ЕЁ ВЫСОЧЕСТВО

Её редко можно увидеть по телевидению, она нечасто дает интервью и, бывая в Москве, большую часть времени проводит за кулисами Театра оперетты. Неожиданно для себя Катерина стала законодательницей мод — она ввела в России моду на мюзиклы, аристократические титулы и Вячеслава Петкуна. Она не вписывается ни в какие стандарты, ее проекты кажутся фантастическими, но всегда удаются. Потому что все, что она делает, Катерина Гечмен-Вальдек, вдохновитель и продюсер «Метро» и Notre Dame, делает со страстью

ЕЁ ВЫСОЧЕСТВО

— Зачем тебе вообще работать? Ты и так неплохо обеспечена...

— Мне посчастливилось находиться в такой жизненной ситуации, когда я могу заниматься тем, что мне нравится. Я знаю много людей, которые могут существовать праздно и безбедно — и в России и за границей. Тем не менее они работают как сумасшедшие, практически круглосуточно. В условиях рыночной экономики успех всегда имеет денежный эквивалент. Если ты успешен, работа приносит не только деньги, но и удовольствие. При этом попадаешь от него в зависимость, практически наркотическую. Это произошло и со мной.

— Многие становятся режиссерами и продюсерами, чтобы играть главные роли в своих спектаклях.

— Мне уже не интересно быть инструментом в чьих-то руках. А актерская профессия предполагает именно это. То, что я делаю сейчас, творчески гораздо объемней.

— Ты, видимо, очень тщеславна?

— Если я за что-то берусь, результат обязательно должен быть исключительным. Для меня это жизненно важно. Но внешние проявления успеха меня очень мало волнуют — я не испытываю потребности в том, чтобы быть узнаваемой. Может быть, еще и потому, что я не могу конвертировать свой успех — живя на две страны, я имею возможность все время от него дистанцироваться. Периодически я перехожу из состояния известного человека в состояние скромной жены своего мужа, поэтому понимаю эфемерность того, что называется славой. Как бы ты ни был популярен, большая часть населения земного шара — несколько миллиардов людей — не подозревают о твоем существовании. Популярность сама по себе приятна, но смешно добиваться ее как самоцели. Когда человек кладет на это жизнь, вместо того чтобы делать дело, происходит полная подмена жизненных задач. Он становится рабом своего успеха. Надо четко понимать, кто ты и чего хочешь добиться. Успех только там, где страсть. Остальное — иллюзия.

— Неужели не было приятно оказаться в числе двадцати женщин России, приглашенных в Кремль на встречу с президентом?

— Факт моего приглашения в Кремль говорит о том, что руководство страны признает значимость нашего проекта. Это оценка не меня лично, а моего труда, что абсолютно в зоне моих амбиций. Такая оценка результатов работы мне важна, это предмет для гордости. Но это не значит, что я должна всем непрерывно сообщать, что сидела рядом с президентом. Ведь мое присутствие никак не повлияло на его мировоззрение и политику. Надо быть тем, кто ты есть, а не пытаться кем-то казаться. Если в доме или кабинете я вижу фотографии хозяина с известными людьми, это значит, что человеку нужна помощь. Он не уверен, что входящий оценит его по достоинству, и хочет произвести впечатление — это серьезная внутренняя проблема. У меня таких проблем нет. «Я и Папа Римский», «я и Шварценеггер» — это невероятно смешно. Для Папы Римского сняться с тобой — все равно что с пластмассовой обезьянкой. Или с плюшевым медведем. Я не плюшевый медведь.

Чем я действительно горжусь — это когда, посмотрев «Метро», мне позвонила Ирина Роднина и сказала: «Катя, после того, что вы сделали, я верю: и мне все по силам...» Я рассмеялась и ответила, что нельзя даже сравнивать наши достижения. «Я делала то, что умела. А вы сделали то, что считали необходимым. Это совершенно разные вещи. Теперь я знаю, что смогу построить свой ледовый дворец», — ответила она. Для меня это одна из самых высоких похвал. И огромный комплимент. Но у меня нет фотографии с Ириной Родниной.

— Не каждая девушка имеет в родственниках Леонида Андреева и Демьяна Бедного, бабушку, проведшую молодость в Париже, и дедушку, народного артиста СССР, солиста Большого театра. Видимо, дает о себе знать и школьное детство, проведенное за границей. Ты привыкла быть окруженной известными людьми.

— Мне кажется, дело не в этом. Я убеждена, что существует некий закон личности. Если ты что-то из себя представляешь и знаешь себе цену, тебе совершенно не нужно бегать и кричать об этом на каждом углу. На меня не производят впечатление ни имена, ни титулы, ни персоны. Все без исключения люди делятся на тех, кто мне или интересен, или не интересен.

