СБЫЧА МЕЧТ

«...Когда в детстве я мечтал о шикарном бобинном магнитофоне «Орбита», один дядя, папин знакомый, сказал мне: «Не переживай, к сорока годам все у тебя будет. И магнитофон, и машина». А я потом подумал: «На фига мне машина к сорока годам? В аптеку за лекарствами ездить?..»

СБЫЧА МЕЧТ

Мы живем в осуществившихся детских снах полутора тысяч человек от силы

Выдернутая, как заноза из пальца, сохраненная в файле фраза из корпоративной переписки давно смущала сознание в самых неподходящих местах. Сознание все саднило и все кровоточило, как палец, и если бы к вечеру отпускного 10 января на трассе Рига — Москва не случилась метель, неизвестно, до какого диагноза доехала бы болезнь на желтом «опеле» со мною внутри.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ. ОСТАНОВКА В ПУСТЫНЕ

Бессмысленное пересечение пространств на комфортабельных изделиях забугорного автопрома — это, доложу я вам, медитативная форма релаксации, заменившая в нынешние времена поколению сорокалетних родительские костры-байдарки под гитарные трень-брень. О доблестях, о подвигах, о славе — о чем только умно не думается под вельветовое шуршание дворников по лобовому стеклу, под рычание Сержа Генсбура. А за окном в это время проплывает торжественно страна твоя — бедные деревни без огней, но с дымком из труб, тощие концлагерные козы, соленые помидоры и огурцы на стареньких табуретках, надписи «Дрова березовые» и «Колян — рванина». Пейзаж зимней Родины уже угасал, свет мерк, кокаиновая пудра снега превращалась на глазах в крупные мятущиеся хлопья, сквозь которые почти не разобрать было и Коляна, и огурчики. Сознание отвлеклось, огляделось по сторонам и поняло: до Москвы не доехать. Ночлегу надо искать, барин.

Бывают странные сближенья, но это было более чем. Он стоял за обочиной, как мираж, и блистал, как мираж, огнями. Неприбранный лес, остов сгоревшего в средние века трактора, бредущая вдоль шоссе тетка с мешком были из одной сказки, а новенький мотель и бензоколонка при нем — из другой. Фрагменты глянцевого паззла, мы вошли в стык на расчерченной и разметенной стоянке.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ. РАЙ И ДЕДУШКИ

Содержание форме соответствовало, но это настораживало еще больше. Кофе в гостиничном кафе был крепким, но не чересчур, булочка издевательски свежей. Отпечатанный на принтере плакатик над стойкой бара призывал за 25 рублей испить сока апельсинового свежепойманного. Вода в номере, куда я поднялся, была горячей, телевизор под потолком — цветным «Панасоником», подушка — большой, и было их две, а одеяло, по крайней мере на вид, выглядело теплым.

— Странно тут у вас, — сказал я на сей раз вслух.

— Сама никак не привыкну, — вдруг отозвалась горничная. — Ну что, берете?..

Реальность напомнила о своем существовании только в кафе. Стеклянная дверь открылась, и к чинному мне, парочке из джипа с латвийскими номерами, польскому и рижскому дальнобойщикам, лениво вкушавшим яичницу, вместе с метелью вошла Россия — два старичка в латаных валенках на негнущихся от мороза ногах. Диффузия пространств, как сказал бы физик. Один осторожно присел на краешек стула и сразу выставил на столик чекушку. Второй с грацией динозавра, пролежавшего последний десяток миллиардов лет в вечной мерзлоте, двинулся к стойке, на ходу вытаскивая из кармана горсть мелочи:

— Дочка, хлеба бы черненького два кусочка...

«Дочка» вопросительно посмотрела куда-то поверх голов, через мгновение оттуда, из эмпиреев, получила ответ, кивнула и выложила на тарелку хлеб.

— А стаканчики, дочка?..

Водку дедушки пили молча и понемногу, оттаивая на глазах, а хлебом процесс занюхивали. Каждый своим куском. И все ими любовались: и я, и парочка, и водила из Риги, и тот всевластный из эмпиреев, весь в белой рубашке и дорогом галстуке, в джинсах, в кроссовках «Найк» на босу ногу и с сигаретой в зубах.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ. ВХОДИТ ГРАФ

Пока коньяк (как и мотель — три звездочки) мы по-европейски добавляли в кофе, он был в галстуке и Сергеем Владимировичем. Когда начали разливать по стопкам и отправились по маршруту «Сергей — Сережа — Серега — Серый», он затормозил на «Сереге», из сигарет перешел на мои, галстук снял и принялся с увлечением месить иноземные слова: бизнес-план, маркетинг, возврат инвестиций, позиционирование, целевая группа. «Б...» и «на х...» он добавлял дозированно, по вкусу, как специи. Это только начало, пел Серега, на месте, где мы с ним давим уже вторую бутылку, будет город-сад, образцово-показательное место отдохновения культурного и взыскательного путника, Эдем для моторизованных...

