ЕСЛИ НАЧНЕТСЯ ВОЙНА, МЫ ВАМ ПОЗВОНИМ…

Иракское посольство в Москве записывает добровольцев на свою войну с Америкой. Добровольцы с радостью идут — их набралось уже около трех тысяч человек. Как они будут воевать в Ираке, будут ли за это получать деньги или просто будут сражаться «за идею»? Кто вообще эти люди? Это фанатично ненавидящие Америку граждане, или поклонники Саддама, или, может, просто заскучавшие в обыденной жизни экстремалы? А может, этих людей и вовсе нет? Одним из таких людей стал наш корреспондент Александр Иванский

ЕСЛИ НАЧНЕТСЯ ВОЙНА, МЫ ВАМ ПОЗВОНИМ...

Записываться по заданию редакции на войну с Америкой в иракское посольство я пошел вместе со знаменитым фотографом Володей Смоляковым. Володя — человек бывалый. Он считается специалистом по конфликтным ситуациям: чуть где война или взрыв — так он уже там со своим фотоаппаратом вдохновенно бегает. Другое дело — мирное время. Смирно-обыденных людей (без крови, автоматов или по крайней мере синяков) Смоляков снимает скрепя сердце (поскольку надо же как-то зарабатывать деньги), но без вдохновения... Смоляков при встрече сразу дал мне несколько важных военных инструкций:

— Ты ведь знаешь, какое время сейчас? — встревоженно спросил он. — Время военное! Если там, в посольстве, раскусят, что ты журналист, тебе не сдобровать. Так что давай аккуратней... Мне перед ними светиться не к чему, мне еще в Ираке снимать надо будет...

Волнение Смолякова и его военное настроение удивительным образом передалось и мне. Сказать по правде, в посольство я шел не из рабочей обязанности и даже не из праздного любопытства. Мне война Ирака с Америкой представлялась романтичным соперничеством. Небо над головой в то утро было пасмурным и серым... И мне видилось, как я стою на поле боя в Ираке, точнее, в центре Багдада, небо там не серое, а красное, как кровь, пролитая иракцами, погода там не холодная, как в Москве, а горячая, как пули и бомбы американцев... Я защищаю бедных иракцев от американских агрессоров... не для себя, конечно, а для демократического будущего нашей планеты.

Нам открыли дверь, и мы прошли в посольство. Меня иракское посольство удивило и немножко разочаровало. Какими обычно бывают посольства? В посольствах должно быть много роскошных вещей, украшений... А тут из всех предметов роскоши наблюдались только многочисленные портреты Саддама Хусейна. Они начинаются с самого входа — и до самого конца: как правило, иракский лидер изображен в полупрофиль, взгляд у него воинственный, в глазах — холодное презрение к Америке. Само посольство похоже на старый советский Дом культуры, только с некоторым домашним оттенком. Всюду разостланы цветные, но грязные коврики, по первому этажу бродит задумчивая русская уборщица, слева от входа гардероб для посетителей и работников, а справа, как и полагается в ДК, — вахтерша. Точнее, не вахтерша, а два седоватых мужчины в потертых серых костюмах. Службой безопасности их никак не назовешь, но в их кабинете стоит множество экранов и большой телевизор. Телевизор транслирует передачи арабского телевидения. Один из вахтеров при виде двух добровольцев (Смолякова я все-таки уговорил зайти со мной, одному на войну все-таки страшно идти) сразу повеселел. Он достал из недр своего стола три бумажки. Первые две — анкеты для нас, а третья — его шпаргалка. Ее он незаметно подложил себе под правый локоть и начал шпарить с невообразимым акцентом, но бодро и смело. Тут следует добавить, что иракский вахтер в каждое свое предложение для пущей убедительности вставлял слово «пожалуйста» — видимо, ему была дана такая инструкция...

