В рубрике «Бродячая собака» — народная артистка России Любовь ПОЛИЩУК и художник-анималист Сергей ЦИГАЛЬ
НИ ДНЯ БЕЗ ЖИВОТНОГО
Встречать меня вышла вальяжная парочка: русская борзая по имени Дуня — точная копия хозяина дома — и грандиозная черная кошка Кися — вылитый булгаковский Бегемот и одновременно очень на Любу похожая. Тут вспомнилась мне причина ухода Полищук из Театра «Эрмитаж», который она — его примадонна — покинула в конце 80-х, не желая репетировать роль кота в готовящейся постановке «Мастера и Маргариты» (героиню должна была играть приглашенная актриса другого театра). «Эх, — глядя на Кисю, подумала я, — Полищук обернулась бы таким Бегемотом, что любая Маргарита померкла б рядом!»
— Где же вы эту роскошную Бегемотиху раздобыли?!
Л.П.: — Да это целая история. Осенью 93-го я с Театром «Школа современной пьесы» отправилась в Магнитогорск на гастроли, и мы застряли в аэропорту Быково часов на восемь. Нас поместили в комнате для депутатов, где в уголочке лежала очень красивая трехцветная кошка с изумрудными глазами, возле которой копошились два котенка. «Ой, у вас тут новорожденные», — говорю я стюардессам. «Да, — отвечают, — всех разобрали, а эти остались. Возьмите!» И стали меня уговаривать. «Что вы, — говорю, — я на гастроли лечу!» Котят, конечно, я погладила, посюсюкала с ними и, сидя в кресле, задремала. Вдруг чувствую, что-то такое внизу шевелится. Опускаю глаза: сидит это «чудовище» и играет с подолом моей юбки. Я говорю: «Кися, ты что делаешь?» Она с трудом подняла головку — плохо еще ее держала, а глазки мутные, какие у новорожденных бывают. Я взяла ее за шкимок, посадила к себе, и тут она мне уставилась прямо в глаза, не отрываясь, и сидит не шевелясь. Через некоторое время я ее отнесла на место и только прикорнула, чувствую — опять по юбке карабкается, уселась и снова — глаза в глаза. В общем, провела я с ней там почти все время, а перед самым вылетом пошла поесть в кафе. Сижу в нем и вдруг вижу: огромный черный кот, обойдя меня широким — словно магическим — кругом, устроился напротив под соседним столом и так же неотрывно, как Кися, уставился. Он был сытый — не надоедал, не клянчил, а только глядел в упор. Голова размером с мою (вот такие щеки!), очень длинные, как у пантеры, ноги и лихо оборванные уши и хвост. Просто кот Бегемот в чистом виде. И тут я увидела, что у него на груди точно такое же, как у маленькой Киси, пятнышко — белый бантик.
— Надо же, не сыгранный тобой Бегемот объявился...
Л.П.: — Да, и когда я поняла, что он Кисин папа, решилось все: я сунула ее за пазуху и улетела в Магнитогорск, а там уже обнаружила, что она даже есть еще самостоятельно не умеет. Пришлось мне вспомнить и детство свое и юность, когда я из соски выкармливала котят и щенят.
— То есть ты родилась с любовью к животным?
Л.П.: — Помню, как совсем маленькой я случайно вбежала на кухню (это было в Омске, жили мы в коммуналке, и у нас тогда на дом напали мыши, которые сожрали в те голодные времена последние муку, сахар...) и увидела ужасающую картину: папа держит за хвост над печной конфоркой пойманную мышь. Никогда не забуду отсвет огня в ее глазах. Я увидела, какое это красивое маленькое животное. А папа подержал ее и бросил в печку. Как же я его возненавидела! Я не понимала, как мой папа мог такое сделать! Видимо, с любовью к животным все-таки рождаются. До сих пор я не могу поднять палец ни на одно из них, хотя выросла и поняла, что налет мышей — это беда.
Кстати, у меня с грызунами была еще одна потрясающая история. Несколько лет назад еду в черной «волге» по среднеазиатской пустыне в городок-оазис, где у меня концерт. Путь долгий, все в машине, конечно, одуревшие от жары, и я вдруг, бросив взгляд на дорогу, вижу — она вся шевелится! Гляжу, как завороженная, и долго не решаюсь спросить: что происходит? Вдруг лопается колесо, я выхожу из машины, и мне открывается зрелище, достойное голливудского фильма ужасов: все шоссе буквально усыпано тушканчиками, хомячками, сусликами, пытавшимися перебежать его и завязшими — кто лапкой, кто хвостом — в расплавленном жарой гудроне. И единственное, что там не шевелилось, — колея под колесами, куда уже плотными слоями были вмонтированы раздавленные зверьки. Будто вся дорога серым плющом заросла, а в центре — две черные полосы мертвые. Я была в таком шоке! Взяла палку и давай, пока водитель колесо меняет, живых еще зверьков отковыривать, а он мне через плечо: «Ерундой занимаетесь!»
