На проходной одной из бывших морозовских фабрик пусто, только вахтерша храбро защищает от нас свою территорию. Я хотел совсем немногого: чтобы нас с фотографом провели во внутренний двор фабрики. Напрасно прождав некое начальство, мы плюнули и вышли на улицу. И тут обнаружилось удивительное: то, чего мы добивались почти полчаса, можно было сделать совершенно запросто, стоило только обогнуть здание справа и войти в распахнутую калитку
РУКА, РАСКАЧАВШАЯ КОЛЫБЕЛЬ
Уж так повелось в России, что о наиболее популярных в народе личностях здесь слагают легенды. Не анекдоты, не слухи, а именно легенды. Если прислушаться к одной из них, то окажется, что первый из купцов Морозовых, Савва Васильевич, выкупился из крепости у помещика Рюмина, заплатив ему за себя и за четырех своих сыновей 17 000 рублей ассигнациями, оказавшимися потом фальшивыми. Савва так ловко срисовал денежки, что помещик сначала ничего не заметил и только на следующий день разглядел, что на бумажках нет водяных знаков. В полицию он заявлять не стал, поскольку сам был из бывших крепостных, а только договорился с Саввой, что тот потом все денежки отдаст сполна.
Согласно второй основу финансового благополучия семьи положило пятирублевое приданое жены Саввы Васильевича, мастеровой девки, дочки никулинского красильщика Ульяны Афанасьевны, которая, кроме приданого, принесла мужу секрет необыкновенно стойкой краски для ткани.
По третьей легенде уже выкупившийся на волю, Савва, приобретя в 1823 году у того же Рюмина участок земли на правом берегу Клязьмы длиной 2,3 версты и шириной 2 версты, мигом увеличил свои владения в 11 раз, приписав на фальшивой карте к двойке еще одну.
Ну да бог с ними, с легендами, факты ничуть не менее интересны.
КОМУ ВОЙНА, А КОМУ...
Самое большое влияние на судьбу первого из Морозовых оказал... император Франции Наполеон Бонапарт. После поражения под Аустерлицем и подписания унизительного Тильзитского мира России пришлось закрыть границы для английских товаров, а значит, и для дешевого «аглицкого» сукна. Почувствовав отсутствие конкуренции, отечественная текстильная промышленность заработала на полную мощность. Заработали и все мастерские, так или иначе с текстилем связанные. Одной из них была мастерская крепостного крестьянина из села Зуево Богородского уезда Московской губернии Саввы Морозова. Станок, на котором он ткал ленты, бахрому и кружева, останавливался лишь на то время, когда хозяин ходил в Москву, для того чтобы сбыть произведенную продукцию. Согласно легенде ходил за восемьдесят верст пешком, пускаясь в путь засветло с тем, чтобы к вечеру доставить товар в столицу. Да так там прославился, что вскоре уже ему навстречу стали выходить перекупщики, желавшие скупить все разом.
Второй раз Наполеон помог крестьянину в 1812 году, когда после устроенного к его вступлению в Москву «праздничного» пожара в Первопрестольной сгорели все ткацкие фабрики. Оказавшаяся в условиях острейшего текстильного дефицита, вторая российская столица с жадностью поглощала квадратные километры сукна, производившегося подмосковными ткачами. Уже вскоре после окончания войны Савва отгрохал на территории родного села четыре фабрички: прядильную, ткацкую, белильную и красильную. Теперь он владел предприятием по производству тканей полного цикла. Оставаясь при этом крепостным крестьянином. Возможно, он и оставался бы им, если бы в 1820 году интересы развития бизнеса не потребовали его перехода в купеческое сословие. Вот тут и пришлось идти к барину на поклон за «вольной».
Сумма в 17 000 рублей, которую заломил за освобождение молодого капиталиста и четырех его сыновей — Елисея, Абрама, Захара и Ивана — помещик Рюмин, была просто фантастической. Однако деваться было некуда, и деньги пришлось заплатить.
