, что ноги его рядом с этими молокососами не будет. Успокоившиеся было Савельев и Стапран принялись строить гостиницу по-старому, однако праздновать победу было рано. В 1933 году Щусеву как члену Моссовета было поручено проинспектировать стройку. Его заключение было убийственным: «Названные молодые люди (имеются в виду Савельев и Стапран) еще никогда и нигде не строили, проектного опыта не имеют и справиться с таким объектом не имеют возможности». Расстроенный Моссовет предложил Алексею Викторовичу помочь стройке и возглавить проект, в ответ на что академик заявил, что он согласится на это только при условии, что ни Савельева, ни Стапрана рядом с ним не будет. («Я не привык работать с соавторами. Соавтор — это архитектурная жена».) В результате и Савельева и Стапрана от проекта отстранили, однако гнев академика на этом не исчерпался. Желая упрочить победу, он не просто начал перестройку уже наполовину готового фасада, но даже уничтожил подписи конкурентов на чертежах, став единственным проектировщиком. В ответ на что получил... письмо в «Правду».

«К своей творческой работе Щусев относится нечестно, — писали в своем письме к главному редактору газеты обиженные беспартийные архитекторы. — Он берет на себя множество всякого рода работ и, так как сам их выполнить не может, фактически прибегает к антрепризе в архитектуре, чего, конечно, не сделает ни один уважающий себя мастер. В целях стяжания большей славы и удовлетворения своих личных интересов Щусев докатился до прямого присвоения чужих проектов, до подлогов». Далее в письме рассказывается история «проекта века». Завершалось письмо так: «Мы, беспартийные советские архитекторы, не можем без чувства глубокого возмущения говорить о Щусеве, известном среди архитекторов своими антисоветскими, контрреволюционными настроениями. Характерно, что ближайшими к нему людьми были темные личности вроде Лузана, Александрова и Шухаева, ныне арестованные органами НКВД». («Правда», 1937 год, 30 августа, № 239.)

Письмо подействовало должным образом, и в августе 1937 года Щусев был отстранен от проекта, а Савельев и Стапран приступили к строительству по своим чертежам. К началу 1938 года им удается построить одну из выходящих на площадь Революции башен, значащуюся в проекте как «башня № 3». Однако торжество продолжалось недолго, и уже к лету академик Щусев вновь возвращается в проект в качестве главного автора. И достраивает последнюю башню в соответствии со своими эскизами. Так что на самом деле знаменитая асимметричность фасада гостиницы — следствие отнюдь не рабской покорности советских людей воле диктатора, а всего лишь результат грандиозной архитектурной драки.

А менять проект, даже утвержденный Сталиным, никто не боялся: на протяжении строительства он менялся бесчисленное количество раз.

ОБОРОНИТЕЛЬНЫЙ РУБЕЖ

Вот ведь интересно: каждый, к кому я обращался с вопросом, как он относится к идее перестройки гостиницы «Москва», отвечал одинаково — делать этого нельзя ни в коем случае. Почему нельзя? Чем уж она так сильно отличается от множества ей подобных строений? Что это за столп такой, что его «ни руками, ни ногами ни проехать, ни пройти»? Главный аргумент был такой: гостиница является памятником архитектуры, и поэтому она неприкосновенна. Ну, во-первых, гостиница является прежде всего гостиницей, то есть учреждением, которое должно приносить доход. Если вы с этим не согласны, то добивайтесь, чтобы ее закрыли и перевели полностью под патронаж Министерства культуры на бюджетное довольствие.

А во-вторых, я, наверное, сильно вас удивлю, если скажу, что гостиница «Москва» памятником архитектуры вовсе не является! И дело тут не в происках неких таинственных финансовых кругов, мечтающих прибрать ее к рукам. Вовсе нет. Много лет подряд, начиная еще с советских времен, различные инициативные группы включают ее в список соискателей этого высокого звания, и все эти годы заседающие в комиссиях по охране памятников ученые, художники и архитекторы говорят, что указанное здание до звания памятника явно недотягивает. Все признают, что здание интересное, своеобразное, но... Если и памятник, то памятник «конъюнктурной» архитектуры 30-х годов прошлого века.

Несовершенство здания признавал даже сам товарищ главный архитектор Щусев. Когда после сдачи первой очереди на него обрушился шквал критики со стороны коллег, он только оправдывался: «Некоторые утверждают, что в деталях чувствуется эклектизм. Это неверно: дело не в эклектизме, а в плохой связи деталей между собой. Может быть, тут была и моя ошибка, но, с другой стороны, и бригада моя была очень слаба. Мне приходилось учить ее на ходу и прорабатывать все детали с очень слабыми силами, применяя чрезвычайно быстрые темпы».

Да еще до кучи слова классика. Присутствовавший на открытии гостиницы Илья Ильф писал о ней в своей записной книжке следующее: «Двенадцать четырехугольных колонн встречают вас в вестибюле. Коридор убегает вдаль. Мебели так много, что можно растеряться. Муза водила на этот раз рукой круглого идиота».