— Спасибо большое вам за поддержку, пожалуйста, — радостно тараторил иракский служащий. — Заполните свою анкету, напишите телефон, пожалуйста. Если Америка не будет воевать, мы вам скажем просто «спасибо», пожалуйста... А если начнется война, мы вам позвоним. Мы выдадим вам визу, отправим в Ирак, там поселим среди мирных граждан, вам дадут оружие, питание, немного денег... Спасибо, пожалуйста, вот анкета... — иракский вахтер немножко задумался и в заключение убедительно и особенно старательно сказал: — Пожалуйста!

У меня было множество уточняющих вопросов. Перво-наперво мне нужно было узнать: а есть ли у Ирака оружие массового уничтожения? Ведь если они обманывают весь мир, то зачем мне за них воевать? Я собрался с мыслями, вначале повторил эту фразу про себя, а потом с чувством громко произнес вслух:

— Товарищ! — сказал я. — Мне нужно знать только одно: а есть ли в Ираке оружие массового уничтожения? Если нет, то я хоть завтра пойду на войну!

Вахтер выпучил на меня глаза, посмотрел задумчиво в свою бумажку под локтем, потом сладко улыбнулся и сказал:

— Спасибо большое вам за поддержку, пожалуйста...

— Погодите, при чем здесь поддержка? — возмутился я. — Меня интересует...

Но тут меня перебил нервный шепот Смолякова прямо мне в ухо:

— Камеру отни-и-и-имут! Пошли отсюда!

Смоляков утащил меня в другую комнату, расположенную рядом с гардеробом, в которой я должен был заполнять анкету. Мысли мои в тот момент немного помутились. А Смоляков сплошным фоном говорил мне страшные слова, от которых голова кружилась...

— Ты дурак, да? Откуда этот вахтер знает про оружие массового уничтожения? Давай заполняй анкету, а я буду тебя в это время фотографировать. Ты еще... этта... смотри по сторонам, чтоб никто не шел, а то у меня камеру отнимут... Цифровая камера, не моя, я ее на несколько дней взял! И вообще мне здесь светиться нельзя... спасибо тебе, пожалуйста, Иванский!

Я посмотрел по сторонам, но никого вокруг не было. В то утро в посольстве вообще было очень пустынно и тихо. Накануне был Курбан-байрам, такой мусульманский праздник, каждый мусульманин в этот праздник должен съесть много баранины, а теперь у них обязательный день отдыха от баранины (это, кстати, я по себе знаю, однажды наелся баранины — у меня живот три дня болел!). Слышна была только скромная работа русской уборщицы, время от времени друг на друга покрикивали два вахтера и постоянно однообразно гудел голосом какого-то иракского политика телевизор... Заполнил анкету я как-то тупо — я записал не только свое настоящее имя, но и вообще все данные: место рождения, образование, работу (в этой графе по совету Смолякова я немного приврал, чтобы у него камеру не отняли), домашний телефон. Трудности вышли только с графой «тип поддержки». Я подошел к вахтеру узнать, что писали в этой графе другие. Вахтер жадно схватил мою бумажку, немного привстал и торжественно сказал:

— Поздравляю, пожалуйста! Теперь вы член великой иракской армии. Когда начнется война, мы позвоним вам, пожалуйста... До свидания!

Но я еще не собирался уходить. Я хотел узнать, с кем же мне предстоит воевать в одной роте в Ираке, кто из русских поедет туда со мной? Иракский вахтер хитро улыбнулся:

— Три тысячи человек! — сказал он. — Они каждый день звонят, спрашивают, когда в Ирак... Все молодые, сильные... Большое спасибо вам за поддержку, пожалуйста...

Мы выходили с Володей из посольства. Двери за нами никто не закрыл. Отойдя метров на двести от здания, я оглянулся назад. Открытые двери в другое государство болтались туда-сюда по ветру... Смоляков слегка повозмущался, что я задавал слишком много вопросов. Ему-то не надо идти на войну, вот вопросов у него и нет. А мне-то каково? Как только я вышел из здания, мною овладело какое-то тихое отчаяние. Я все время думал про свой тип поддержки. Продолжилось оно и в редакции. На меня набрасывались все сотрудники:

— Да никаких у них трех тысяч человек не было, — сначала успокоили меня, — не волнуйся. Это все реклама.

