У себя на родине, на Тайване, Ли Сяо-Пин считается абсолютной звездой. Самый молодой режиссер самого старого из искусств — традиционной китайской оперы. Мы встретились с ним в Москве, чтобы поговорить о проблемах старых мехов, молодого вина и, конечно же, о Москве, которую он видел в первый раз
АЗ И БУКИ ТРАДИЦИОННОЙ КИТАЙСКОЙ ОПЕРЫ
Свое путешествие по Москве мы начали от гостиницы «Москва». Ли явился в черной шапочке буддийского монаха. Потрогав ее, он вдруг сказал:
— Я атеист.
— Законченный?
— Ну да. У нас на Тайване молодежь сейчас не очень религиозная.
— Молодежь? Вам сколько?
Ли, как маленький мальчик, показал четыре пальца руки. Переводчица тут же перевела этот жест рукой, будто он мог означать что-то другое. Сорок...
— По нашим меркам, а мне кажется, у русских с китайцами много общего, совсем пацан.
Мы подошли со спины к огромной глыбе Маркса на Театральной площади.
— Это Маркс, обрадованно сказал Ли.
— А я думал, не узнаете! А вот Конфуций говорил, что надо чтить память предков и знать всех по именам. Вы сколько поколений своих предков знаете, до семнадцатого века, до шестнадцатого?
Ли деликатно улыбнулся:
— Я только до дедушек знаю.
— А вы когда стали учиться оперному искусству?
— Мне было девять лет, когда меня отдали в школу традиционной китайской оперы. Нас учили. Прыгать, бегать, петь, крутить «колесо».
— Это что, тоже надо для оперного певца?
— Обязательно.
— А женщиной у вас в школе учили быть?
— Кем?
— Ну женщиной. Ведь в традиционной китайской опере все женские партии исполняли мужчины...
— Не-а. Этого уже давно нет. Сейчас мужчины не хотят играть женщин.
— Боятся?
— Не боятся. Просто не могут. Технику потеряли. Последние великие певцы, игравшие женские роли, исчезли в начале прошлого века. Ну, где-нибудь с 1904 года. Может быть, сейчас и есть мастера, которые могут сыграть женщину, но только они очень старенькие.
— А что, как-то по-особенному из мальчиков девочек «выращивали»?
— Мальчиков, которых готовили на женские роли, учили рисовать, вышивать, заставляли заниматься традиционно женскими видами искусств, чтобы у них пальцы особой, нежной формы получались. А обычных мальчиков учили боевым искусствам.
— Боевым? А двух пьяных русских мужиков смогли бы замочить?
Мой вопрос поставил Ли в тупик. Он глубоко задумался, но тут его внимание привлекла русская свадьба. Невеста дрожала под дождем в центре Манежной площади. Жених заботливо накинул ей на плечи кожаный плащ. Рядом вертелась толпа не очень трезвых родственников.
— Благословите невесту, — попросил я Ли. — Она будет рада. — И подвел Ли к молодоженам. Толпа родственников как-то вяло отреагировала на наше появление.
— Это самый знаменитый режиссер с Тайваня, — сказал я молодоженам. Молодожены не очень поняли, что это такое. Но все же протянули Ли пластмассовый стаканчик с национальным красным напитком. Ли вежливо сделал один глоток.
«Пей до дна», — раздался угрожающий голос со стороны свидетеля жениха. Я уже пожалел, что познакомил Ли с русской свадьбой. Ли с ужасом опрокинул полный стакан.
— Не страшно? — спросил я Ли.
— Нет, — натянуто улыбаясь, ответил Ли. — Я тоже, когда женился, хотел, чтобы меня много людей поздравляли. Это такое счастье! — Слово «счастье» он произнес с героической улыбкой пионера-героя.
— Вы мне так и не ответили, смогли бы вы «замочить» двух пьяных русских или нет?
— Ну, по молодости смог бы. На Тайване мне часто приходилось это делать. Не русских, а своих. Но все-таки хочу вам заметить, что искусство боя в китайской опере — это искусство не защиты, а эффектного показа.
— А чем китайская традиционная опера отличается от итальянской оперы?
