ЭКСГУМИРОВАТЬ МАТРОСОВА?

«В жизни всегда есть место подвигу!» — это установка на смерть, а не на жизнь. Бежать впереди паровоза с красным флагом — железный, вбитый гвоздем в голову принцип советского поведения

ЭКСГУМИРОВАТЬ МАТРОСОВА?

Четверг, 24 октября, двадцатый, что ли, час захвата заложников.

У меня на «Маяке-24» вместо Петрушевской, с которой мы должны говорить об экстремальных хобби, — психиатр Тарабрина, крупнейший специалист в области посттравматического стресса.

Идея разговора не бог весть какой оригинальности, зато уж точно в кассу дня: как вести себя, если (тьфу-тьфу-тьфу!) в заложниках оказался ты или твои близкие.

Милейшая Надежда Владимировна, одно присутствие которой заменяет группу «Альфа» в смысле надежд на лучшее, говорит:

— В этой ситуации все переживают стресс. Важно не поддаваться желанию сделать резкое движение. Нужно вести себя максимально спокойно. Ничего не доказывать террористам и не спорить с ними. Попробовать физически расслабиться и смотреть на происходящее как бы со стороны. Помогать соседу тихим разговором.

Я жду, что в эфир будут звонить и выпытывать детали. (Ну, например: если ты устанавливаешь этот самый человеческий контакт с террористом, надо рассказывать только о себе или уместно задавать вопросы? Имеет смысл «стокгольмский синдром» имитировать или, наоборот, его надо в себе подавлять?) Однако первый же звонок такой:

— Категорически с вами не согласен! Как можно вести себя пассивно! Террористы только этого и ждут! Нужно действовать!

И второй звонок того же свойства.

И третий.

Это звонят люди старшего поколения. Я вообще давно делю все эфирные звонки не по содержанию, а по поколениям. Старшие (не обязательно буквально старшие) смотрят на любую проблему советскими глазами (глазами бывшего партийного сановника или диссидента с кашей в бороде), младшие — сквозь западные очки. Младшие демонстрируют свободу взглядов, но по узким проблемам доверяют исключительно специалистам. Старшие готовы оспорить мнение любого специалиста, однако удивительно монолитны в поведенческих стандартах.

Действовать, сопротивляться, не быть пассивным — это из общих школьных книг. Это от подростковых искренних слез, пролитых над «Молодой гвардией». Это от восхищения Гастелло и Матросовым. Это железный, вбитый гвоздем в голову принцип советского поведения в решающий миг. Это тупая вера: «В жизни всегда есть место подвигу!» — и установка на подвиг, а не на жизнь.

Я, увы, с небольшим оптимизмом смотрю в будущее: скорее всего, теракты (и захват заложников) будут повторяться. А значит, и угодившие в них люди и общество в целом будут испытывать стресс. А в ситуации стресса будут действовать по принятому лекалу.

Так вот таких поведенческих стандартов сегодня несколько, и советский — один из самых привычных, распространенных, но и самых опасных.

Это тип поведения, при котором человек абсолютно отчужден от власти: неважно, признает он себя с мазохистским восторгом ее рабом («Да, пусть государство меня использует!» — с восторгом заявила мне однажды девушка из современных комсомольцев.) — или врагом: разницы между глупой девушкой и бородатым демократом я не вижу.

А жизнь, при которой люди настроены на стопроцентное абсолютное отчуждение от власти при любом обострении, неизбежно загоняет в тупик, выход из которого либо подвиг и чудо, либо отчаяние и социальное самоубийство. Люди, которые сегодня доказывают себе, что операция в театральном центре была проведена по худшему сценарию, что нужно было по-другому, — это люди как раз такого самоубийственного склада. Калька их поведения безумна и безумно непрактична: в самом деле, если ты живешь в стране с людоедской властью, где от тебя ничего не зависит, то лучше не жить (запятая: а существовать, потихоньку вымогая у власти мелкие блага).

Обратите внимание: и демократы образца 90-х, и те, кто называет их дерьмократами, равно убеждены в каком-то неповторимом, особом, уникальном пути развития России. Если нет выхода, остается культивировать уникальность ситуации. Мы не такие, как все.

