По сравнению с прошлым годом число техногенных аварий выросло на треть!
Сергей ШОЙГУ
ГРУЗ 2003
ПРОВАЛЬНЫЙ ГОД
— Газеты столько пугали нас 2003 годом, когда в стране из-за износа основных фондов все начнет рушиться, повысится число аварий, катастроф... Действительно ли все так страшно? И насколько изношены основные фонды по стране?
— Даже при самом критическом стечении обстоятельств никакого «обрушения» не будет.
— А откуда же взялась цифра «2003»?
— Просто на 2003 год пришлось совпадение нескольких кризисных пиков. Первое. Это третья после войны демографическая яма. Не родились дети от тех, кто погиб на войне, потом не родились их внуки, потом не родились дети этих неродившихся внуков. И этот «провал» приходится как раз на промежуток от 2002-го до 2012 года. Некому приходить на производство.
Второй аспект — пик выплат по внешнему долгу. Уходят за границу средства, которые могли бы быть направлены на увеличение безопасности, инвестирование в новые технологии, производство. В последующие годы эта сумма будет не намного меньше, чем в 2003 году, но пик выплат приходится именно на 2003 год.
И, наконец, третье — тот самый износ основных фондов. В среднем, если брать всю нашу техносферу, изношенность основных фондов в некоторых областях промышленности достигает 80% и более.
— У нас полстраны в помойку надо выбрасывать, а вы считаете, что я употребил чересчур сильное слово — «обрушение»?..
— Но ведь есть и смягчающие факторы! Масса предприятий сейчас просто не работает. У нас некоторые любят громкие слова про развал народного хозяйства. Я скажу точнее — эти предприятия просто не востребованы рынком. Ну а раз они не работают, значит, сведена до минимума опасность технических аварий.
А в те предприятия, которые несут какую-то прибыль, мало-мальски вкладывают какие-то деньги. И за последние три года вкладывают довольно основательно. Помните шутку про три этапа перестройки? Перестройка — перестрелка — восстановление народного хозяйства. Вот мы сейчас уже в третьей стадии, слава богу. Так что об обрушении страны я бы не стал говорить. Кстати, за последние 10 лет почти в 6 раз сократилась аварийность на железных дорогах. МПС не скупится, вкладывает деньги в безопасность, и результат налицо.
— Меня больше всего энергетика беспокоит. Энергия — основа жизнедеятельности.
— Что касается энергетики, по аварийности она находится на третьем месте. На первом месте шахты, на втором — магистральные трубопроводы. На четвертом — металлургия.
— Ой, в металлургии и при Совке была тяжелая ситуация. Я сам металлург. И если на прочих заводах висели кумачовые лозунги про социалистическое соревнование и перевыполнение плана, то на металлургических комбинатах глаз все время натыкался на транспаранты типа: «Пройти трудовой путь без травм — дело чести каждого заводчанина!» У нас за месяц студенческой практики в группе из 20 человек было две травмы. Одному пальцы раздавило, другому руку сломало. Условия труда ужасные. На одном из волгоградских металлургических заводов до недавнего времени работала паровая машина с крейсера «Аврора». Что с ней сейчас, не знаю. Возможно, еще пашет. А помимо износа фондов в чем причина роста катастроф?
— Три четверти всех техногенных катастроф происходят из-за пресловутого человеческого фактора. В 2001 году более 2/3 аварий в промышленности произошло из-за нарушений в организации производства, технологической дисциплины, и только 1/4 связана с недостатком инвестиций в обновление производственных фондов.
— А вы вообще не жалеете, что стали министром катастроф? Постоянно видеть кровь, трупы — не самое увлекательное дело.
— Не жалею. По одной простой причине — все это перекрывается спасенными людьми. Вот смотрю в воскресенье телевизор. Сюжет о том, как 18-летней девочке циркуляркой отрезало руку. Было это под Нижним Новгородом. И оттуда ее вместе с рукой доставили в Москву сначала с помощью военных, затем — малой городской авиации, которую мы так долго развивали. Не зря, оказывается, развивали! В Москве девочке пришили руку. 12 часов операция шла... Это разве не победа?
— А сколько вы народу спасли?
— Каждый год примерно по 17 000 человек спасаем, эвакуируем... Так что я люблю свою работу.
— И никуда не собираетесь?
— И никуда не собираюсь. Я вижу у вас с губ уже готов слететь вопрос...
— Нет! Мне сказали, что про политику не нужно спрашивать.
— Ну и замечательно. Ну и правильно... Возвращаясь к теме. Нужно говорить не про 2003 год. Нужно говорить про все первое десятилетие третьего тысячелетия.
— Я так чувствую, это будет десятилетие Шойгу.