— Но это просто пугающее отсутствие снобизма.

— Снобизм, на мой взгляд, как и шовинизм, — проявление слабости, свидетельствующее о наличии комплексов. Известен случай, когда на вопрос русского журналиста: «Почему вы не антисемиты?» — англичанин ответил: «Просто мы не считаем евреев лучше себя».

Яркий пример эфемерности славы — приход автора Notre Dame поэта Люка Пламандона — культового персонажа во всем франкоязычном мире, при жизни объявленного классиком, — на радиостанцию «Эхо Москвы» вместе с автором русской версии Юлием Кимом. Думая, что его приход — большое событие, Пламандон был страшно удивлен, когда весь персонал радиостанции бросился не к нему, а к Киму со словами: «Мы так счастливы с вами познакомиться, мечтали увидеть вас у себя», при этом объясняя Пламандону, что «это большая честь, что вас переводил сам Ким!..».

— Как заинтересованная общественность узнала, что ты баронесса?

— Я, кстати, достаточно долго это не афишировала. Но, когда появился спектакль «Метро» и ажиотаж вокруг него, моя странная фамилия стала вызывать интерес. Глупо было устраивать вокруг этого тайны мадридского двора. На визитной карточке продюсера Metro Entertainment, разумеется, отсутствует не только титул, но и частица «фон», просто «Катерина Гечмен-Вальдек». Потому что есть бизнес и есть частная жизнь. А как жена своего мужа я обязана иметь светскую визитную карточку с указанием титула.

— Забавно видеть, что сейчас в России снова появилась мода на титулы — все объявляют себя знатью, кто литовской, кто польской, кто немецкой. Почему тебе не сидится в спокойной и комфортной Австрии? Открыла бы там какой-нибудь бизнес...

— Я очень люблю Россию, это единственная страна в мире, где все в твоих руках. Твой успех зависит от тебя лично. Здесь ты не маленькое колесико в огромной машине, а единица, способная влиять на формирование жизни вокруг. Поэтому я с таким удовольствием провожу неделю или две в месяц в Москве.

— Тебе не сложно постоянно перестраиваться с одного образа жизни на другой?

— Мы — жители постсоветского пространства — просто чемпионы мира по способности адаптироваться к любым ситуациям. Я думаю, другой такой нации в мире нет. Мы семьдесят лет жили в таких условиях, что, видимо, в нас произошли необратимые биохимические процессы. Поэтому мы во многом «впереди планеты всей». Мы абсолютно опередили европейцев в быстроте мышления, реакции, авантюризме, умении выходить из затруднительных ситуаций. Парадокс в том, что каждый отдельно взятый индивидуум гораздо более адекватен, чем западный аналог. Но, слитые в единый народ, мы представляем собой инертную массу, не способную действовать. Мы нация «штучного товара» в отличие от немцев, которые являют собой «нацию единого механизма».

— Я абсолютно уверена, что проект «Метро» состоялся только благодаря твоей невероятной энергии и внутреннему авантюризму. Потому что ты не признаешь преград и разумных объяснений. Кому могло прийти в голову затевать такой крупнобюджетный проект через два месяца после жесточайшего кризиса?

— Отчасти ты права. В тот момент никто, кроме меня, не представлял, какого результата я хочу достичь. Даже Януш Юзефович, режиссер и создатель «Метро», не верил, что в таких экономических условиях что-то вообще может получиться. Я, кстати, очень признательна «Огоньку», объявившему «Метро» через два месяца после премьеры «Событием года». Сейчас спустя три года его посмотрели более полумиллиона человек. Но это в основном москвичи. Поскольку интерес к спектаклю очень велик, мы готовим большой гастрольный тур по стране, кульминацией которого станет юбилейный показ «Метро» на большой столичной площадке, возможно в Кремле.

— И после всего вышесказанного ты считаешь себя австрийской домохозяйкой?

— В том числе. И еще телефонным оператором, потому что в Австрии я дикое количество времени провожу на телефоне. Я не умею пользоваться компьютером, соответственно у меня нет электронной почты. Посылка документов выглядит следующим образом: я по телефону диктую текст московскому офису, они его печатают на нужном языке, пересылают мне по факсу, я подписываю и отправляю им, а они — адресату. Огромное количество времени уходит на согласование бумаг, дискуссии, обсуждение и принятие творческих решений.

— Муж нервничает, когда ты висишь на телефоне?

