Узнать партийные симпатии большинства россиян совсем нетрудно. Надо уткнуться носом в картинку справа и тихонько отодвигать ее. Для тех, кому не удастся разглядеть тайную картинку, мы публикуем этот текст
AСТЕНИЧЕСКИЙ СИНДРОМ
Как разглядывать стерео-картинку изображено на схеме. Если и она не помогла вам понять политические взгляды сограждан, читайте заметку дальше
|
В год выборов мы каждый день будем узнавать новости о партиях, следить за рейтингами и гадать, кто сколько займет думских кресел. Казалось бы, все логично — каждый из нас будет переживать за «свою» партию. Но на самом деле это не так. Только один из пяти россиян уверен, что уже существует партия, выражающая интересы таких людей, как он. Если быть совсем точным — двадцать три процента респондентов.
Подавляющее большинство избирателей не находит в сложившейся политической системе выразителей своих избирательских интересов. Если подобное состояние общества считать нормой, то что же тогда считать неврастенией?
Тридцать восемь процентов опрошенных говорят о том, что партию, защищающую их интересы, необходимо создать. На вопрос, какой должна быть эта партия, почти две трети ищущих «свою» партию ответили, что это должна быть партия, выступающая за социальную справедливость и социальную защиту населения. А каждый пятый говорит о том, что это должна быть партия, выступающая в защиту русского народа.
— Стало быть, востребованы популизм, патернализм и нацизм? — спрашиваю я социолога и психолога Андрея Милехина.
— Я вам этого не говорил, — улыбается Андрей Владимирович.
— Опрос ваша служба проводила?
— Цифры наши. А вот выводы ваши. Я бы не рискнул вот так сплеча рубить. Сделайте поправку на то, что средства социологии позволяют оценивать только вербальное поведение. Социолог может задать вопрос и получить ответ. Но люди в одних случаях говорят ровно так, как они видят кого-либо или что-либо; а в других — хотят, чтобы мы думали, что они так видят. И мы никогда не можем точно сказать, как в данном случае ответил респондент.
— Вы меня хотите убедить, что люди не всегда отвечают так, как думают?
— А вы неужели рискнете убедить меня в обратном?
— Не рискну. Но как же всяческие вопросы-ловушки, которые выводят лицемера на чистую воду?
— Есть такие ловушечки! Предела совершенству нет! Но даже самая изощренная технология не избавляет вас от сомнений.
|
— Прямой вопрос: «Считаете ли вы себя консерватором или либералом?» — нельзя вот так же задать?
— Нельзя. Респондент очень часто и понятия не имеет, что такое либерал или консерватор. Еще, не приведи господь, подумает, что мы его сексуальной ориентацией интересуемся.
— Эти трудности не только у вас. Есть такой спектакль «День радио». И там директор радиостанции распекает секретаршу: «Анечка! Сколько раз я тебе говорил, что слова «креативщик», «саундпродюсер», а также «гомеопат» и «педиатр» никакого отношения к сексуальной ориентации не имеют!»
— Вот-вот, бесполезно спрашивать напрямую, консерватор вы или либерал. Но вычислить консерватора можно. Нужно только очень четко соблюдать процедуры операционализации и интерпретации понятий.
— А это что еще такое?
— Сначала надо разбить понятие консерватизма на некие неделимые кирпичики и с помощью этих кирпичиков вычислить, на какие вопросы непременно обратит внимание человек с консервативными настроениями. А потом обработать анкеты и как бы опять собрать кирпичики воедино. Я, конечно, все упрощаю, но вот такой отлов без прямых лобовых вопросов — это и есть процедура операционализации и интерпретации понятий.
— Но ведь сейчас мало кто так делает. Загляните на любой уважающий себя сайт в Сети — там сплошь висят лобовые вопросы и предложение проголосовать за тот или иной вариант ответа.
— Знаю. При этом аудиторию по регионам, полу, возрасту и доходам никто не разбивает, выборку не формирует. Обработал дюжины три ответов, сделал глобальные выводы, собрал пресс-конференцию --красота! Сам себе социолог, психолог, политолог и ньюсмейкер.
