МОЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ СОН

Италию очень плохо снимают. Есть несколько хороших альбомов, сделанных фотохудожниками, которые можно приобрести уже на месте, в книжных магазинах. Попадаются симпатичные открытки (лучшие из них часто черно-белые. Впрочем, как всегда). Это все. Фотографии в дешевых альбомах-путеводителях, продающихся на итальянских площадях, не передают ничего. И это, наверное, понятно. Прелесть Италии нельзя увидеть. Главная составляющая — солнечный воздух, полный ощущением счастья

МОЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ СОН

Риме воздух пахнет рекой, даже если отель находится в районе вокзала Термини (именно там в основном селят наших людей экономные турфирмы; райончик, прямо скажем, неважный). Но утром открываешь окно — и пахнет рекой, весной, счастьем. В ноябре. Нарисовать этот воздух удавалось чаще, чем сфотографировать. Лучше всех — Клоду Лоррену, который, даром что француз, не вылезал из Италии. Из наших — Щедрину и Брюллову. Проблема в том, что оценить точность итальянских пейзажей получается только после того, как увидишь оригинал. До этого во всю эту открыточность просто не веришь, кажется, что все слишком преувеличено, картинно.

Нам повезло — мы впервые увидели Италию в Риме. Рим — самый счастливый из итальянских городов. Трудно понять, в чем тут магия. Сидишь в ресторанчике, ждешь заказ, теряешь время: в Риме обслуживают уже по-средиземноморски неспешно. Что им до того, что через два часа закроется Колизей, а у тебя через три дня самолет! У них — дольче вита. К тому же футбол по телевизору, так что обслуживают тебя в рекламные паузы. Так неспешно проходят уже часа два. И почему-то тебе все это не то чтобы нравится, но тебе хорошо. Ничего не происходит. Ты просто сидишь за столиком на узкой пешеходной улице, вдыхаешь сладкий римский воздух и уже никуда не торопишься. Вечернее солнце ложится на дома цвета охры (все не моложе XVII века), в фонтане на соседней площади тихо струится вода, и время останавливается в блаженной невесомости. Наверное, тут действительно происходили войны и всякие бесчинства, терзали первых христиан, была Вторая мировая война и даже свои фашисты, но... как-то в это невозможно поверить.

В Риме очень много от деревни. То и дело вдруг открывается какая-то залитая солнцем поляна, или парк, или площадь ограничивается скалой с цепью пиний на гребне. В итальянских городах удивительная для советского человека линия горизонта: куда ни глянь — не видно ни труб, ни родных коробок. Производства, наверное, где-то есть, но их прячут. Все, как было задумано: церкви, выглядывающие из зелени, зонтики пиний, цепочка синеющих гор. Самое крупное здание — собор (единственный конкурент — вокзал), самая высокая точка — его купол.

Современность — единственная эпоха, которую Рим счастливо игнорирует. Он переполнен сокровищами. Какие-то древние стены, обломки колонн, зарастающие травой, чудесная арка — места, способные быть гордостью любого другого города. Но здесь такого много, и римляне тут просто живут. Здесь вообще другие мерки. Какая-нибудь церковь IX века — практически новострой: там под ней еще три более древних храма, и иногда все три можно увидеть, спустившись под землю (например, в Сан-Клементе). Жилой дом эпохи барокко вырастает из античного, палаццо — из древнего театра, фонтан — из знаменитого при императорах источника. В пейзаже живут обломки всех эпох. Античные руины, ренессансный фонтан, завитушки барокко, средневековая церковь. Это почему-то не выглядит эклектикой — это завораживает.

Но самое классное — люди. До сих пор только в Риме нам встречались официанты, по-отечески просившие доесть салат (витамины же!), старушки в автобусе, которые при виде колец на правых руках кидались поздравлять нас с обручением, и таксисты, рассказывающие про свою тяжелую жизнь с тремя детьми, а затем призывающие и нас родить пару-тройку бамбино немедленно. Впрочем, по части общения с итальянцами не скучно везде. Даже на севере полно людей, готовых обратиться к тебе, как к старому приятелю. С каждым можно перекинуться парой слов, обменяться шутками, и только на выходе из магазинчика пытаешься сообразить, на каком языке все это было.