— У нас нет разделения на голоса — на басы, теноры или баритоны. У нас певец может петь всеми этими голосами в зависимости от характера героя. Если герой старый, грубый, певец поет низким голосом. Если персонаж молодой и утонченный, то высоким и нежным.
— У вас в спектакле два воина были. Один — с ярко-красной бородой, другой — с черной, в сапогах на высокой платформе. Бороды как метлы. А вот у советника императора бороденка, как у нашего козла. Это что-нибудь означает?
— Конечно. По растительности на лице судят об утонченности или грубости мужского персонажа. Например, советник императора, утонченный человек, поэтому борода у него должна быть, как вы выразились, козлиная. А воины — люди грубые, хамоватые, поэтому бороды у них как метлы. Красная борода — это значит, что персонаж вспыльчивый, грубый, из низов.
— А что же тогда главная героиня Му Квей вся в красном ходит? Красный — это же цвет огня, цвет мужской, так?
— Все так. Но наша героиня прежде всего воительница, атаманша. Поэтому она во всем красном. Вспыльчивая.
— А перо из головы торчит? Это что значит?
— Гордость, высокомерие. Все, что может означать перо павлина.
— Почти как в наших баснях. Я же говорил, что русские и китайцы — близнецы-братья. Не понял я одного, почему же тогда у вас были две певицы на одну и ту же роль. В русской опере такого не увидишь. А у вас в первом действии была одна актриса, во втором — другая. Кстати, очень молоденькие. Им по скольку лет, по двадцать?
— Около сорока.
— Силы небесные. А выглядят...
— А две их потому, что в первом действии требовалось в основном петь, а во втором — двигаться. Соответственно мы выбрали таких актрис, чтобы у одной был лучше голос, а у другой — движения.
— Ли, а скажите мне вот что... В сюжете про девушку-воина, обладавшую волшебным жезлом, который делает любого воина непобедимым, на мой европейский взгляд, угадывается некий фрейдистский символ. Ведь само напрашивается. Палка. Эротический смысл.
— Вы знаете, нам никогда в школе наши учителя не говорили, что в этом жезле есть такой смысл. Я об этом сам догадался. Я даже своих товарищей спрашивал, они говорят, что тоже об этом догадались.
— Значит, точно. Точно есть фрейдизм в ваших древних сказаниях.
— Мои учителя нас этому не учили.
— Но извините, когда женщина имеет палку, которая побеждает всех мужчин, это как же без Фрейда понять?
— Вы знаете, я думаю, что, если женщина имеет такой жезл, который приносит победу, и этим жезлом мужчину награждает — тут есть много от символа великой любви. Я с вами согласен. Но, повторяю, мои артисты очень бы удивились, если бы узнали, какой смысл я вкладываю в эту палку. На репетиции я им такого не говорил.
— А что, понятие «психологизм» присуще традиционной китайской опере?
— Конечно. Но просто у нас по-своему выражается. Кстати, мы изучали и систему мистера учителя Станиславского. И систему мистера учителя Чехова. И систему Роберта Уилсона, который, кстати, у нас ставил.
— Вот как? Безбашенный Боб Уилсон у вас что-то ставил? А вот эта красная палка в руках женщины, это тоже что-то эротическое, значит?
— Палка? С бахромой? Ничего эротического. Это лошадь.
— Кто?
— Лошадь.
— Чем больше я вас слушаю, тем больше удивляюсь. А что еще фантастического в вашей опере?
— Мне кажется, вы слишком много изумляетесь. Это великое древнее искусство. И, конечно, оно имеет массу всяких условностей. В вашей итальянской опере, которую вы проповедуете, ничуть не меньше условностей.
— А вот у ваших актеров огромные бороды закрывают пол-лица. Так же очень трудно петь.
— Да, борода закрывает пол-лица певца, но, чтобы петь с накладной бородой, надо специально тренироваться. Открывать рот так, чтобы волосы в рот не попадали, в общем, очень много всяких сложностей. Но и этому учат. На свете мало вещей, которым нельзя было бы научить человека.
Дмитрий МИНЧЕНОК
В материале использованы фотографии: Юрия ФЕКЛИСТОВА