Все мы, подкованные и продвинутые, теперь уже знаем, что мода — это не только знакомые профанам «Гуччи» да «Версаче», но и узкий круг заговорщиков, в тайных лабораториях придумывающих то, что мы будем носить через полгода-год. Создается впечатление, что они знали все об иракской войне заранее. Какой модный бренд ни возьми — везде сплошное милитари. Но высокая мода всегда чуралась сиюминутности и злободневности, создавая образцы высокого искусства. Поэтому удивительно, что война и Восток появились в коллекциях от кутюр, где каждое платье должно убивать роскошью наповал. Зачем светским львицам быть ходячими транспарантами? Разве за это они выкладывают кругленькие суммы? Об этом мы и спросили у автора самой провокационной «восточной» коллекции этого сезона кутюрье Дома «Жан-Луи Шеррер» Стефана РОЛЛАНА
А-ТИПИЧНАЯ МОДА
|
ПОЛИТКОРРЕКТНОЕ ПЛАТЬЕ
— В вашей коллекции вечерние платья и смокинги сочетаются с причудливыми тюрбанами и чадрой, закрывающими лицо манекенщицы. В этом были политический подтекст, провокация, намек? Да и отчего возникла тема Востока — это было предчувствие войны или так отразилась ориентация на клиентуру из исламских стран?
— Ни в коем случае, в коммерческом плане это может быть даже опасно! Как раз сочетание смокингов и тюрбанов — дань американским клиенткам, их вкусам. Американцы любят неожиданные сочетания, хотя может показаться, что они пуритане и носят только вещи утилитарные. С другой стороны, для них это как бы проявление политкорректности, толерантности к иным национальностям и культурам. Теперь в связи с войной в Ираке эти мотивы, конечно, будут не столь желанны в Америке.
Конечно, критики увидели в коллекции политическую метафору, хотя я сам далек от идеологии. Сам я вижу в Востоке неисчерпаемую тему для вдохновения. И если вспомнить историю моды, то ориентализм в моде начался именно с гениального Поля Пуаре, который и сам любил устраивать грандиозные вечеринки в восточном духе и использовал традиции восточного костюма. Думаю, в моей коллекции больше искусства, чем политики. Это изящный реверанс эпохе ар деко и великому мэтру моды. Кстати, появлению ориентального стиля в высокой моде мы обязаны именно русским. Да, да, ведь это Дягилев привез в Париж «Русские сезоны» и открыл Бакста. А коллекция посвящена еще и королеве парижского мюзикл-холла Мистангет, а также великому шансонье Морису Шевалье и Парижу 20 — 30-х годов, когда это был город-праздник. И эти празднества корнями уходили в Восток.
— Однако шокировать не ваш любимый конек. Кажется, что эта провокация получилась у вас случайно. Почему вы никогда сознательно не уходите в эпатаж, как Джон Гальяно и Александр МакКуин?
— Думаю, у каждого из нас своя роль. Я очень ценю зрелищность в дефиле Гальяно и очень люблю готические фантазии МакКуина. Но у меня другая клиентура, и я стараюсь угодить ее вкусам. Да и стратегии у нас отличаются. Если бы президент Дома при подписании контракта сказал мне: «Хочу, чтобы вы делали продукцию только для шоу, для маркетинга, для продвижения имени на рынке», я, наверное, отказался бы. Если от кутюр становится только маркетинговым ходом, это полностью убивает ее суть. Я хочу, чтобы мою одежду не только демонстрировали на подиуме или фотографировали для глянцевых журналов, но и носили. На последнем дефиле Гальяно вы можете увидеть, что его собственная коллекция намного более коммерческая, чем для Дома «Диор». В этом его талант.
А ведь одно дефиле обходится в 10 — 20 миллионов франков (это 1,5 — 3 миллиона евро). Совершенно ясно, что это нерентабельно. Тогда зачем? Я стремлюсь делать дефиле не со столь сумасшедшим размахом, но показываю настоящий продукт, понятный людям, — платья, которые женщина мечтает иметь в своем гардеробе и может носить. Сегодня мы единственный Дом от кутюр, который приносит доход, а не убыток. Все это благодаря нашей стратегии.