— Не Шойгу. Это будет десятилетие МЧС. Десятилетие безопасности и бурного развития страны. Уже в этом году мы наблюдаем тенденцию увеличения и природных и техногенных катастроф. За 10 месяцев этого года число стихийных бедствий по сравнению с прошлым годом возросло на 14%, а техногенных на 33%.
— А хватит у нашей небогатой страны денег на целое десятилетие катастроф, учитывая еще и платежи по внешнему долгу? Справится ли МЧС с лавиной аварий и катастроф?
— А вот для этого нам нужно сформировать в стране культуру безопасности.
ОПАСНОСТЬ БЕСКУЛЬТУРЬЯ
— Это что еще такое — культура безопасности?
— Культура безопасности — это когда и общество и власть совместными действиями способствуют снижению риска гибели людей. Это, если хотите, ответственность всех и каждого на своем месте... Но давайте начнем с психологии. За последние годы и десятилетия люди привыкли к тому, что власть о народе позаботится.
— Да, удивительно инфантильное население, самого бесит...
— Система страхования была для наших людей всегда этаким поросеночком с дырочкой — копилкой. Я сегодня по рублику от зарплатки отстегиваю, а года через три можно взять и обратно получить эти денежки. Ты вроде и застрахован и в то же время откладываешь деньги на черный день. Но если что-то с тобой все-таки происходило, то действовала в первую очередь не эта страховка. Действовали бесплатная медицина и бесплатная реабилитация по линии профсоюза.
Сегодня другое время. Поэтому должна появиться новая для нас культура собственной безопасности. Вот было наводнение в Якутии. И что? 1% застрахованных домов. И практически 0% застрахованных граждан. Люди до сих пор полагают, что им самим ни о чем заботиться не надо: государство придет и все сделает. Это как раз отсутствие культуры безопасности. А государство действительно приходит и оказывает помощь.
— И пока вы будете приходить и помогать, пока вы будете строить дома взамен снесенных, никто так и не будет страховать свое жилье.
— Верно. Пока мы не сделаем так, чтобы человек сам заботился о себе и своих близких, у нас все так и будет продолжаться. Люди будут продолжать строить дома там, где их строить нельзя... Спрашивается, почему архитектор отвел землю под застройку в затапливаемой зоне?
Если я, архитектор, отвел для строительства опасное место, а потом с этим домом что-то случилось и мне пришлось возмещать из своего кармана — за дом, за утрату здоровья, гибель людей... вот при таком подходе я больше в зоне затопления или схода селя ни одного разрешения на строительство не дам. Даже за взятку. Потому что никакая взятка не перекроет моих убытков. «Нет, парень, — скажу я тогда. — Здесь я тебе строить не разрешу. Потому что у нас тут дамба, и, если ее, не дай бог, прорвет, я буду из своего кармана платить».
— Или сидеть...
— Или сидеть! Но нет же такой системы ответственности... Вот взять последнее наводнение в Новороссийске. Приехал, мне говорят: вот водохранилище у нас, дамба, туда-сюда... Но явно что-то недоговаривают. Я слушаю и не могу понять: чего их эта дамба так беспокоит? Я-то точно знаю, что в советское время она проектировалась с учетом всех необходимых норм, в том числе возможности прорыва.
Приезжаю на место. И пока еду к дамбе, в русле, в канале сброса воды, вижу один особняк, другой. Спрашиваю: «А кто разрешил тут строить? Персонально — кто?» — «Да, — говорят, — был тут один глава администрации района. Видимо, он...»
У нас заводят уголовные дела на тех, кто не предупредил о бедствии, на тех, кто не эвакуировал... Но ни одного дела нет на тех, кто разрешал строить в местах, где рано или поздно обязательно снесет или зальет. Никто не отвечает за это!
Еще один момент... Приезжаем, смотрим — разрушено раз, два, три, четыре... десять домов. Значит, надо построить десять домов. Начинаем строить десять домов. На следующий день приходят жители и говорят: по социальным нормам, утвержденным в законодательном порядке, положено иметь 18 квадратных метров на одного человека, так что будьте любезны построить нам дом в 270 квадратных метров. «Как же так? Ведь у вас был дом в 36 «квадратов», мы вам такой и строим!..» — «А нас там прописано 49 человек». Это я вам реальную историю рассказываю.
— Действительно 49 человек было прописано?
— На 36 метрах!.. Бывает, две, три семьи прописано. И приходится строить, соответственно, по два и по три отдельных дома. И подобных случаев много. По Осетии одной только 23 дела в суде. Спросите в паспортном столе: зачем вы на 36 «квадратах» прописали 49 человек? Явно, что не за красивые глаза. Но никто не несет за это ответственности. Потому что в законе дыра.