— Он страшно раздражается, поэтому я прячусь от него по всему дому. Эрнст меня находит и возмущается, что русские не умеют организовывать свое рабочее время. Мои слабые возражения, что любой западный менеджер, приходя в офис, столько же времени проводит в переговорах, не производят на него никакого впечатления. Кроме политических споров, это единственный повод для конфликтов в нашей семье.

— Вы обсуждаете вопросы российской политики?

— Мы, русские, попадая за рубеж, становимся страшными патриотами. И в любом споре, как на амбразуру, бросаемся на защиту Родины. Даже по тем позициям, которые с упоением критикуем между собой. Я непрерывно ловлю себя на том, что закипаю, если кто-то смеет иронизировать по поводу моей родной страны. Одним из последних моих доводов, касающихся нашей системы образования, был пример, что любой пьяный на улице или чернорабочий на фабрике на вопрос: «Кто сказал «Быть или не быть...»?» — ответит: «Гамлет». Мой муж в запале ответил: «Что же вы, такие умные, страну до нищеты довели, озера засорили, леса повырубали?..» Политическая схватка имеет невероятный накал.

— Чем кончается?

— Полным примирением. Муж говорит, что получил меня в качестве контрибуции за все отнятое у его семьи с приходом советских войск.

— Семья твоего мужа известна не только дворянскими заслугами?

— Мой муж одновременно племянник и наследник авторских прав композитора Легара, автора «Веселой вдовы», которая с успехом идет и в Московском театре оперетты, и кинорежиссера Эрнста Маришки, открывшего миру Роми Шнайдер в роли императрицы Сиси. Дед Эрнста был владельцем знаменитого театра «Ан дер Вин», где сегодня идут все венские мюзиклы. Так что круг замкнулся. Естественно, муж поддерживает меня во всех начинаниях.

— Я слышала, Нострадамус предсказал, что сын твоего мужа от первого брака будет последним королем Франции в XX веке. Это правда?

— Такое предсказание действительно существует, но это лишний раз доказывает, что и великим свойственно ошибаться. Нострадамус говорил о сыне принцессы из рода Бурбонов, родившемся в 1981 году. Единственный такой ребенок — сын моего мужа от первого брака. Что является постоянным предметом для шуток в нашей семье. Вплоть до двухтысячного года я ему напоминала: «Будешь королем, не забудь, кто вязал тебе шарфы и свитера». XX век закончился, но королем он не стал. Боюсь, сейчас у него остался только один шанс выполнить предсказание — хорошо учиться и попробовать стать президентом Франции. Мне особенно приятно не это, а то, что мальчик имеет отношение и к русской истории — его прапрабабушка по материнской линии была родной сестрой матери Николая Второго.

— Каковы светские обязанности австрийской баронессы?

— Одна из самых чудовищных обязанностей человека этого круга — письменно благодарить за все приглашения, которые принимаешь. Это строгие правила. Объявления о помолвке, свадьбе, юбилее обязательно нужно написать всем родственникам и знакомым. На Рождество специально заказываются открытки с фотографиями детей или всей семьи, иногда даже с собаками, которые отправляют родственникам и друзьям по всему миру. Так общается весь этот огромный аристократический клан. Они постоянно поддерживают контакт друг с другом. Даже если живут за океаном и редко видятся.

— И ты что, сидишь и пишешь всем от руки?

— Сижу и пишу: Thank you very much for the wonderful time... Еще одна непростая обязанность хозяйки — рассадка за столом. Хорошо, если гостей четырнадцать, а если их триста? Через одного должны сидеть мужчина и женщина, ни в коем случае не вместе супружеские пары, и у соседей за столом должен быть общий язык, потому что это интернациональное общество. Самая уважаемая или самая титулованная гостья должна сидеть справа от хозяина, и так далее... Рассадка за столом — целая наука, которую нужно освоить. Причем если кто-то из трехсот гостей не может принять приглашение, все переделывается заново с учетом сложившейся ситуации. По сравнению с этим благотворительная и социальная нагрузки кажутся просто отдыхом.

Общение друг с другом — одна из традиций, которыми живет аристократическое общество. Я недавно поняла, что в России сегодня, кроме тех друзей, которые у нас были с детства, мы общаемся исключительно с людьми, с которыми сталкиваемся по работе. За последние пятнадцать лет с нами произошли необратимые изменения, раскидавшие людей одного круга в разные социальные группы, у которых больше нет ничего общего. Мы встречаем друзей детства, одноклассников и понимаем, что нам совершенно не о чем говорить. Наши дружбы теперь происходят по совсем другим законам. В кругу моего мужа я вижу огромное количество людей, которые из поколения в поколение существуют в состоянии клана и дружат всю жизнь, живя в разных странах мира, работая в совершенно разных областях или не работая вовсе. Им всегда есть о чем поговорить и всегда весело вместе. Это вызывает у меня настоящую зависть.