— Ревнуете?
— Да нет, какая тут ревность. Просто, если вопрос был задан непрофессионально и выборка сформирована некорректно, можете себе представить, какого качества будут выводы.
|
— На дворе капитализм, а почти восемьдесят процентов опрошенных считают, что государство должно обеспечить их квартирой. Это же ужас какой-то! Просто манифест патерналистов!
— А у нас много людей, которые смогли просто так взять и купить квартиру? Не разменять родительскую, не продать свою старую и с какой-то доплатой переехать в новую, а просто заработать с нуля и купить?
— Боюсь, что таких единицы. У большинства объективно нет возможности заработать на жилье.
— Зато почти все еще помнят государство, которое от всего защищало и всем худо-бедно обеспечивало. Люди честно пахали, а взамен ждали по минимуму — не дадут помереть с голоду, заплатят пенсию, на которую можно выжить, дадут квартиру, не позволят стать бомжами. Когда я окончил Питерский университет, я хотел во что бы то ни стало побыстрее жениться.
— А почему как можно быстрее?
— А чтобы как можно раньше встать в очередь на квартиру. У меня не было альтернативы скоропостижной женитьбе, чтобы получить крышу над головой! Вы же помните — в Советском Союзе человек, который не женился до двадцати пяти, вызывал массу вопросов. И у меня не было ни малейшего понятия, что может быть по-другому! И если поколение сорокалетних еще в состоянии поломать эту установку, то человек на шестом десятке ее не поменяет.
— Наверное, вы правы. Когда первые риелторы стали расселять коммуналки, пенсионеры не верили обещаниям об отдельной квартире и боялись, что их выкинут на улицу. Они рассуждали очень просто: государство семьдесят лет не могло дать мне отдельную квартиру, а тут пришел желторотый очкарик и говорит, что даст. Государство не смогло, а он сможет? Да жулик он и авантюрист, в милицию его сдать!
— И ведь сдавали, насколько я помню...
|
— А может, это просто социальная зависть? — предполагаю я. — Кстати, многие говорят, что расслоение и зависть взорвут наше общество и толкнут людей на такое протестное голосование, что нам и не снилось.
— Не взорвут. Мое ощущение, что нацией социальных завистников мы не стали потому, что живем на огромной территории. Да, жизнь в Москве больше похожа на жизнь в Берлине, чем на жизнь в России. Но для пенсионера из Урюпинска московская жизнь такая же картинка из телевизора, как и берлинская. Разрыв в доходах этого же пенсионера и какого-нибудь олигарха чудовищен. Он недопустим для цивилизованной страны! Но олигарх скорее всего никогда не появится в Урюпинске. А внутри Урюпинска расслоение не столь катастрофическое — и это амортизирует возможную зависть.
— Я, живя в Москве, никогда не увижу в своем спальном районе ни Потанина, ни Ходорковского.
— Поэтому нас наши миллиардеры волнуют не больше чем султан Брунея. И слава богу! Кстати, не очень высокая явка на выборы тоже ведь косвенно свидетельствует о том, что большой напряженности в нашем обществе нет. Низкая явка — признак расслабленной и стабильной страны.
— Не рано мы себя возомнили сытой страной, где на выборы не ходят?
— Сердцу не прикажешь.
— А нет ли ощущения, что народ игнорирует выборы по причине декоративности последних? Мол, все схвачено, за все заплачено.
— Не могу этого исключить. Даже скажу почему. Вот в Швейцарии любой мало-мальски значимый вопрос — от прокладки трамвайного маршрута до вступления Швейцарии в ООН — решается на референдуме. То есть там по каждой мелочи реально спрашивают мнение народа. А не делают вид, что спрашивают. Народ приходит на участок именно потому, что его мнение имеет вес. И я очень часто думаю — не связано ли фантастическое благополучие Швейцарии именно с этим? Я бы очень хотел, чтобы у нас присмотрелись к швейцарскому опыту. Чтобы хотя бы присмотрелись! Только от моего желания мало что зависит...
|
— Небось разодеты в пух и прах, Крым давно сменили на Кипр, советский телевизор — на японский, а талдычат про кризис.