Другие были жестче:

— Все! — говорили. — Ты пропал! Знаешь, что надо было написать в графе «тип поддержки»? Надо было написать «пушечное мясо»! Они и рады тебя взять, потому что им все равно — владеешь ты оружием или нет. Саддам будет прикрываться тобой... Это называется человеческий щит...

— А ты что думал, на войну настоящую попадешь? Да американцы просто будут бомбить весь Ирак — и все, кто не спрячется, погибнут.

— Видел я одного такого добровольца вчера по телевидению, — говорил другой. — Он прикрывался платком и говорил о том, что ему надоела скучная жизнь в России. Он сказал, что им в Ираке даже денег не будут платить — просто он идет туда испытать себя... умрет или не умрет... вот такое экстремальное развлечение...

Мой боевой дух от таких речей резко пошатнулся. Я начал просматривать интернет. Самое ужасное я обнаружил на одном из иностранных сайтов. Это нечто среднее между компьютерной игрой и мультфильмом. Сюжет — возможные варианты развития событий в Ираке. Сначала Багдад сдается. Потом в Ирак заходят американские солдаты. Потом Ирак выпускает ядерные ракеты на Израиль. Потом Израиль и Америка просто стирают Ирак с лица Земли. Потом Буш избирается на второй срок, а выживший Саддам Хусейн становится главой нового исламского государства, объединяющего многие восточные страны. Начинается третья (или четвертая?) мировая война, в конце ролика показано множество трупов и испепеленных городов... Где-то там лежу и я.

...Для меня настала чрезвычайная ситуация — теперь я волонтер иракской армии, а воевать-то совсем не хочу! Я позвонил в МЧС узнать, что делать. Мне пространно изложили все. Во-первых, сказали, не волнуйся...

— Не надо сейчас заранее нагнетать панику. Весь мир, кроме враждующих сторон, пытается сейчас мирными средствами решить этот конфликт. Может, еще удастся избежать войны? В любом случае мы будем там работать. Как только будет угроза начала военных действий, мы отправимся в Ирак эвакуировать наших граждан. Там сейчас около 2 тысяч россиян: работники посольства, нефтяники плюс русские жены иракцев. Вообще непонятно, зачем туда еще сейчас едут люди, они ведь идут на верную смерть...

— А что же делать? — спросил я.

— Отказаться. Позвонить в посольство Ирака и забрать свое заявление. В крайнем случае мы вас, конечно, спасем, если вы сами захотите. Мы вас попытаемся эвакуировать, если сможем вырвать из лап иракской армии...

Мне стало совсем плохо. Я не хочу войны и не хочу сам участвовать в этом бессмысленном действии. Я ехал в метро — и мне казалось, что на меня смотрят тысячи глаз с укором. В этот день, как ни странно, я понял одну важную вещь. Я всегда считал, что жизнь моя целиком и полностью принадлежит мне. Захочу — пойду и умру в Ираке, захочу — пойду и умру в Чечне или Америке. Но во взрослом мире все не так. Чем больше я живу, тем более моя жизнь становится не моей.

Поздно вечером я позвонил в иракское посольство, чтобы снять свою кандидатуру. Меня связали с Валидом, человеком, лучше всего владеющим русским языком.

— Мы вас не звали в армию, пожалуйста, — говорил он в лучших иракских традициях, — вы сами к нам пришли... Пожалуйста, не звоните, мы вам сами позвоним...

Его голос в трубке прозвучал страшно. Я сделал последнюю попытку отказаться от своего участия в войне:

— Простите, — сказал я. — Я не хочу войны. Можно мне забрать свои документы и спокойно жить? Работать, учиться, строить семейное счастье. Можно мне забыть об Ираке?

В трубке длительное молчание. Наконец Валид радостно ответил:

— Спасибо большое вам за поддержку, пожалуйста... Иракский народ вам очень благодарен...

Александр ИВАНСКИЙ