— Я слышала от тебя когда-то: «У меня вечно котята из всех карманов торчали!»
Л.П.: — Это правда. То котята, то щенята. Однажды — лет 7 мне было — кто-то сообщил, что соседский мужик пошел в овраг новорожденных щенят топить. Я побежала туда, спряталась в кустах и стала его поджидать, думала, что он их просто вывалит в лужу и уйдет, а я подберу. Появляется мужик с ведром и лопатой. Набрал он в овраге из лужи воды и, не глядя, давай лопатой рубить в этом ведре. Я чуть живая от ужаса! В общем, дождалась я, когда он ушел, и пошла смотреть. Представляешь?! Кровь, меня мутит... Но, что ты думаешь, я все-таки нашла там одного живого щенка, чуть пораненного. Я его выходила, выкормила из соски и потому назвала Деткой. Спал он исключительно со мной, на подушке, и вырос в маленькую, рахитичную, но невероятно ласковую псину. Да много у меня подобного было...
— Вот ты всю жизнь зверям помогаешь, а были случаи, когда они тебя спасали?
Л.П.: — Уже одно их присутствие рядом помогает мне. На гастролях все гостиничные кошки тут же оказываются в моем номере.
А насчет спасения, было такое... Беременная Машей, я часто ходила в Коктебеле зарядку делать на холм Тэпсень рядом с нашей дачей, так как оттуда невероятно красивый вид открывается, а нашу предыдущую русскую борзую Диану брала с собой. Она красавица была! Утонченная аристократка, очень умная, ласковая и добрейшая. У Дуни характер — у!!! — она охраняет. Та нет. Она вообще «аф!» не выговаривала. Если бы к нам залез вор, она, наверное, еще и тапочки бы ему принесла. У нее была только одна забота — подойти и подставить башку, чтоб чесали. И вот однажды я с невероятным уже животом делаю себе лениво зарядочку, глядя на море, у ног моих, как всегда, лежит наша собака, и вдруг слышу чей-то крик. Поворачиваюсь и вижу: прямо на меня несется огромная разъяренная овчарка, у которой грудь шире, чем моя попа, шерсть дыбом. Я так перепугалась — за спиной обрыв, думаю: ну, все! — так и застыла с поднятыми в зарядке ручками. И в самый последний момент это наше «растение» вдруг резко вскакивает, разворачивается, встает на задние лапы, на глазах превращаясь в огромное чудовище с жутким, как у крокодила — от уха до уха, — ртом. Щелк, щелк, щелк! — и овчарка с визгом кидается наутек. Тут подбегает запыхавшаяся хозяйка: «Что вы свою собаку не держите, почему она без намордника?!» А Диана, отогнав беду, походила-походила вокруг меня и опять легла. Я была потрясена! Пришла домой и говорю Сереже: «Представляешь, она мне жизнь спасла!»
— Сережа, а как случилось, что ты завел себе именно русскую борзую? Вы так похожи...
С.Ц.: — И первая и вторая наши борзые еще больше, чем на меня, на отца похожи. Почему-то мои родители (художники Виктор Цигаль и Мирэль Шагинян. — И.О.) перед появлением Дианы были категорически против собаки в доме, хотя раньше животные у нас водились всегда. И вот я в период поступления в Строгановку случайно попал в дом, где были борзые щенки, и маленькая Диана сама ко мне подошла... Я ее тут же купил, хоть и не мог сразу забрать домой, а когда увидел себя в списках поступивших, то позвонил отцу и сказал: «Я себе сделал подарок». Он решил, что это очередные джинсы, а я привез двухмесячную Диану и поставил в гостиной перед родителями. Она сделала пару шагов, тут ее длинные ноги разъехались, и она упала. Родители сразу же были покорены. Диана прожила у нас двенадцать с половиной лет, и мать обожала ее и отец, рисовавший ее все это время. А последний месяц жизни собаки — весь декабрь 92-го — он буквально в день по рисунку с нее делал (большая часть этого цикла сейчас находится в Третьяковке и Дарвиновском музее). А в 94-м году у нас появилась Дуня, и, несмотря на одну и ту же породу, это две совершенно разные собаки. Обе каждое лето в Крыму, но Диану невозможно было в море загнать, а Дуня ныряет, как дельфин, даже в шторм бесстрашно в волну бросается. И еще в отличие от той она сторож гениальный. Никто ее этому не учил, но машину охраняет... Сидит внутри и, если кто-то приближается, аж зубами о стекла бьется.