А в 1823 году Савва произвел, как сейчас бы сказали, полную реструктуризацию своей компании. У того же помещика Рюмина за 500 рублей он покупает участок на берегу Клязьмы, куда спустя небольшое время переносит из Зуева все свои предприятия. Первая фабрика на новом месте заработала в день Николы Чудотворца, в честь чего местечко и получило название Никольское.
В том же 1823 году в семье Морозовых родился последний и любимый сын Тимофей.
ТРУД И КАПИТАЛ РАБОЧИХ НАПИТАЛ
Между тем дело росло. К 1840 году тогда уже почетный потомственный гражданин, купец первой гильдии, миллионщик Савва Морозов отстроил четыре крупнейшие в России ткацкие мануфактуры: одну в Богородске, одну в Твери и две в Никольском.
Вместе с делом росли и сыновья. Иван Саввич, женившись, вытребовал у отца свою долю в наследстве и вышел с нею из семейного дела. Остальные дети вошли как полноправные соучредители в созданный 90-летним Саввой Торговый дом «Савва Морозов с сыновьями». Директором товарищества в обход возрастной иерархии был назначен младший брат — Тимофей. В полном объеме товарищество просуществовало всего несколько месяцев: после смерти Саввы Васильевича в 1860 году братья по завещанию растащили компанию на четыре самостоятельные мануфактуры: Захар получил Богородско-Глуховскую, Абрам — Тверскую, а Елисей с Тимофеем честно разделили между собой Никольскую, причем большая ее часть при дележе отошла к Тимофею.
Немедленно после «развода» между братьями началось здоровое, почти спортивное соперничество. Каждый пытался превзойти другого и доказать, что его мануфактура лучше. Когда строившаяся Нижегородская железная дорога подошла к владениям братьев, за нее взялись сразу с трех сторон. Захар требовал провести ее через Богородск, Елисей — слева от Никольского, а Тимофей — справа. Согласно широко распространенной в те времена народной легенде Тимофей якобы специально внедрил в ряды строителей-железнодорожников своих рабочих с тем, чтобы они под шумок провели дорогу так, как нужно хозяину.
Так это было или нет, а дорога в 1861 году прошла через владения Тимофея Саввича. В том же году страна впервые узнала о селении Никольское. «Никольское состоит исключительно из построек, принадлежащих фабрикантам Морозовым, — писали «Владимирские губернские ведомости». — Здесь вы не найдете ни одного гвоздя, ни одной щепки, которые бы не принадлежали Морозовым. Минимальная цифра народонаселения в местечке простирается ежегодно до 15 тыс. человек и состоит из людей, пришлых сюда ради куска насущного хлеба». Для сравнения: в Москве к тому времени насчитывалось порядка 25 000 фабричных рабочих, в Питере — 23 000.
ТАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ
Не подумайте плохого, мы вовсе не сторонники марксизма, но факт остается фактом: такого злого капиталиста, каким был Тимофей Саввич Морозов, найти сложно. Рабочие на его заводах получали минимально возможную плату, большую ее часть выдавали «чеками», отоварить которые можно было только в морозовских же магазинах. Рабочий день составлял 12 — 14 часов, при этом дирекция частенько объявляла рабочими даже дни общероссийских и главных церковных праздников. Все облагалось штрафами, на которые уходило до половины заработка. Штрафовали за песни на рабочем месте (это в ткацких-то цехах, где своего голоса не услышишь), за грязную обувь, за непосещение церковных богослужений, за то, что зазевался и не снял шапку перед мастером... Люди жили в казармах по три семьи в комнате, да и комнаты-то были фиктивные, разделенные фанерными перегородками. В кабинете Тимофея Саввича никто из служащих компании не имел права сидеть даже во время многочасовых совещаний.
В народе хозяина не любили и слагали о нем немыслимые легенды. Говорили, что крыша его дома выложена золотыми листами. По другой версии, золотым в его доме был нужник. Говорили, что он продал душу дьяволу, и теперь его пуля не берет. Говорили, что он собственноручно замучил сорок человек, которых закопали в подвале заводоуправления. В общем, могильщиков себе Тимофей воспитал — хоть куда. Решительных, озлобленных, голодных. Так стоит ли удивляться, что первая в России крупная стачка произошла как раз на заводах Тимофея Саввича.