— Когда мы говорим, что у нас та или иная часть населения адаптирована к рынку, обществу потребления, информатизации и высоким технологиям, то вроде исходим из очевидных вещей: люди не бомжуют, где-то служат, научились отличать паленую водку от настоящей и водить мышкой по коврику. Но мы не можем поручиться за то, что произошла психологическая адаптация к жизни в новых рамках. Семьдесят процентов населения сформировалось социально и психологически в абсолютно других условиях. Не в лучших, не в худших, но в других! С другой защищенностью, с другими рисками, с другими ценностями, с другими идеями. И никто из властей предержащих даже и не пытался организовать для общества хоть какое-то подобие социально-психологической реабилитации.
— Стоп. Тогда вернемся к низкой явке. Вы не исключаете, что она от расслабленности, сытости и стабильности. И при этом только что сказали, что общество не прошло никакой психологической адаптации к новым реалиям. Как это совмещается?
— А вот как-то совмещается. Когда Советский Союз худо-бедно вышел из революций, войн, великих сталинских чисток, в стране воцарилась тупая, унылая, но стабильность. И вдруг нас опять вернули в великие потрясения. Каких-нибудь десять лет назад в Москве стреляли танки. Восемь лет назад люди теряли все свои сбережения в «пирамидах», а пять лет назад из-за дефолта. Всех вдруг стали касаться цена на баррель нефти и конъюнктура рынков. А люди не хотят, чтобы их это касалось! И общество, кое-как придя в себя после дефолта, снова вспомнило про стабильность: вот моя семья, вот моя работа, дружеская пьянка. Я выплыл. Теперь все, пожалуйста, от меня отстаньте!
— Я понимаю, о чем вы. Вот моя подержанная иномарка, вот доморощенный евроремонт с непременной арочкой в кухню. Я знаю, сколько дать военкому, чтобы «отмазать» сына от армии, сколько — налоговому инспектору, чтобы не трогал; я готов играть по сложившимся правилам, лишь бы эти правила не меняли и не усложняли. Но разве люди не хотят, чтобы правила игры упростили? Чтобы не конвертик в лапу военкому, а гласно откупить сына от армии? Разве так не лучше?
— Тут логика такая: «Вы мне обещаете, что после реформы армии, энергетики или ЖКХ мне будет лучше. Допустим. Но вы мне не в первый раз обещаете, что будет лучше. Вы меня обманули с ваучером, с «пирамидами», с дефолтом. И сейчас, когда я сам кое-как приспособился и пригрелся, не надо мне больше никаких экспериментов!»
— Партия «отвяжитесь от меня»?
— Если угодно, то так. Во всяком случае, я сильно подозреваю, что смысл голосования за «партию власти», как бы она официально ни называлась, будет именно в этом: оставьте нас в покое. Мне не надо, чтобы было лучше; мне надо, чтобы было не хуже!
— Но это же ничего общего не имеет со стабильностью развитых стран, которая опирается на массовый класс собственников!
— Согласен. Это не сытая стабильность среднего класса, у которого есть четко выраженные интересы и ценности, поддерживающие его положение бизнес и доходы. Здесь нечто совсем иное. Усталость людей, которые еле-еле переварили одну эпоху великих перемен и страшно боятся, что им кто-то предложит следующую.
— Астенический синдром?
— Вы доктор, вам виднее...
P.S.
Вот что было на картинке: партия, о которой мечтает россиянин, должна быть милой, безобидной, пушистой, и чтобы ее можно было легко прокормить
Борис ГОРДОН
В материале использованы данные опросов, проведенных АРПИ, группой компаний Monitoring.ru и RОМIR Monitoring
В материале использованы фотографии: Владимира СМОЛЯКОВА