Л.П.: — Я страшная трусиха, но когда все разъезжаются с дачи и я остаюсь с Дуней, то ничего не боюсь. У меня все открыто — ворота, калитка, двери. Единственно, когда у нее течка, кобели к нам летят прямо через забор и подкопы делают. Я однажды ночью открываю глаза и слышу: топ-топ-топ. Включаю свет: Дуня лежит под Сережиной кроватью, глаза светятся, и два кобеля ходят по нашей спальне. Тихо так. На меня ноль внимания. И я, лежа, в них тапком. Убежали. Пришлось встать и закрыть дверь, а так всегда открыта.
С.Ц.: — Умной считается собака послушная, но я думаю — наоборот. Моя собака не слушается именно потому, что она очень умная и сама знает, что хорошо, а что плохо. И можно обораться: «Дуня, ко мне!..» Вот когда она сочтет нужным, тогда не торопясь подойдет, а мчаться стремглав, как какая-нибудь служебно-разыскная, не будет. Она очень самостоятельная. И вообще русские борзые — вершина эволюции. Это мое глубокое убеждение.
— Ну, твои пристрастия явно наследственные. В знаменитом детективе «Месс-Менд», написанном твоей бабушкой Мариэттой Шагинян еще в 20-е, вовсю действует огромный, белый с темными пятнами, мохнатый пес Бьюти, очень умный и самостоятельный. Зло там побеждается с помощью и другого зверья: кроликов, осла, моржа, ворон, а название книги выбрано кошкой: «Я пустила Пашку на словарь, — писала Мариэтта Сергеевна, — она цапнула сразу 5 листов, откинула, и я нашла сперва Mess, потом Mend». Бабушка твоя явно зверей почитала...
С.Ц.: — Когда я был школьником, бабушка привела откуда-то русского спаниеля и назвала Глюком. Он был абсолютным истериком, все время лаял, рычал, кусался... Еще, помню, Мария Степановна Волошина подарила ей в Коктебеле трехцветного котенка от своей кошки Душечки, названного в честь Черубины де Габриак. Эта Черубина гадила где попало, за что отец ее терпеть не мог, но бабушка за кошку стояла стеной. На Арбате у нас квартира на последнем этаже шестиэтажного дома, и Черубина, вылезая через окно, гуляла на крыше. Однажды она где-то там застряла и диким голосом стала орать. И бедный папа, спасая кошку, облазил всю крышу, рискуя, ходил по узенькому козырьку дома...
— Мне многие рассказывают, как дрались, защищая животных. Даже Елене Камбуровой пришлось! А 70-летний Егор Яковлев, будучи главным редактором «Общей газеты», не только избил хозяина стаффа, загрызшего на глазах его собаку, но и лопатой покрушил дачу натравителя, после чего, понятно, имел кучу неприятностей. Но ведь при отсутствии в нашей стране закона о животных иного способа зачастую не найти.
С.Ц.: — У меня тоже был случай. На улице Коктебеля я увидел парня, демонстративно душившего в кулаке котенка. Ну, я ему дал в пятак! Он тут же побежал в милицию, и мне стала светить «трешка». Кстати, все наши милые соседи были на его стороне, говоря: «Это ж надо, из-за какого-то котенка так человека изувечить».
Л.П.: — Закон о защите животных необходим. Я вот недавно оказалась свидетельницей жуткой картины: семимесячного щенка бульдога в клочья разорвал здоровенный бультерьер, гулявший без поводка и намордника с подвыпившим хозяином. А тот еще хорохорился...
С.Ц.: — Человек, жестокий с животными, не любящий их — однозначно плохой человек. Такие люди сразу бросаются в глаза и мгновенно перестают для меня существовать.
— А встречаются подобные в актерско-художнической братии?
С.Ц.: — Не знаю таких.
Л.П.: — И я не припомню...
Ирина ОЗЁРНАЯ
На фотографиях:
- СЕРГЕЙ ЦИГАЛЬ «ДУНЯ НА КОВРЕ». ХОЛСТ, МАСЛО
- ВСЕ ВМЕСТЕ И КАЖДОМУ СВОЕ
- Я ГОВОРЮ: — КИСЯ, ТЫ ЧТО ТАМ ДЕЛАЕШЬ?
- ОНИ — НАШИ ОТРАЖЕНИЯ
- СЕРГЕЙ ЦИГАЛЬ «РУИНЫ». ПРОЕКТ УКРАШЕНИЯ ТОРТА
- СЕРГЕЙ ЦИГАЛЬ. ИЗ СЕРИИ «ДУНЯ И КИСЯ». ОФОРТ, СУХАЯ ИГЛА
- «ДУНЯ И ЛОШАДЬ»
- В материале использованы фотографии: Рифата ЮНИСОВА, Юрия ФЕКЛИСТОВА, Сергея ВОРОНИНА