Началось все с того, что дирекция Товарищества Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и Ко», как к тому времени называлась компания, 5 января 1885 года объявила 7 января, великий праздник Крещения Господня, рабочим днем. Такого в России еще не было. Вечером того же дня в местном трактире собрались наиболее рьяно настроенные рабочие, которые поклялись 7 января остановить фабрику. Забастовку планировалось провести мирно, без шума, просто собраться у проходной завода всем миром, предъявить требования администрации и разойтись по домам. Однако об этих планах стало известно дирекции завода, которая снарядила из грузчиков, сторожей и дворников ударную группу численностью до четырехсот человек, вооружила ее дубинками, ломами и оглоблями и приказала загонять подходящих к проходной рабочих в здание силой. Загнать людей внутрь у администрации получилось, а вот заставить их начать работу — нет. Рабочие остановили станки, закрутили газовые краны и вновь вышли на улицу. Вовремя: охрана как раз избивала группу решительно настроенных ткачих. Возмущенные таким обращением с женщинами, трудящиеся в количестве нескольких тысяч человек мигом показали обидчикам, на чьей стороне сила, и прогнали их вплавь на ту сторону Клязьмы.
Депутация рабочих отправилась к дому управляющего фабриками Дианова, но тот предусмотрительно сбежал, отправив в Москву телеграмму с просьбой о помощи. Не застав его на месте, толпа жутко расстроилась и разгромила диановскую резиденцию. Затем были разгромлены дома директоров фабрик, харчевная лавка и хлебопекарня.
В ночь с 7-го на 8-е в Никольское по личному распоряжению Александра III прибыли два пехотных батальона и отряд конницы. Весь поселок был оцеплен патрулями. Днем из Москвы приехал сам Тимофей Саввич, который, посовещавшись с администрацией, сделал рабочим мелкие уступки и опять уехал в столицу. Такое положение стачечников не устроило. Вечером следующего дня они выдвинули свои требования: возвратить изъятые за прошедший год штрафы, повысить зарплату до приемлемого уровня, оплатить все дни стачки, не задерживать выдачу харчей, уволить наиболее ненавистных мастеров и служащих. Кроме того, рабочие требовали, теперь уже от государства: издать закон о максимальных штрафах, о найме фабричных рабочих, ввести государственный контроль над зарплатой, обязать хозяев оплачивать вынужденный простой рабочих, разрешить самостоятельно выбирать себе старост и так далее. Всего семь требований к хозяину и восемнадцать — к правительству. Стачка переросла в политическое выступление.
В конце концов в поселок ввели еще три пехотных батальона и шесть казачьих сотен. К 17 января стачка была подавлена, а ее организаторы арестованы, однако заставить народ вернуться к работе было еще сложно. По словам Судиенко, руководившего правительственными войсками, «народ охотнее идет под арест, увещевания особых результатов не приносили...».
На судебном процессе над организаторами стачки Тимофей Саввич выступал как свидетель. Когда его вызвали для дачи показаний, он встал и на совершенно ровном месте, в проходе между креслами, упал и в кровь разбил нос. Из зала тут же закричали: «Это тебя Бог наказывает, кровопийца!» Большинство из обвиняемых на процессе были оправданы, лишь нескольких человек приговорили к трем месяцам тюрьмы и тут же в зале отпустили, поскольку они уже провели в предварительном заключении около года.
После стачки Тимофей Саввич отменил на заводе штрафы, уволил ненавистных рабочим мастеров, дал полный расчет тем, кто пожелал уйти с фабрики и... совсем устранился от управления мануфактурой. За оставшиеся ему четыре года жизни он так и не смог отойти от шока и, по воспоминаниям близких, часто рассказывал, что видел во сне надвигающихся на него грязных, оборванных и злых рабочих.
А к управлению фирмой приступил самый, пожалуй, знаменитый из Морозовых — Савва Тимофеевич.
