BABUSHKA И ЭПОХА

Старая слабая бабушка шла по обледеневшему тротуару, еле-еле держась на ногах, боясь поскользнуться и получить классический и ужасный перелом шейки бедра. На ней было цвета хаки драповое или еще из какой-то неведомой ткани пальто, купленное минимум сорок лет назад. На голове что-то придавленно-мешковидное. Но довольно «чернухи», читатель. Случилось, наконец, чудо. Взгляд бабушки уперся в объявление на фонарном столбе: «АКТИВИЗАЦИЯ САМОСОЗНАНИЯ ЧЛЕНОВ СЕМЬИ. ПРОВЕДЕНИЕ СЕМИНАРОВ ДЛЯ ПЕНСИОНЕРОК».

BABUSHKA И ЭПОХА

Рассказывает Галина СКОРОХОДОВА:

— Летом 1998 года я приехала отдыхать со своим внуком в Каширу. Но отдыха не получилось. Малыши бегали по улице, стреляли из пистолетов, дрались. Пятилетние дети не хотели брать в игру трехлетних. Кричали: «Я тебе дам в мойду!» А бабушки сидели рядом и ругали: кто внука, кто зятя, кто погоду, кто Ельцина. Мой внук не умел драться, и соседские бабушки стали учить его отвечать на нападения. Разгоралась общеуличная война малышни.

А мне вспомнилось мое послевоенное детство. Семьи были многодетные. Старшие дети были ответственны за младших. Это было естественно. И мои воспоминания резко контрастировали с настоящим, когда семьи с одним ребенком фактически превратились в фабрику жестоких и беспощадных эгоистов. Я поняла причину: эгоизм единственного и «необыкновенного» ребенка разводит малышню в разные стороны.

И тогда она решила учить их договариваться, а не бить тупо «в мойду». Собрала бабок, с которыми на этих самых улицах всего каких-то шестьдесят лет назад играла в игры, далекие от кровопролития. Толкнула длинную речугу про женское движение и бабушкин долг. Не все бабки все поняли и даже просили ее: «Ты слова, Галь, попроще говори. Что такое «фертильный»? А «маскулинный», а?»

И тогда Галина Скороходова организовала общественное движение «Бабушкина забота».

— Я все понимаю, — говорит Галина, — мы живем в другом мире, и к прошлому вернуться нельзя. Я понимаю, у нас постиндустриальное общество — нуклеарная семья, без всяких там бабушек-дедушек. Дорос до восемнадцати — будь добр, освободи помещение, дай родителям вздохнуть свободно, по заграницам поездить. Но американцы, они же как дети, у них если лежит в музее ботинок двухсотлетней давности, для них это вещь древнее некуда. У нас же другая реальность.

А реальность, по мнению Скороходовой, такова, что молодежь сегодня попадает в сложные ловушки жестокосердного общества из-за того, что не имеет корней. Галина считает, что спасение в создании генеалогического древа каждого рода. Чтобы остаться людьми, мы должны помнить своих маму, папу, дедушек и бабушек.

— Но наша страна, — рассказывает Галина, — место для родословия неблагоприятное. Вот в Европе, там лежат себе сотни лет церковные книги, где записано — когда ваши предки родились, когда венчались, когда были отпеты. А у нас только кое-где, местами, эти книги сохранились. Войны, революции, сгоревшие архивы. И как искать родных, большинство населения не знает. Но самое главное — мы стыдимся иметь предков. То мы стыдимся предков-дворян. То предков-верующих. То репрессированных. Теперь стали стыдиться чекистов, коммунистов. Потому и история страны похожа на клочки.

Начинается семинар под названием «Оставим родословную потомкам». Одна женская организация предоставила Скороходовой помещение для занятий. За столами — полтора десятка бабушек от пятидесяти до семидесяти лет.

— Бабушки! — говорит Скороходова. — Вам всем надо приниматься за работу как можно скорее. Работа срочная и очень важная. Обязательно на две недели исключите из жизни сериалы. Собирать нужно все: документы, письма, вещи, плакаты, билеты... Время уходит, жизнь кончается.

Наши российские бабки делятся сегодня на три устойчивые социальные группы. Первая группа — решающая, самая в практическом плане нужная, похожая на теневую экономику, на зарплату в конвертах. Этих бабок ни в каких официальных бумагах не учитывают, но без них ничего не работает. Потому что они ухаживают за внуками — встречают их из школы, кормят домашним обедом и водят в секции и студии.

— Рабочий кодекс ведь сейчас такой, что женщина редко может забирать ребенка из сада сама, — объясняет Скороходова, как будто нужны какие-то объяснения. — Эти бабушки довольно цепкие, у них здоровье еще сохранилось.

