ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОЛБАСА

Движение за права потребителей возникло у нас давно, еще в середине восьмидесятых. Сейчас появилась КонфОП, Конфедерация обществ потребителей, одна из самых востребованных общественных организаций. Вслед за ней было создано антимонопольное министерство, которое занималось примерно тем же, только от лица государства. Я спросил Дмитрия Янина, председателя правления КонфОП:

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОЛБАСА

— А зачем вообще общественная организация, если есть такая же государственная?

— Хотя бы затем, что министерства не в состоянии нормально работать с прессой. Пока они выдадут информацию, пройдет столько времени, что она устареет. Недавно мне звонили из «Российской газеты» и спрашивали, чем закончились дела по финансовым пирамидам. Я удивился: «А почему вы напрямую не обращаетесь в МВД?» Но МВД им ответит через несколько недель или месяцев. А в нас чиновники заинтересованы. Конкурирующие ведомства зачастую сами снабжают нас материалами.

— Выходит, КонфОП — подставная структура?

— Подставные — это те, кто занимается «сливом». А мы изучаем рынок и защищаем права. Но дело не только в нашей осведомленности. Дело еще в независимости. Я с трудом представляю себе пикетирование чиновниками антимонопольного министерства здания суда, который не рассматривает гражданские иски в срок. Госслужащие действуют в строгом соответствии с должностной инструкцией, даже если она бессмысленна. Они обязаны быть лояльными, а мы — нет. И ту информацию, которую не могут дать от себя, они дают от нас, чтобы не нарушать этические принципы чиновничества.

— Если спросить премьера или вице-премьера: «Вы против того, чтоб у нас было гражданское общество?», он ответит, что за, что только этого и хочет. Вопрос в другом: вы строите одно с ними общество или нет?

— Я не знаю, что строят они. Мы же прежде всего хотим, чтоб человеческая жизнь в России стоила дорого и чтобы граждане не просили милостыню у властей предержащих, а отстаивали свои интересы в судах. А пока что процветает патернализм. То есть люди относятся к государству, как к отцу или матери.

— Так это же хорошо.

— Это, по-моему, унизительно и говорит о полном бесправии. Предположим, вы живете в городе Владивосток. Вам два года назад вырубили электричество, хотя вы за него платили. Вы сожгли всю мебель в буржуйке, а потом пишете письмо президенту, чтобы он приехал и разрулил ситуацию. Человек имеет все правовые возможности идти в суд и требовать компенсации. А он просит — вот что самое страшное! И мы хотим эту историческую традицию подорвать.

— Но ведь и государство, такое большое и сильное, тоже надо понять. Не всегда у него все получается, не на все хватает денег в бюджете.

— Бюджет тут, я думаю, ни при чем. Он говорит лишь о том, насколько глубоко государство влезает в карман своих граждан. Если бюджет большой, значит, по-настоящему глубоко. Значит, государство сует свой нос во все дыры и со всех собирает дань. А между тем маленький бюджет ничуть не исключает хорошую жизнь, скорее наоборот. Просто в этом случае отношения выстроены таким образом, что они идут мимо государства. Когда люди предоставлены сами себе, они отлично самоорганизуются и формируют среду обитания. В Киргизии, например, коммунальная реформа началась с того, что все имущество повесили на собственников. Колоссально выросла квартплата, и тогда там возникли жилтоварищества. Что-то вроде наших кооперативов, только более самостоятельные. Они независимы от государства, сами заключают договоры по водо- и электроснабжению. Жители организовали общий детский сад на несколько домов, неработающие женщины приглядывают там за детьми. Несколько хороших поварих готовят на всех и устраивают застолья, как это принято на Востоке. Эти люди накопили денег и инвестировали в маленькую гостиницу, потом построили чайхану на триста мест. Одно из таких товариществ объединяет сейчас около 400 тысяч граждан. И живут они хорошо, и обходятся без государственной помощи.

— Чайхана — это здорово. А вы можете представить общественную организацию вокруг чемоданчика с красной кнопкой?