САВВУШКА
В церкви села Нестерово близ Орехова-Зуева слева от иконостаса до недавнего времени висела икона Саввы Стратилата. На бронзовой доске в нижней части иконы были отлиты слова: «Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 (26) мая 1905 года незабвенного директора правления, заведовавшего ф-ми Тов-ва Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремившегося к улучшению быта трудящегося люда». Нет, бывает, конечно, что яблоко от яблони падает далековато, но чтоб его уж так забросило...
Для вступления в директорскую должность двадцатичетырехлетнему Савве пришлось покинуть Кембридж, где он продолжал обучаться химии, после того как с отличием окончил Московский университет. Вернувшись в родные края, он первым делом решил обзавестись семьей и тут же отбил у двоюродного племянника, Сергея Викуловича, сына Викулы Елисеевича, соседа по Никольскому, молодую красавицу жену Зинаиду Григорьевну, урожденную Зимину. И для семьи Морозовых, и для семьи Зиминых развод Зинаиды и женитьба Саввы на разведенной были страшным позором. Отец Зины (на самом деле ее звали Зиновией, на светский манер она нарекла себя сама) говорил дочери: «Мне бы, дочка, легче в гробу тебя видеть, чем такой позор терпеть».
Про Зинаиду в народе была сложена отдельная легенда. Говорили, что она сама «из заводских», что работала на Никольской фабрике Елисея Саввича присучальщицей, то есть следила за тем, чтобы не рвалась нить, что там-то ее и заметил младший из клана Елисеевичей, который и взял девушку в барские хоромы. На самом же деле Зина была дочкой купца второй гильдии Зимина, хозяина «Зуевской мануфактуры И.Н. Зимина».
На отцовских предприятиях Савва провел полнейшую модернизацию производства: поставил новые станки, оборудовал все фабрики мощными паровыми машинами, провел электрическое освещение, сократил управленческий аппарат и ввел твердые расценки. Построил трехэтажные каменные общежития для семейных рабочих и дома дешевых квартир, перевел товарищество на девятичасовой рабочий день и открыл в Никольском первый публичный театр. Создал первое в стране общество трезвости, открыл «сад отдыха», где для рабочих по вечерам играл специально нанятый оркестр, а по выходным на летней эстраде выступали приглашенные из столицы артисты (даже Шаляпин пел иногда) и в котором рабочим бесплатно раздавали чай и сладости. На территорию сада запрещено было проносить спиртные напитки, однако, по воспоминаниям местных жандармов, рабочие все равно умудрялись перебрасывать завернутые в толстые тряпки бутылки через высокую ограду.
Родственники, представители ветви Елисеевичей, восприняли социальные преобразования Саввы как личный вызов и тоже ринулись улучшать условия быта рабочих. Ими в короткий срок были выстроены две больницы, школа и читальный зал. Только вот в культуре хозяин Товарищества мануфактур «Викула Морозов с сыновьями» Алексей Викулович был не силен. А поэтому решил бить по спорту и построил в поселке футбольный стадион, ставший одним из лучших стадионов России. При стадионе из рабочих Викуловской мануфактуры была создана футбольная команда клуб-спорт «Орехово», неоднократно становившаяся чемпионом империи.
Однако все преобразования Савва проводил всего лишь как наемный директор: после смерти Тимофея Саввича все семейные предприятия перешли к его жене, Марии Федоровне. Отец боялся, что «социалист» Савва пустит по ветру семейное имущество, и оставил ему лишь незначительные паи, приносящие неплохой доход, но не дающие права решающего голоса.
Между тем тревоги отца были напрасны: реорганизованные Саввой фабрики заработали вдвое продуктивнее, чем прежде. Деньги, которые молодой директор, казалось, просто выбросил, весьма быстро вернулись в семью и принесли неплохие дивиденды.