Есть и эгоистичные бабушки, их мало, но они есть, которые с внуками принципиально не возятся, ездят везде, в студии ходят. Но это... я не знаю. Я вот сама не из простых, мехмат окончила, в НИИ автоматики сколько лет любимой работой занималась. И все равно, как я могу своей жизнью жить, когда у меня внук? Мне, когда я «Бабушкину заботу» организовала, сколько раз предлагали: «Галя, зачем ты даешь свой домашний телефон, сиди у нас в офисе, звонки принимай!» Но зачем мне сидеть в офисе? У меня же внук!

А есть бабушки никому не нужные, живущие в атмосфере неуважения. Они вызывают жалость. Но вы что думаете — это обязательно бедные, несчастные, без семьи старики? Нет! Они не уважаемы только потому, что старые. Просто так принято воспринимать стариков. Вот вчера, например, я разговаривала с математиком Арнольдом, он на нашем курсе учился. Он сидит за письменным столом, пишет, работает, а ему внук говорит: «Чего ты, деда, пишешь, кому это надо? Ты сразу в компьютер давай, а эти бумажки сожги, никому они не нужны».

— Антропологи, этнографы — они ужасные вещи доказывают, — рассказывает баба Галя. — Про то, что древние люди стариков убивали, ели даже, как слабых и бесполезных членов общества. И человечество топталось на месте. А потом старики додумались стать трансляторами культурных традиций, и цивилизация пошла на взлет. Сказки, науки, искусства — кто этим занимался? Не те, кому на хлеб надо было зарабатывать, а те, кто на печке сидел. Даже в наше время, по оценкам экономистов, в каждой единице произведенной продукции доля прошлого труда составляет примерно 80%. А до эпохи технологических революций и подавно: «учитель» автоматически означало «старик».

И вот парадокс: когда цивилизация, можно сказать, взлетела окончательно, стариков опять убивают если не физически, то морально. Американский социолог Роберт Батлер даже термин специальный для этого явления придумал — «эйджеизм», то есть дискриминация одних возрастных групп другими. Эйджеизм отражает негативное отношение к старости среди молодежи, которое проявляется в виде личностного отвращения и неприязни к старению, болезням, нетрудоспособности, страха беспомощности. Мы все жертвы эйджеизма. Такое положение дел хорошо для волков и тигров, не для людей. Куда мы катимся?

Хотя еще представители поколения, рожденного в 60-е, говорят о том, что в их жизни бабушки и дедушки имели большое значение: они ухаживали за внуками, когда те болели, рассказывали сказки, сочувствовали, не наказывали, прощали ошибки. Нуклеарная же семья, состоящая из папы, мамы и, мягко скажем, немногочисленного потомства, сократила на поколение жизненный опыт ребенка. Здесь, конечно, и сами бабки виноваты — в своих пальто неопределенного цвета, с потухшими глазами, с полным отсутствием самоуважения. (Сама Скороходова в свои 65 лет ходит в цветастой юбке, обтягивающей черной кофточке и легкомысленной шляпке с пером.) Воспринимая себя лишь как «строителей» и «работников», целое поколение стариков оказалось ненужным прежде всего самим себе. Они уже мало что знают о жизни, им все равно, а сердца полны злобы, зависти, бессилия и унижения. Недавний опрос российских школьников показал, что «старый» в их понимании это: 1) больной; 2) бедный; 3) раздраженный, уставший человек. Но кто не будет старым?!

Галина Скороходова придумала, как разорвать этот порочный круг. И организовала семинары по родословию. По собственной, практически проверенной методике.

— Когда я начитала им первую лекцию, — рассказывает Галина Владимировна, — я не знала, что они все скопом двинутся в архив. Директор Московского архива сам мне позвонил и сказал: «О! Ваши бабушки! Они все приходят, требуют, чтобы мы им сделали родословную! То есть они думали, что стоит им прийти — и директор архива побежит и принесет. А ведь это кропотливая, долгая работа, ей конца нет, как любому искусству».

Когда я сама поехала в Тулу, где мои корни, мне дали книгу в три кирпича толщиной — список крестьян 1701 года. Я там читаю: Мария, дочь Федора сына Петра, продана князю Юсуфу... А моей фамилии там нет! Вообще никаких фамилий нет. Фамилии только дворянские. Ведь у крестьян прозвища много позже трансформировались в фамилии. Хотя само родословие крестьян очень даже интересовало — в деревнях род всегда прослеживали до седьмого, а то и до двенадцатого колена. Это было необходимо для надежного сватовства. Если бы у меня было архивное образование, было бы легче. А так, если вы только начинающий архивист, лучше идти по нисходящей.