СТРАШНАЯ СИЛА КРАСОТЫ

«Ее нельзя ломать ни в коем случае, — твердил мне коллега, журналист в годах. — Я там жил в 68-м. Там такая красота, настоящий коммунизм. Побываешь — увидишь». Я побывал. Не знаю, может быть, в 68-м одноместные каморки с удобствами на этаже и правда считались верхом престижа. Сейчас гостиничные номера старого корпуса особого восторга не вызывают. В лучшем случае — ностальгию по старым временам. Нет, ну правда, гостиница, в которой номера, пусть самые дешевые, не оборудованы санузлами, в которой самый шикарный люкс — это крохотная двушка с одной проходной комнатой, и где все номера выходят окнами не в город, а во внутренний двор, не тянет на заявленные три звезды. Для того чтобы как-то поддержать престиж гостиницы, руководству города и администрации пришлось даже пойти на полное закрытие основного корпуса. Хотя, надо отдать должное персоналу, люди в гостинице работают на совесть и всеми силами стараются выжать из нее все, что она может дать. К сожалению, в сегодняшнем состоянии она многого дать не может.

— Окно не открывайте, — предупредила дежурная, — рамы старые, перекосившиеся, вы их потом не закроете.

И я не стал открывать окно. Ну его, бог с ним, и через стекло посмотреть можно. А смотреть действительно было на что. Если смотреть не из комнаты, а из коридора, вид открывался просто великолепный. Вся Красная площадь была как на ладони — вся такая маленькая, чистенькая, как игрушечная.

А сзади меня была дверь со стыдливой табличкой из оргстекла, на которой белым по черному было написано: «Душевая комната». Почти как в бане.

ОТ ТРЕХ ДО ПЯТИ

«Ну и пусть три звезды, — заявил другой мой коллега, только более юный, — в Париже на Монмартре тоже полно трехзвездочных отелей, и ничего. Чем плохо, если такой же отель будет и на Красной площади?» Я мог бы ответить, что ничем. Но я так не ответил.

Допустить, чтобы на том месте, где сейчас стоит центральная гостиница России, оставалась разбитая временем «Москва», значит себя не уважать. Я не зря назвал «Москву» центральной гостиницей, она, правда, центральная, центральнее некуда, чуть больше ста метров от отметки нулевого километра. Уж если и есть где в Москве место для отеля класса 5I, так это здесь, на месте бывшего Охотного Ряда. Почему это так, понять несложно, достаточно подняться этаж так на седьмой и посмотреть на открывающуюся панораму.

Если верить экономистам, всякая вещь и всякое место должны и могут иметь свою цену. На данный момент место в гостинице «Москва» оценивается в сумму от 70 до 300 долларов в сутки. Непростительно много для отеля такого класса и непростительно мало для подобного местоположения. Да, конечно, в Москве сейчас не хватает дешевых гостиниц, но кто сказал, что их надо строить именно в самом центре столицы? В конце концов центральный отель страны определяет ее лицо. Вот и выходит, что Россия пока больше, чем на троечку за семьдесят долларов, не тянет.

— Мое мнение такое, — сказал мне при встрече генеральный директор гостиницы Виталий Владимирович Милявский, — что все это логично и правильно. Восстанавливать гостиницу технически очень сложно, это было доказано множеством экспертиз. И само место требует нового комплекса. Был общественный совет, на котором самые разные люди высказывали свои суждения, иногда диаметрально противоположные, но в итоге все сошлись на том, что это практически единственный вариант решения проблемы.

— А как быть с персоналом? Сейчас в гостинице работает большой штат высококвалифицированных сотрудников. Если гостиницу закроют, они все будут уволены?

— Зачем? Сейчас принята программа по защите социальных прав персонала, в соответствии с которой мы никого не увольняем. Даже, напротив, повышаем зарплату. Кроме того, согласуется вопрос с правительством Москвы о том, чтобы был выделен большой объект, куда были бы переведены находящееся в рабочем состоянии оборудование и значительная часть персонала. Мы над этим постоянно работаем, а поэтому, поскольку время до начала реконструкции у нас еще есть, мы считаем, что эту задачу решим и социальные права персонала будут соблюдены.

ДОМ НА СЛОМ

«Но ведь это же кретинизм, — ругался третий мой коллега, теперь уже сверстник, — ломать такое здание?! Зачем? Для того чтобы построить такое же? Ну, отремонтируйте его капитально, рушить-то для чего? Там же такая кладка, на яйцах мешана. Раньше ведь на века строили!»

Раньше и, правда, строили на века. Не случайно старые дореволюционные гостиницы «Метрополь» и «Националь» никто ломать и не собирается: построенные на арендованной на пятьдесят лет земле эти здания, даст бог, переживут не только нас с вами, но и наших внуков. А вот в тридцатых, а тем паче в семидесятых, когда строилась третья очередь гостиницы, строили все больше не на века и не на года, а к годовщине. Плюс пресловутый режим экономии, заставлявший строителей не то что не жалеть стройматериалы, а трястись над ними, как над писаной торбой, стараясь там, где возможно, вообще обходиться без цемента. Пример тому красавец метромост в Лужниках, который чуть не развалился под тяжестью рельсов.