— Оборона и важнейшие инфраструктуры должны быть в руках государства, с этим никто не спорит. Потому мы и платим налоги на армию, милицию, стратегические цели. Но там, где можно не платить, лучше не платить. И там, где можно обойтись самим, лучше обходиться самим. Тем более что это абсолютно реально.

— Вот вы расхваливаете самоорганизацию, а ведь при определенном раскладе даже профсоюз легко превращается в мафию. Взять хотя бы таксистов. Договорятся между собой, и новый человек на их территории работать уже не сможет.

— Не надо убеждать меня, что минусы есть. Я и сам это знаю, но плюсов все-таки больше. Кстати, нашими проектами в области самоорганизации по любому признаку (территориальному, профессиональному, идейному) после терактов заинтересовались федеральные службы. «Заинтересовались» в положительном смысле. Они смекнули, что комьюнити дают высокий уровень безопасности, а раз так — надо их культивировать.

— И вы будете сотрудничать с ФСБ?

— С кем угодно, если это на пользу людям. И вообще: не надо представлять нас ярыми антигосударственниками. То, чем мы занимаемся, выгодно в первую очередь государству. Если ему нужны ответственные и уверенные в себе граждане, то общественные движения, даже радикальные, просто необходимы. Но или пока государство этого не понимает, или ему нужна послушная, хорошо управляемая масса. Тогда да. Тогда такие, как мы, государству противопоказаны.

— Предположим, что это так. Допустим, государству действительно нужны послушные граждане, а не такие, как вы и ваши коллеги. Значит, в этом государстве вы чужеродное тело...

— Но ведь «мы» — это не КонфОП или, например, московская Хельсинкская группа. Мы — это общество, все люди, населяющие страну. Говорите, чужеродное тело? А разве государство не для общества существует? Цель его деятельности — комфорт граждан, то есть наш с вами. И мы за него имеем право бороться. Это не значит, что нас хлебом не корми, дай только пнуть государство. Но если оно нарушает наши права, почему бы не подать иск и не заставить его лучше выполнять свои функции?

— Вы упомянули Хельсинкскую группу. Но ведь они правозащитники, политикой занимаются. А у вас специализация скромная: гарантийные талоны, сроки годности, магазинное хамство...

— Это только на первый взгляд. По большому счету права потребителей мало чем отличаются от прав избирателей. У нас даже слоган такой имеется: «Пока мы не научимся выбирать колбасу, мы не научимся выбирать президента». Упаковка, маркировка, вкус — все это приложимо к политике. Суть та же — не дать себя обмануть. Вот сейчас, например, накануне выборов в Думу, мы решили сделать анализ депутатских обещаний в прошлую предвыборную кампанию. Берем ключевые пункты программы и смотрим, как депутат или партия выполняли их. Вероятность выполнения предвыборных агиток — примерно 1:10. И относиться к этому следует куда более сдержанно, чем это сейчас происходит, — вот в чем смысл нашей акции.

— Да, гражданского общества у нас по-прежнему нет, но хоть какие-то положительные сдвиги имеются?

— Главное, что изменилось, — возросло доверие к судам. Когда шли первые потребительские иски, люди боялись, что дело закончится прессингом и репрессивными мерами. Поэтому первых истцов опекали, как свидетелей против мафии. Сейчас такого страха уже нет. Большая часть граждан знает, что у них есть права. Не знают толком какие, но сам факт, что права есть, уже воодушевляет. Сегодня даже бандитские группировки решают споры в суде. Говорят: «Мы могли бы забить стрелку и устроить крутые разборки, но хотим по-честному, по справедливости».

— Бандиты, наверное, могут позволить себе такую роскошь — тратить время в суде. А я вот, даже если сильно обидят, не стану по инстанциям бегать и свою правоту доказывать.

— Таких, как вы, к сожалению, много. Социально активная часть общества пока что пассивна в смысле защиты прав. Понять это можно: люди трудятся, живут сегодняшним днем. Работа есть — и ладно. Квартиру не отнимают — и слава богу. Изменить ситуацию могут только постоянное информационное давление и реклама нашей идеологии. Представьте себе, что защищать права стало так же модно, как сидеть в интернете. Вот тогда дело пойдет.