КОНЕЦ ИМПРЕССИОНИЗМА

Флоренция на Рим не похожа. Она очень маленькая. И вся принадлежит одному золотому веку — Кватроченто (по-нашему — XV век).

Ту часть города, которая показана на картах, можно пересечь примерно за час пешком. По существу, город остался в пределах крепостных стен.

В самом городе улицы часто такие узкие, что ничего нельзя снять без вспышки. Но стоит немного пройти, свернуть — и где-нибудь впереди открываются река, цепочка близких голубых гор с мягкими очертаниями, кипарисы на холмах. Тающие в небе линии холмов кажутся очень знакомыми: этот пейзаж можно увидеть почти на всех картинах итальянского Возрождения. В детстве, листая альбомы, я воспринимала эти вездесущие голубые горы как некий итальянский штрихкод.

Любопытное зрелище, наверное, представлял собой этот городок в XV веке. Город с населением, наполовину состоящим из художников и скульпторов (среди них — десятка три великих), наполовину — из выдающихся коммерсантов. Нас с мужем, конечно, больше интересуют художники. Мы бродим по Флоренции среди церквей, палаццо и коричневатых стен средневековых домов, пытаясь представить себе, как они в своих красных шапочках случайно сталкивались на улице, обсуждали свои и чужие фрески, ревновали, дулись, а может, наоборот, шли вместе в какой-нибудь кабачок и по выходе оттуда называли друг друга гениями.

В большинстве случаев были правы.

Самый потрясающий музей в мире — Уффици: количество не-шедевров на один зал равняется в среднем одной картине. Впрочем, искусство итальянского Возрождения на многих действует странно. Кажется, ну что особенного — одни и те же сюжеты, и позы, и обязательно кто-нибудь смотрит на тебя в упор, и пара гуляк разглядывают довольно схематичный пейзаж с городских стен... Но почему-то рядом с этими фресками любое другое искусство воспринимается с трудом. Галерея так называемого современного искусства (имеется в виду XIX век) во Флоренции пустует, и даже те, кто сюда забредает, рассеянно и быстро проходят мимо по-настоящему красивых, солнечных, ярких картин итальянских импрессионистов — что-то не то, а что не то — черт его знает.

ДЕКОРАЦИЯ СНОВ

Самое триумфальное впечатление у меня осталось от Венеции — вообще-то самого грустного итальянского города. Тут важно правильно в него вступить — по воде. Она начинается прямо у стен аэропорта, и на ней качаются дорогие такси-моторки, к одному из которых решительно шагнул мой муж, отделившись от толпы, покорно бредущей на дешевый автобус.

Венеция — странный город, погруженный в бесконечный сон. Декорация, слишком обшарпанная даже для таких любителей старины, как мы. Там почти никто не живет. Люди, заполняющие ее улочки и набережные, — сплошь туристы. Остальные — обслуживающий туристов персонал. Сделаешь два шага в сторону от туристских троп — и оказываешься в полном одиночестве. Царственные палаццо стоят пустыми, и зеленая вода заливается прямо в их чрево сквозь двери, обращенные к воде и давно прогнившие. Кто-то, впрочем, все еще сушит под высокими стрельчатыми окнами белье. Гондолы перевозят только туристов. И, кстати, гондола, при всей дороговизне, оказывается редким удовольствием: в ее тихое покачивание погружаешься, как в мечту, и хочется, чтобы оно продолжалось вечно. Затягивает.

Самое ужасное, что Италия бесконечна. В ней полно маленьких городков с поразительной архитектурой, безвестных музеев с парочкой шедевров, и так далее. Я не знаю, сколько лет надо прожить, чтобы увидеть все. Наверное, это безнадежно.

Лара ЛЕОНТЬЕВА