Сейчас в закрытое здание основного корпуса вас просто не пустят: находиться там опасно для жизни, с потолка сыпется не только штукатурка, но и детали оформления. Во внутреннем дворе шлакобетон, из которого была построена гостиница, можно ковырять пальцем. Кстати, что касается шлакобетона, то его использование в строительстве у нас было запрещено в середине семидесятых. Как оказалось, кроме невысокой прочности, он еще обладал способностью весьма негативно влиять на здоровье людей, проживающих в возведенных из него строений, что непосредственно относится к закрытому на реконструкцию зданию.

В выводах акта «приемки здания первой очереди гостиницы «Москва» со всеми сооружениями», подписанного 3 июля 1940 года, под третьим пунктом записано: «Здание имеет ряд крупных недоделок и дефектов (см. акты подкомиссий), которые должны быть срочно устранены как стремительно влияющие на прочность и долговременность самих конструкций, нетерпимых в эксплуатации здания». Через год была война и об устранении недоделок никто уже и не вспоминал.

МЕМОРИАЛ НЕИЗВЕСТНОГО ГОСТЯ

«Снос гостиницы — это преступление, — бушевала весьма демократичная газета. — В этом здании в разное время жили Леонид Утесов и Аркадий Райкин, Лион Фейхтвангер и Робертино Лоретти. Здесь останавливались космонавты и политики, актеры и писатели, художники и композиторы, слава о которых переживет века». Полностью согласен с коллегами и предлагаю вместе с гостиницей объявить неприкосновенными памятниками аэропорты и вокзалы, через которые все эти люди прибывали в Москву. А заодно взять под охрану все старые московские таксомоторы, ведь в каждом из них хотя бы раз проехалась какая-нибудь знаменитая и историческая личность.

Ну а если серьезно, то да, знаменитостей в гостинице останавливалось достаточно. Для того чтобы понять это, достаточно полистать книгу почетных гостей. Но эта же книга — это и все, что тут от этих гостей осталось индивидуального. Все остальное — казенная однообразная мебель, казенная обстановка. Если делать номера-музеи останавливавшихся постояльцев, то все они будут похожи друг на друга, как близнецы-братья. Так что не надо себя тешить надеждой: дух великого Райкина тут на двенадцатом этаже, где он постоянно останавливался, будучи со своей труппой в Москве, не бродит.

ВЫСШАЯ МЕРА РАЦИОНАЛИЗАЦИИ

И еще один голос в защиту старой гостиницы. На сей раз он принадлежит старушке из оцепления, которое регулярно выстраивается с плакатами: «Руки прочь от «Москвы» напротив главного входа в гостиницу. «Ломать и строить — это сколько ж тыщь миллионов нужно! А у нас людям на пенсию не хватает».

Хорошо, давайте считать. Итак, есть два выхода. Первый — это разобрать гостиницу и построить на ее месте новую. И второй — отремонтировать, перепланировать и поддерживать в рабочем состоянии. Все выходы с экономической точки зрения уже просчитаны. Первый стоит примерно 350 000 000 долларов и осуществляется в течение пяти лет.

Второй стоит примерно 60 000 000 долларов вложений ежегодно. Эти деньги надо вкладывать просто для того, чтобы не рухнули стены. Сейчас прибыль гостиницы является коммерческой тайной, однако, даже не будучи великим математиком можно высчитать, что она составляет никак не больше

10 миллионов долларов в год. Остальное должно покрываться главным собственником — московским правительством.

А 350 000 000 для первого варианта полностью предоставляют инвесторы. Проект-то выгодный. При этом здание как было, так и остается в собственности Москвы.

ВЫВОД

А главной-то причины, почему москвичи так уж выступают за сохранение гостиницы в неприкосновенности, так никто и не назвал. Просто мы к ней привыкли. Вот к такой вот, страшной, огромной, как привыкли уже к статуе Петра, как привыкли парижане к Эйфелевой башне... Ну и что, что не памятник, ну и что, что сыпется, зато я двадцать (сорок, шестьдесят) лет вижу этот дом, зато здесь, в ресторане, я в свое время просаживал первую свою стипендию, здесь я целовался с первой своей девочкой, здесь менял у ушлого американца комсомольские значки на жвачку. И мне его просто по-человечески жалко.

Но ведь тогда и беспокоиться нечего. Здание вернется, оно немножко изменится, похорошеет, попрочнеет, обзаведется подземной парковкой и вернется к нам. Это же не смерть, это своеобразная реинкарнация, воскрешение в клонированном теле. И тогда, может быть лет через сорок (раньше по закону нельзя), его и объявят памятником архитектуры сталинской эпохи, постройки начала XXI века. Вместе с семью высотками, давно и заслуженно считающимися таковыми.

Валерий ЧУМАКОВ

P.S.:

Когда моя одиннадцатилетняя дочка узнала о том, что я ходил по гостинице «Москва», она спросила меня: «А ты знаешь про то, как Ленин ее чертежи подписывал?»