— Чем еще, на твой взгляд, они отличаются от нас?

— Как все мы, я выросла в обществе, где полностью отсутствовал институт аристократии. Попав в этот круг, я с любопытством социолога изучала «их нравы». Оказалось, что главным определяющим качеством этих людей является приверженность традициям и умение их сохранять. Кроме того, они растут с пониманием того, что их положение дает им обязанности, а не права. Предмет особой гордости для молодых людей и подростков этого круга — состоять в ордене Мальтийского креста, дающего своим членам только одну привилегию: помогать страждущим, как ни банально это звучит. И школьники и студенты из года в год свои единственные каникулы проводят в лагерях беженцев или обслуживая инвалидов. Я долго не могла понять, что же они делают со своими детьми. И поняла — ничего. Дети растут в определенных традициях и просто не представляют, что может быть иначе. Их воспитывает сама атмосфера вокруг. Шестилетний ребенок встает, когда дама заходит в комнату. Малыш не понимает, как можно сесть за стол, если рядом не лежит салфетка, — о ноже я просто не говорю. Ребенок не откроет рта, пока ему не позволят. Они приходят к родителям и говорят: «Вот мои оценки. Можно мне через неделю в два часа посмотреть по телевизору передачу о животных?» К сожалению, традиции воспитания детей сегодня нами практически утрачены. Мне кажется, это невосполнимая потеря.

— То есть ты приветствуешь кастовость?

— Ничего подобного. Настоящие аристократы не делают никакой разницы между людьми по сословному признаку. Важно, каков человек, а не пост, который он занимает, величина дома, в котором он живет, или машина, на которой он ездит.

— Как ты относишься к так называемым статусным вещам?

— Мне кажется, что наши соотечественники, гордо обвешанные с ног до головы модными брендами, прибегают к помощи известных дизайнеров из-за крайней неуверенности в себе. Не полагаясь на собственный вкус, они пытаются «маркой» гарантировать отсутствие ошибки в имидже. Кроме того, они хотят выглядеть и быть одетыми «как богатые». Но за границей богатые люди так не одеваются. Им важно быть не модными, а элегантными. Нувориши во всем мире выглядят одинаково, но зачем же на них ориентироваться?

— Если «Метро» было чистой воды авантюрой, то Notre Dame — уже точный коммерческий расчет?

— Когда ставятся чисто коммерческие задачи, страдает творческая составляющая и увеличивается риск. Ставя в первую очередь задачи творческие, получаешь качество, гарантирующее коммерческий успех. Сделать успешный мюзикл в такой традиционно театральной стране, как Россия, гораздо сложнее, чем в Европе. Особенно после высокой планки, поставленной «Метро». Я не устаю повторять, что мало уметь делать мюзиклы — надо научиться их смотреть. Любой спектакль российский зритель воспринимает как драматический, нам необходима некая «достоевщина». Мы еще не научились воспринимать театральное зрелище как исключительно развлекательное. В Notre Dame, несмотря на ультрасовременное европейское сценическое решение, есть все, что нужно «русской душе» — любовь, ненависть, предательство, изумительная музыка.

— Чем объяснить успех и повальное увлечение мюзиклами в России?

— Мюзикл — жанр победившего капитализма. Когда в стране стабилизируется положение, развивается экономика и появляется средний класс, появляется и мюзикл. Успех его не случаен, ведь он говорит о сложных вещах простым и доступным всем языком, понятным даже тем, кто не способен воспринимать «высокое искусство» — оперу, балет или драматический театр. Этот самый молодой жанр издает другие позывные, понятные любому современному человеку. Сегодня мы становимся свидетелями принципиального поворота в развитии жанра мюзикла в целом. Во всем мире он переживает серьезнейший кризис. Нет новых идей, есть огромный страх коммерческой ошибки. Поэтому в последние годы практически нет новых мощных постановок. Только ремейки, безопасные в финансовом отношении. Мы не боимся экспериментировать.

Кроме того, попав в Россию, мировые каноны жанра, столкнувшись с нашей театральной традицией и «таинственной русской душой», в результате создали такой высокий градус существования на сцене, которого никогда не было в жестком профессионализме западного мюзикла. Две культуры, слившись на сцене, дали другое направление развития жанру со столетней историей. Сейчас, когда обозначен уровень и сформирован вкус, можно начинать работать над оригинальными постановками. На мой взгляд, именно Россия станет страной, где будут создаваться оригинальные постановки нового поколения, абсолютно конкурентоспособные на мировом рынке. Этим я и собираюсь заняться.

Наталья БЕЛОГОЛОВЦЕВА