«КИТАЙСКАЯ ГРАМОТА»
— Приход Гальяно на должность креативного директора Дома «Диор» сильно укрепил позиции марки. Есть ли конкуренция между вами, и чем клиентура «Шеррер» отличается от клиентуры Дома «Диор»?
— 70 процентов наших клиентов — и моих, и Дома «Диор» — старше 30 лет. В этом мы совпадаем. Но лишь немногие американцы покупают одежду от «Диор». А среди моих клиентов американцев немало. Их притягивает более скромная одежда, которую можно носить на работу. Мои клиенты из Саудовской Аравии жаждут творческих, необычных ходов и одежды, которая сочетается с их телом и способом жизни. То есть все же специфическую, нельзя сказать, что она абсолютно европейская. Арабские принцессы предпочитают платья, которые можно носить безо всяких личных вторжений и изменений, так, как я их задумал. Полностью готовый продукт — с поясом, обувью, сумочкой.
— Недавно открывшийся бутик в Пекине означает, что и в Китае у вас появились клиенты? Что, китайцы начали носить дорогую одежду?
— Представьте себе, да! В бутике продается одежда прет-а-порте, потому что по традиции желающие приобрести платье от кутюр должны приезжать в Париж. Среди моих клиентов есть две японки, а также клиент и клиентка из Китая. Они новенькие, но стремительно учатся всему, что можно назвать миром роскоши. Быстро схватывают науку элегантности, стараясь при этом не быть похожими на нуворишей. Китайцы наблюдательны, японцы — хорошие коммерсанты и очень прямолинейны, всегда добиваются своей цели. Китайцы более свободны, их не так сдерживают рамки.
— Ладно китайцы, а зачем мужчинам костюмы от кутюр за бешеные деньги?
— К необходимости создания мужской линии меня подтолкнули мужья клиенток. И успех не замедлил себя ждать. В мужской линии тот же принцип, что и в женской, — эксклюзивность. Я встречаюсь с людьми и создаю для них одежду, которая полностью соответствует личности каждого.
— Считается, что платье от кутюр стоит несколько тысяч долларов...
— О, намного больше! (Смеется.) Я могу сказать, что только одежда прет-а-порте в Доме «Шеррер» стоит от 5 до 10 тысяч долларов, а платья от кутюр намного дороже. Хотя не в моих правилах указывать цены в прессе. Для многих людей высокая мода — это мечта. А мечту нельзя оценить. К ней нужно стремиться.
— Что, даже во Франции цены на ваши платья неизвестны? Слышала, арабские принцессы покупают платья по 40 — 50 тысяч долларов?
— Я никогда не называю цен в отличие от других кутюрье. Считаю, что этого нельзя делать.
— Правда ли, что цена обусловлена рабочим временем, которое тратится на создание платья от кутюр?
— Это зависит от заказа. Обычно в Доме «Шеррер» мы тратим от 150 до 350 рабочих часов на платье. Относительно моего времени могу сказать, что иногда мне нужно всего лишь 5 минут.
— Что изменилось в индустрии высокой моды со времен расцвета в 50-х, когда у Диора на ступеньках бутика из-за переполненности зала ютились Марлен Дитрих и Одри Хепберн?
— Теперь у нас больше запретов. Сегодня можно сделать платье из пластмассы, и это никого не шокирует. Новые технологии, материалы-гибриды. Изменились образ жизни и запросы женщин. И это очень отразилось на индустрии от кутюр. Раньше женщина покупала пять платьев для разных случаев: на утро, на вечер, для коктейля, для праздничной вечеринки и загородной поездки. И переодевалась пять раз в день. Женщина жила в высокой моде. Теперь клиентка покупает платье для особого события. А в остальном она стремится сочетать вещь от кутюр с обычной одеждой: покупает куртку и пиджак с необычной вышивкой, чтобы носить ее с джинсами. Эта новая черта — демократичность — спасает высокую моду от исчезновения. Сегодня женщина ведет такой же образ жизни, как и мужчина, подчас на ней лежит большая ответственность, чем на представителях сильного пола. К тому же она может заниматься политикой, но при этом остается хозяйкой дома, матерью. Ко всему прочему она хочет быть сексуальной. И мода от кутюр должна адаптироваться к многоликой современнице.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
— Сейчас много говорят о кризисе высокой моды, но, как заметил Кристиан Лакруа, она все равно возрождается из пепла. Сегодня осталось всего одиннадцать Домов высокой моды, с 1988 года число сократилось на четверть. Тем не менее за два года вам удалось увеличить объем продаж в шесть раз. Каким образом?