— Лично провожу постоянный мониторинг обратной связи от клиентов, — лез заплетающимся языком в дебри Серега, а огромными ручищами — в деревянный ящик у входа, смахивающий на избирательную урну. Оттуда он метал листки бумаги, на которых клиентура излагала Сереге чаяния.

«...Прошу оборудовать душ для нужд остановившихся ненадолго передохнуть шоферов...»

— Есть душ, 15 рубчиков в час с тушки!

«...Вашей замечательной гостинице, на мой взгляд, не хватает сауны...»

— Построили, осталось только печку получить, два месяца из Неклюдова везут, довезти не могут.

«...В связи с дороговизной роуминга прошу изыскать возможность для посетителей пользоваться телефонной связью для международных и междугородных переговоров. Заранее благодарен...»

— Светка, сколько раз сегодня по межгороду люди звонили?

— Четверо, Сергей Владимирович. Восемнадцать минут в сумме.

— Ну, ты понял?

Пахло Нью-Васюками и Рио-де-Жанейро.

— Зачем все это, Серега? — мягко спросил я его. И, прервав новую главу из краткого курса молодого бизнесмена, уточнил: — Ну, не окупится же...

Латвийский драйвер за соседним столиком с интересом прислушался.

Серега замер, глаза окончательно остекленели:

— Отобью. Когда-нибудь...

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. МЕЧТА СЛАВЯНИНА

В последний день перед отпуском я получал зарплату, а получив, обнаружил в своем почтовом ящике вместе с ворохом новогодних поздравлений и открыток е-мейл с пометкой «высокая важность» и темой «Хрен, коза, баян» от сидящего за стеной менеджера среднего звена Федора. «Ведь мы играем не из денег, — писал Федя, — это помню отчетливо. А из чего? Как там дальше? Если помнишь — мыльни».

Помнил Серега.

Он вырос и всю жизнь прожил у трассы, поэтому вся жизнь была — в ней. В ее запахах, в ее обитателях, в событиях около и вокруг нее. Сын хорошо пьющего директора местной автобазы, помешанный на машинах («До сих пор могу разобрать «Жигули», как автомат Калашникова, — с закрытыми глазами»), он давным-давно мальчишкой смотрел кино. Фильм был плохой, американский, со стертым, незапоминающимся названием, которое тут же забыл, с таким же, как название, ничего не значащим сюжетом. Но фильм был про тамошних водил — похожих на ковбоев огромных бородатых мужчин в тяжелых башмаках, гнавших свои трейлеры из штата в штат, от мотеля к мотелю. Вот мотели-то он и запомнил лучше всего. Если бы можно было попросить политического убежища, то Серега остался бы в том фильме, в мотеле, где останавливалась бородатая кинобанда. Он все время снился ему, этот чертов мотель: пластик, дерево, металл. Высокая стойка бара, длинноволосая девушка за стойкой, пиво из высоких холодных стаканов. Серега мечтал разбогатеть, чтобы построить на своей трассе точно такой же.

Сегодня он владеет пятью бензоколонками в округе и еще кое-чем по мелочам. Мотель начал строить полтора года назад — перестраивать из здания сначала сгоревшего, а потом разорившегося магазина. Денег не жалел: надстроил третий, мансардный этаж, обстановку для номеров и кафе заказывал у тех же поставщиков, кто оборудует скандинавские паромы, — на одном таком плавал, выбравшись с дочкой в отпуск.

— Ну и что ты чувствуешь теперь, когда осуществил мечту?

— Да ничего. Живу, как во сне...

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ. ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНИНА С МЕЧТОЙ

Серега ревел в телефонную трубку, как ледокол в тумане:

— Ты охренел? Скажи, ты охренел совсем?

Наконец-то я собрался написать о Сереге. А сначала позвонить, предупредить, что заеду, чтобы дозадать мелкие, малозначащие вопросы, чтобы еще раз хлопнуть в его обществе коньяку, пока фотографы Лева или Юра снимают то, что я уже видел.

— Чтобы духу вашего тут не было, понял? Куда хочешь езжай, чего хочешь пиши, но не про меня! Нет, ты хорошо понял? Я запрещаю!