Между тем базовый постулат и отправная точка в социальном поведении младших — то, что мы более или менее такие, как все. По крайней мере в рамках конфликта цивилизаций. Мы по одну сторону горы с Германией, Францией, Израилем, США, Японией, то есть с цивилизацией европейско-американской. Для принадлежности к ней неважны ни национальность, ни вероисповедание, ни гражданство: нас объединяет убежденность, что свобода других не ограничивается ничем, кроме нашей свободы. А раз жизненный принцип общий, то общим становится и отношение к власти: она есть часть нас и мы есть часть ее, как бы скверно она (и мы) свои функции ни выполняла.

Установка младших — очень практичная установка. Признавая тождество жизненных принципов внутри цивилизации, она позволяет копировать технологии жизни, в том числе и в экстремальных ситуациях. Это старшие презрительно смеются над средним американцем, который для замены лампочки вызывает электрика и стучит в полицию, увидев неправильно припаркованный автомобиль. А младшие, копируя технологию, доверяют специалистам (зачем ставить свою жизнь под угрозу удара электротоком?) и полагают, что соблюдение закона — это общая обязанность.

Практичность и обкатанность технологий жизни, принятых в западной цивилизации, дает младшим невероятную фору перед старшими, поскольку не маскирует тупиков, но указывает пути выхода из них или более или менее комфортного в них обустройства. На вопрос: «Что делать?» — дается конкретный ответ применительно к личному поведению, а не формулируется общий призыв в пространство. («Найти виновников случившейся трагедии и наказать!», «Применить в Чечне стратегическую авиацию!», «Начать переговоры с Масхадовым!»)

Что делать нам после 23 октября 2002 года?

Я не уверен, что первостепенной важности навык, которым предстоит овладеть, — это привычка сообщать власти обо всех подозрительных людях, явлениях, автомобилях, сумках, не испытывая стыда за пресловутое стукачество. Хотя бы потому, что мы не так часто сталкиваемся в своей жизни с подозрительным.

Но мне кажется важным, например, научиться страховать свою жизнь. Это, увы, не снижает вероятности стать жертвой террора (или просто жертвой жизни). Но сильно ослабляет стресс, добавляя душевного спокойствия: ведь даже в худшем варианте ты защитишь близких от нищеты. Это западный, европейский, американский вариант понимания ответственности перед теми, кто зависит от нас, в противовес неосоветскому: «Я больше ни одной страховой конторе не верю!» (Не веришь? Почитай обзоры, выйди на сайты, прими участие в форуме. Нет доступа в интернет? Иди в интернет-кафе. Боишься? Так ругай себя, а не страховщиков!)

Мне кажется важным научиться не бояться психиатра, психотерапевта и научиться не считать заплаченный им гонорар напрасной тратой.

Мне кажется первостепенно важным научиться договариваться с такими же родителями, как и мы, о схеме найма и оплаты школьной охраны, перестав привычно ругать администрацию школы. Закон позволяет создать при любом учебном заведении попечительский совет, контролирующий абсолютно все — от набора учебных дисциплин до прохождения финансовых потоков. Вот вам делегированная власть, и если она не реализована, то негодяев ищите не в роно и не в Кремле, а в собственной квартире.

Мне кажется важным научиться пользоваться имеющимся у нас правом организовывать (и защищать) свою жизнь именно на этом первичном уровне, уровне подъезда, двора, школы, жилтоварищества, community. В русском языке, заметьте, отсутствует этот термин. Но пока старшие глупо борются за исконную чистоту русского языка, младшие мудро насыщают его терминами, делающими понятными действие цивилизационных технологий.

В толпе выявить чужака, оценить степень его опасности для окружающих, связаться, коли надо, с силовыми структурами крайне трудно. В community подобное поведение — норма.

Я знаю, что нельзя защититься от всего, но знаю, что защищаться надо. Поэтому я с младшими против старших.

У себя на радио я порой дразню умерших гусей из прошлого, и тогда мне звонят интеллигентные женщины и говорят: «Да сколько можно?! Не ворошите мертвецов! Вы, Губин, долбаете советскую власть, потому что ее боитесь!»

Целую им ручки. Как выясняется, мертвые гуси больно щиплют и призрак Александра Матросова все ждет, кто следующий закроет амбразуру живым телом. Матросов не виноват, просто его не там похоронили. Вместо поля жертв — на Аллее героев. Надо бы перезахоронить.

Пулемет стреляет.

Дмитрий ГУБИН