Никакая страховая компания не стала бы страховать дом, если он построен в зоне затопления. Может быть, вы видели по телевизору скандал, как я с одной женщиной ругаюсь. Она мне говорит: а я не хочу с этого места уезжать! Стройте мне дом на этом месте взамен снесенного паводком! Я говорю: нет, мы вам вон там построим, потому что здесь строить нельзя, опять снесет. Она: не-е-т, здесь хочу!
— И кто кого переспорил?
— Угадайте с трех раз... Мы сейчас строим 18 тысяч домов. И почти везде одна и та же история — дом был построен в зоне затопления, дом был сложен из саманника, дом не был застрахован. Саманник — это блоки из смеси глины с соломой, они даже не обжигаются, чуть подмочило — дом рушится. Ну не строй ты в зоне затопления! А если строишь, делай из кирпича, чтобы не рухнул. Не хочешь ни того ни того? Ну тогда хоть застрахуй! Что-то одно сделай нормально!.. Дальше так продолжаться не может! Нужно, наконец, набраться мужества и сказать: все, ребята, государство восстанавливает только системы жизнеобеспечения, а дома восстанавливаются за счет страховых компаний.
— Я надеюсь, с предприятиями другая ситуация?
— Да абсолютно аналогичная! Вот вы акционировали объект. С одной стороны, он представляет опасность для всех окружающих. С другой — несет лично вам прибыль. Некоторое время несет, а потом, как водится, взрывается. Глава администрации района прибегает и говорит: мама моя золотая, это же градообразующее предприятие! Его надо немедленно восстановить!.. А хозяева предприятия в сторонке. Ждут, когда государство им поможет... И помогает. И восстанавливает. Потому что — градообразующее.
А акционеры и не думают страховать предприятие, откладывать на развитие производства, обновление основных фондов... Выжимают последнее, доводят амортизацию до нуля. И ждут помощи государства.
Допустим, акционируют Саяно-Шушенскую ГЭС. Но никакой собственник, даже самый добросовестный, самый правильный, не в состоянии обновить здесь даже малую часть производства. Помните уникальную операцию по доставке на эту ГЭС колеса турбины?.. Вы с какого года?
— С 1964-го.
— Конечно, не помните... Уникальная была операция! Северным морским путем из Мурманска турбина выходила. Потом шла по Енисею вверх... Какой акционер может провернуть такую операцию? Это же государственный уровень задачи! Поэтому мы стараемся доказать, что при акционировании генерирующих мощностей на первом месте должна стоять безопасность. И только механизмы страхования смогут регулировать эту деятельность. А сиюминутный интерес акционера может ее и не обеспечить. Любой акционер, приходя на предприятие, первым делом снижает непроизводительные затраты. А безопасность — непроизводительные затраты. И стоит дорого.
— Возможно ли предсказывать катастрофы? Вы используете такую новомодную научную новинку, как математическая теория катастроф?
— Наводнения сегодня можно спрогнозировать с точностью до 70 %. Приблизительно та же ситуация с лесными пожарами и лавинами. А, скажем, прогнозирование землетрясений науке пока не поддается.
Сегодня наша важнейшая задача — это вместе с другими ведомствами и научными институтами создать всероссийскую систему мониторинга и прогнозирования. На федеральном и региональном уровнях эту систему практически создали. А вот формирование территориальных центров мониторинга и прогноза происходит, к сожалению, не так быстро. Отсюда проблемы... А что касается математических моделей катастроф, то мы пытаемся разрабатывать их вместе с различными НИИ, в том числе Институтом прикладной математики имени Келдыша.
ЧАСОВЫЕ НЕ СПЯТ
— Почему МЧС является силовым ведомством? Зачем вам оружие?
— Потому что в МЧС входят войска гражданской обороны, на которых лежит решение задач военного времени. Они оснащены табельным стрелковым оружием, это не противоречит Женевской конвенции. Кроме того, в структуре МЧС имеются специализированные подразделения, например Центр по проведению спасательных операций особого риска, в их задачу входит охрана гуманитарных конвоев и наших специалистов в «горячих точках».
— Сколько часов в сутки вы спите? И сколько часов работаете?
— Работаю часов 10 — 11. Сплю часов 5 — 6.
— А с президентом часто встречаетесь?
— По мере необходимости. В случае возникновения крупных чрезвычайных ситуаций иногда два раза в день вызывает. Бывает, звонит часов в семь утра. Бывает, ночью звонит.
— Не дает спать министрам...
Беседует Александр НИКОНОВ
В материале использованы фотографии: Владимира СМОЛЯКОВА