Сказать, что Савву в народе любили, — значит не сказать ничего. Его просто обожали и ласково называли Саввушкой. Он ходил по Никольскому в стоптанных ботинках и запросто разговаривал с людьми. «Вот подождите, — говорил он рабочим, — лет через десять я здесь улицы золотом замастырю». В народе ходили легенды о том, что по вечерам Савва часто переодевается в крестьянскую рубаху и ходит в таком виде по улицам, а потом того, кого заметил в плохом отношении к рабочему люду, выгоняет без объяснения причин.
ЖЕНЩИНЫ, ТЕАТР И РЕВОЛЮЦИЯ
Всем известна история о том, как в Москве в 1897 году в «Славянском базаре» встретились купец первой гильдии Алексеев, взявший себе потом по бабке псевдоним Станиславский, и дворянин, театральный критик Немирович-Данченко и что потом из этого вышло. А вот о том, что без помощи другого купца, а именно Саввы Тимофеевича, из этого не вышло бы ровным счетом ничего, известно уже гораздо меньше.
Согласно легенде Савва Тимофеевич как-то посетил спектакль молодого еще Художественного театра, посмотрел на Москвина в роли царя Федора Иоанновича и так растрогался, что тут же пришел на собрание акционеров театра и скупил все его паи. На самом деле Савва был одним из первых купцов, откликнувшихся на просьбу Алексеева и Немировича-Данченко помочь в создании первого в России общедоступного театра. За четыре года Савва израсходовал на Московский художественный театр более 200 000 рублей. Он отремонтировал под его нужды театр «Эрмитаж», на сцене которого выступала труппа МХТ, покупал костюмы для спектаклей, а для пьесы «Снегурочка» даже снарядил экспедицию за костюмами на Север, покрывал убытки и выступал как главный поручитель в финансовых вопросах.
Савва Тимофеевич, занимая должность технического директора, лично руководил осветительной службой театра. Как-то один из его друзей, придя в особняк на Спиридоновке, увидел, как Савва на дорогущем столе красного дерева смешивает какие-то лаки. «Савва, ты бы хоть подстелил что-нибудь, испортишь ведь мебель», — заикнулся гость. «Стол что, ерунда, — ответил хозяин, — такой любой столяр за сто рублей сделает. А вот лунный свет только у меня в театре будет». Главный осветитель МХТ, дипломированный химик готовил цветной лак для световых фильтров «Снегурочки».
Если за период до 1902 года Савва истратил на театр 200 000 рублей, то за один только 1903 год его расходы по той же статье составили 300 000 рублей. Связано это было с тем, что Савва нашел для театра в Камергерском переулке новое здание, которое арендовал на двенадцать лет и полностью перестроил. А в 1904 году он вышел из Товарищества для учреждения в Москве Общедоступного театра, безвозмездно передав все свои паи театру. И виной тому была, как это часто бывает, женщина.
А именно актриса театра Андреева (Мария Федоровна Юрковская), которая к началу века стала официальной любовницей Морозова. Савва и Зинаида давно уже жили каждый своей жизнью, слишком уж различны были их интересы. Важная и величественная, Зинаида мечтала о великосветском обществе и дворянском звании, в то время как простоватому Савве было достаточно кабинета и пары друзей.
Андреева, бывшая к тому времени не только актрисой, но и активной революционеркой-большевичкой (Ленин называл ее Товарищ Феномен), быстро подобрала ключи к незанятому сердцу сорокалетнего олигарха, и через нее в партийную кассу шустро потек денежный ручеек. Ей удалось быстро убедить Савву в верности марксистских идей, она познакомила своего нового любовника с Горьким, Красиным и Бауманом. И Савва увлекся новой идеей не на шутку: он давал деньги на издание «Искры», покупал теплую одежду для ссыльных, финансировал побеги из тюрем, прятал беглых каторжников в собственном кабинете. Смешно, но факт: Савва лично тайно проносил на свои фабрики революционную литературу и распространял ее среди рабочих.
В феврале 1904 года Андреева, недовольная тем, что в театре на первых ролях постоянно фигурирует Книппер-Чехова, фактически ушла из театра и утащила за собой Морозова и ставшего ее гражданским мужем Горького. Она уговорила Морозова создать новый театр, в котором она была бы примой. Однако этим планам не суждено было сбыться.