Когда работа пойдет, тут такие тайны открываются! Одна женщина нашла, что она из древнего купеческого рода Москвы Мухиных. Она была ошарашена. Я нашла, что у меня, оказывается, земля есть. Мой прадед скупил в деревне Подосинки в шестнадцатом году все земли. Правда, в семнадцатом их отобрали... Но я же купчую нашла! А наша Елизавета Дмитриевна вообще обнаружила, что она потомок фрейлины царицы Елизаветы. И с полным правом вступила в дворянское общество. Притом эта женщина в детском доме выросла. И она не знала ничего про свою фамилию. А сейчас так увлеклась — ездит каждый год в Питер, в компьютерный архив русской аристократии.

Или вот — однажды я провожу семинар. Говорю: «Скажите, пожалуйста, у кого родственники были репрессированы?» Все подняли руки. Человек сорок. Я говорю: «А ведь доносчиков, говорят, было не меньше. У кого из вас?» И ни одна рука не поднялась. А потом, в конце семинара, подошла женщина и сказала: «Я нашла, мой прадед два письма написал, скольких-то посадили. Только я постеснялась при всех говорить». Получается, сорок потомков репрессированных и всего одна — доносчика. А говорят, что все у нас стучали. Не сходится.

Еще у одной нашелся предок, который сжег дом барина. Каторжники находились тоже. Но всегда находятся обстоятельства какие-то, когда их понимаешь, и история России не кажется уже хаосом, или чередой преступлений, или еще чем-то идеальным, из учебника. Начинаешь понимать жизнь.

Вот у меня самой дед был репрессирован. Но говорить об этом в семье было не принято. И вот потом, когда мне было лет семь, дедушка умер от рака. Я спрашивала: «Бабушка, а как это рак завелся в горле?» — «Ну, Галюшка, он взял и кипяток выпил». — «Как, мы же все знаем, что нельзя пить кипяток?» — «А его заставили». Поджала губы и заплакала. И вот у меня с детства этот эпизод остался непонятым. И только потом, приехав в архив в Кашире, я узнала, что он действительно был в каширской тюрьме.

Родословная по методике Скороходовой выглядит на первый взгляд скромно — это, во-первых, произвольной величины ватманский лист с написанным от руки генеалогическим древом и пластиковая папка-скоросшиватель с полиэтиленовыми файлами. В папке самое главное. История жизни каждого предка, то, что удалось восстановить по скудным данным документальной Руси, вечно сжигаемой и перестраиваемой. Некоторые энтузиастки не довольствуются скупыми анкетными данными вроде «керосинная лавка» и пишут легенду рода — «лучший керосинных дел мастер», что-то в этом роде. Это в методике Скороходовой не возбраняется. Пусть внуки гордятся.

Все бабки, обработанные скороходовской пропагандой, набивают легендами полиэтиленовые файлы. Собирают и вещи, которые удается обнаружить на чердаках. И укрепляют тем самым семейное самосознание — не только свое, но и внуков. Казалось бы, простую вещь придумала баба Галя, а вот держишь в руках этот кусок ватмана с фамилиями и кружками фотографий, и возникает какое-то мистическое чувство.

— Слово babushka — одно из немногих, в общем-то, русских слов, вошедшее в мировую лексику наравне со словами kolkhoz, balalayka и vodka, — говорит Скороходова. — Говорят, мы отсталые, поэтому у нас бабушки ухаживают за детьми вместо платных нянек. Но вот вы, кого бы вы хотели, если бы были ребенком, — няньку или бабушку? Значит, ребенку-то с бабушкой лучше?

Уход на пенсию у нас традиционно не воспринимается как время, когда можно пожить для себя, надеть на шею туристский фотоаппарат и забыть наконец о детях. Наших бабок тянет служить обществу! И это, между прочим, обусловлено биологией! Плато активности женщин приходится на возраст 40 — 60 лет, тогда как у мужчин — 30 — 50 лет. Государство выводит женщин на пенсию в том возрасте, который совпадает с самым активным периодом в их жизни: фертильная фаза закончилась, и они могут уделять внимание проблемам общества. Вы знаете, например, что официальные «бабушки» сегодня — лидеры большинства из шестисот российских женских организаций? Бабки — это категория, обладающая все нарастающей активностью. Вспомним Дагестан 99-го, когда при вторжении боевиков невооруженные бабушки образовали живую стену и защитили своих потомков.

— И вот что получается, если говорить о поколении сегодняшних бабушек, — говорит баба Галя. — Мы жили в войну, разруху, атеизм, репрессии, и все несчастья переживались ради будущего. Долгожданное будущее наступило и принесло старикам разобщенность, никчемность, полное неверие в перспективу.

Она говорит это, сидя рядом с фамильным фикусом. Ему всего тридцать лет, а был еще один, заведенный скороходовской мамой. Его судьба незавидна — он замерз на даче, оставленный на зиму недальновидными потомками. Баба Галя завела новое растение, и его уж в обиду не даст. Его листья она протирает от пыли. Как будто фикус — это история ее семьи, превратившаяся неожиданно в главное дело ее жизни.

Майя КУЛИКОВА