— Благодаря тому, что поддерживаю личные контакты с моими клиентами — людьми привилегированными. Стараюсь предоставить моим клиенткам не только сам продукт творчества, но и сервис, услуги. У меня особые отношения с ними, а они в свою очередь платят мне верностью и не переходят в другие Дома. Наверное, я единственный кутюрье, который частным образом встречается со всеми своими клиентами, обязательно присутствует на первом рандеву, дает советы, разговаривает, обменивается светскими новостями. Конечно, на примерках меня подменяют ассистенты. Этот обычай существовал во всех французских Домах в 50-х годах. К сожалению, сегодня он утрачен. Конечно, это съедает огромную часть рабочего времени. Ведь я еще и креативный директор — занимаюсь документами, лицензиями, контролирую все линии Дома «Шеррер» — прет-а-порте, парфюмерную, линию аксессуаров. В этом домашнем, личностном отношении к клиенту — будущее от кутюр. Нужно вернуться к истокам, а не только устраивать феерические дефиле, которые я не считаю лучшей маркетинговой стратегией. Потому что в погоне за современным имиджем, устраивая шоу, мы забываем, что от кутюр — это одежда, которую можно носить. Я стремлюсь создавать одежду, функция которой — украшать женщину.
— Знаю, что в мире число клиентов от кутюр сократилось до пары сотен. Сколько же их у Дома «Шеррер»?
— Около 70 — 90 постоянных клиентов. 20 из них — мужчины. Вы удивлены, наверное, как же я успеваю лично общаться со столькими людьми? Бывает, когда давно знаю клиентку, могу выслать рисунки и схемы платья по почте. Но чаще сам приезжаю с ней повидаться.
— А есть ли знаменитости среди ваших клиенток?
— Среди них есть королевы, принцессы, звезды шоу-бизнеса. Мои платья носят звезда французского кино Фанни Ардан, певицы Уитни Хьюстон и Джанет Джексон.
— А какую одежду носите вы?
— Мне повезло — я могу носить от кутюр для мужчин. (Смеется.) На мне пиджак из последней коллекции.
— Как вы относитесь к поглощению традиционных французских Домов империей Бернара Арно и концерном Gucci Group?
— Это очень деликатный вопрос. Скажу только, что Дома, которые кажутся рентабельными, значительными, крупными, на самом деле теряют много денег.
— Мы можем поговорить о цифрах: сколько выпускает Дом «Шеррер» и каков годовой оборот?
(Стефан, мягко улыбаясь, категорически отказывается. — Авт.)
— Люди не должны знать, что происходит «за кулисами» — ведь мы дарим им красоту мечты.
— Ваши любимые манекенщицы и женщины, которые вас вдохновляют?
— Это русские манекенщицы Кристина Семеновская и Инна Зобова, а также Карла Бруни. Самой красивой остается для меня манекенщица 80-х, а ныне дизайнер — Инесс де ля Фрессанж.
Беседовала Саша ДЕНИСОВА
На фотографиях:
- СТЕФАН РОЛЛАН ЛЮБИТ ОДЕВАТЬСЯ НЕБРОСКО: ДЖИНСЫ, ЧЕРНАЯ РУБАШКА, ЧЕРНЫЙ ПРИТАЛЕННЫЙ ПИДЖАК С ОСТРЫМИ ЛАЦКАНАМИ.
- 37-ЛЕТНИЙ СТЕФАН — ЯРКИЙ ЮЖАНИН: ЧЕРНЫЕ КАК СМОЛЬ ВОЛОСЫ, КАРИЕ ЖИВЫЕ ГЛАЗА, ОЧЕРЧЕННЫЕ КАНТОМ ГУСТЫХ РЕСНИЦ. ОН МГНОВЕННО ОЧАРОВЫВАЕТ СВОЕЙ ОТКРЫТОЙ УЛЫБКОЙ, НЕПРИНУЖДЕННОЙ МАНЕРОЙ ДЕРЖАТЬСЯ. СЛОВОМ, ДУШКА
- В материале использованы фотографии: Fotobank/SIPA, Fotobank/REХ, Reuters