В самый канун революции 1905 года Савва потребовал от матери передачи ему фабрик в полное владение. В ответ на это мать не просто отстранила сына от управления фирмой, но и объявила его душевнобольным. Собранный по ее инициативе консилиум врачей нашел у Саввы Тимофеевича «тяжелое нервное расстройство» и посоветовал ему съездить на отдых за границу. В начале апреля Морозов страхует свою жизнь на 100 000 рублей, а полис на предъявителя передает Андреевой. В конце апреля он выезжает с женой в Канн. А 13 (26) мая Зинаида Григорьевна находит его застрелившимся в своем номере гостиницы «Роял».
Самоубийство Саввы сразу же породило несколько легенд, одна краше другой. По первой Савва не смог пережить того, что Андреева предпочла ему Горького. По второй Савву застрелил главный большевистский террорист и хороший знакомый Морозова Красин, которому Савва отказал в очередном денежном транше. Согласно этой легенде рядом с телом миллионера была найдена записка: «Долг платежом. Красин». И, наконец, по третьей, самой красивой, Савва вовсе не стрелялся. Он бросил весь свой капитал, переоделся в простое крестьянское платье и пошел бродить по России.
Согласно полицейскому акту в 1907 году в Никольском объявился мужик, выдававший себя за Савву Тимофеевича Морозова. Его привечали в компаниях, охотно поили в кабаках, но потом уличили во лжи и сильно побили.
Вдова Саввы вскоре вышла замуж в третий раз, за бывшего московского градоначальника генерала Рейнбота. Сбылась ее давняя мечта о дворянстве. Однако и этот брак не оказался долговечным: после того как ее мужа обвинили в казнокрадстве и отправили в отставку, она указала ему на дверь. До самой революции она жила в любимом своем имении «Горки», которое превратила в первую в мире индустриальную агропромышленную ферму. А после революции в «Горках» поселился Ленин. Хотя и Зинаиду Григорьевну отсюда никто не выживал: ей отвели целый флигель.
P.S.
Знаете ли вы, что за организация расположена по адресу: Москва, Старая площадь, дом 4? Правильно, Управление делами Президента Российской Федерации. Ранее этот дом занимал аппарат ЦК КПСС. А до революции в нем располагалась главная контора морозовской Богородско-Глуховской мануфактуры, само же здание носило название «Боярский двор». Вот такие птенцы вылупились из морозовского гнезда.
Валерий ЧУМАКОВ
Редакция благодарит Музей истории отечественного предпринимательства за помощь в подготовке материала.
На фотографиях:
- ТИМОФЕЙ САВВИЧ МОРОЗОВ
- САВВА ТИМОФЕЕВИЧ МОРОЗОВ
- МАРИЯ ФЕДОРОВНА МОРОЗОВА
- ФАБРИКИ ТОВАРИЩЕСТВА НИКОЛЬСКОЙ МАНУФАКТУРЫ
- ПРЯДИЛЬНАЯ ФАБРИКА СЕГОДНЯ
- МОСКОВСКИЙ ОСОБНЯК АРСЕНИЯ МОРОЗОВА НА ВОЗДВИЖЕНКЕ, ПОЗДНЕЕ ДОМ ДРУЖБЫ С НАРОДАМИ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН
- ЗДАНИЕ МХАТА В КАМЕРГЕРСКОМ ПЕРЕУЛКЕ — ЛЮБИМОЕ ДЕТИЩЕ САВВЫ ТИМОФЕЕВИЧА МОРОЗОВА
- ЖЕНА САВВЫ — ЗИНАИДА ГРИГОРЬЕВНА МОРОЗОВА (УРОЖДЕННАЯ ЗИМИНА)
- ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЗИНАИДЫ ГРИГОРЬЕВНЫ НА СПИРИДОНОВКЕ
- «ВИД НА ЖИТЕЛЬСТВО» ТИМОФЕЯ САВВИЧА МОРОЗОВА
- В материале использованы фотографии: Владимира СМОЛЯКОВА