Деньги-то, оказывается, кредитные. А как узнают серьезные дядьки, что не бизнес Серега делает, а в игрушки из фильмов на их средства играет, вмиг опомнятся. Тем более что проценты по нефиговому очень кредиту Серега отдает из своих, бензиновых, но их в последнее время начало не хватать, поэтому приходится залезать в заначку. В лучшем случае домик-игрушку отберут, в худшем — еще и Серегу с дочкой покалечат. Потому что денег мечта почти не приносит: трезвые владельцы старинного, советского типа мотельчика из дощатых домиков с сортиром на улице, дышавшего на ладан через тряпочку, через три километра от Серегиного чуда вывесили объявление: «У нас дешевле!» — и вся колесная гурьба ломанулась туда. Верны остались лишь привыкшие к комфорту немногочисленные латыши с поляками-немцами...

Отговорив и наслушавшись, я повесил трубку, так до конца и не поняв: Сереге мечты жаль, денег или дочку?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ. ШИРОКИЕ НАРОДНЫЕ МАССЫ

Поколение сорокалетних — самое странное из всех, что знаю. Последнее, умевшее (извините за бранное слово) мечтать и первое, заработавшее достаточно, чтобы вплотную перейти к материализации духов, эфемерных порывов подсознания. Самое же странное в этой истории вот что: они занялись этим всерьез, воплощая то, для чего воплощение губительно.

Оглядевшись вокруг, я обнаружил, что Серега не одинок во вселенной.

Знакомый знакомых, менеджер в страховом бизнесе, в детстве помешанный на немецких игрушечных железных дорогах, откладывает деньги, чтобы купить себе настоящий тепловоз.

Другая девушка, начитавшаяся Джералда Даррелла и даже откликавшаяся одно время на кличку Джеки, наловила зверушек в одной из северных областей и открыла мини-зоопарк.

Двое приятелей-банкиров, неудовлетворенных в прыщавой юности отношением противоположного пола и с тех пор грезивших о мести, улетели на две недели в Амстердам, где методично обошли все (божатся: без исключения) бордели. Вернулись без денег, без мечты, но уверяют, что счастливы.

Да что безвестные властелины Садового и Бульварного колец, анонимные участники бизнес-процессов! Брутального певца Расторгуева в эту же сторону потянуло: с детства он, оказывается, мечтал записать свои варианты песен «Битлз». Нет чтобы и дальше с хрипотцой выводить про любимого народом батяню-комбата! Мне не народ жалко, а Расторгуева лично. И дело даже не в том, что он не Леннон, а другой, а в том, что осуществленная мечта романтика — это бессмысленно и беспощадно.

В ней мы сейчас и живем. Фарцовщики мечтали выйти в люди — сделались олигархами. Графоманы издают трехтомники. Неудавшиеся поэтессы при деньгах по полчаса ежедневно зачитывают творения по радио. Архитекторы, строящие подмосковные особняки, уже стонут от требований заказчиков возвести где-нибудь в Челюскинском средневековые замки и китайские пагоды по иллюстрациям из детских книжек.

Как во сне, говоришь, Серега?

Мы живем в осуществившихся детских снах полутора тысяч человек от силы.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ. ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ

Деньги и уперство рогом в сочетании с иллюзиями способны творить чудеса.

Подружка жены, француженка и славистка, в последние годы подрабатывает, водя по Парижу русских туристов. Интересную историю рассказывает.

Не раз и не два уже, как просят ее эти русские отвезти их в тюрьму Бастилию. Не в оперу, не на Монмартр, не к Эйфелевой башне, не в Сен-Дени, наконец, а именно что в Бастилию. Когда узнают, что та была разрушена революционной толпой в 1789 году, не верят и отстают не скоро. Клер говорит, что они даже обижаются — как дети, обнаружившие, что Деда Мороза не существует. А однажды совсем уж дикий случай во франко-переводчицкой практике вышел: тургруппа из жен довольно богатых наших промышленников в ультимативной форме потребовала немедленно отвести их не просто в Бастилию — в камеру, где сидел Д'Артаньян!

Слоган нашего времени — поговорка про «можно, когда нельзя, но очень хочется». Не удивлюсь, когда жены скинутся и отгрохают в Париже тюрьму-новодел с башенками. А в камере пусть сидит на цепи актер Боярский и песню поет, пес...

Цена вопроса — по «лимону» с бюста. Серега потратил больше.

...Окончание корпоративной переписки про советскую еще «Орбиту», кстати, было таким: «Мне пока еще далеко не сорок, но шикарный бобинный магнитофон (действительно шикарный для советских времен, та самая мечта детства) мне в прошлом году предлагали, бесплатно. Я отказался...»

И это радует. Выздоравливаем.

Михаил ДУБРОВСКИЙ