КРУГОСВЕТКА-1898

Дневники кругосветного путешествия Николая Петровича Сорокоумовского, 1898 год (Продолжение. Начало в №№ 21, 22)

КРУГОСВЕТКА-1898

28/10 АПР./МАЯ. КРАСНОЕ МОРЕ

Жарко. Нестерпимо жарко, все валится из рук, все ходят вялые, потные, усталые и злые от палящего зноя. На небе ни облачка: темная синева его и синева моря — единственные предметы, на которых останавливается полусонный взгляд.

Еще в канале солнце стало припекать, но было все-таки сносно, не то что теперь. Песчаные, пустынные берега канала тянутся на всем его протяжении. Есть только один маленький, но чудно живописный оазис Эль-Кантара и несколько расширений канала там, где он проходит через соленые озера, как, например, у городка Исмаилии, которого мы, однако, не видели, так как останавливались всего на несколько минут. Но за эти несколько мгновений я испытал большое горе, так как наш пароход покинули один весьма интересный голландец Б. с дочерью, с которыми я за последние дни очень сошелся, любуясь умом, тактом и сердечной добротой как отца, так и дочери. Дай бог побольше таких спутников. Однако вслед за этим событием я был приятно обрадован прибытием на пароход нового спутника, русского г-на Ш., который оказался москвичом и очень интересным собеседником. Маленький кружок людей, с которыми я на пароходе провожу все время, все тает и тает, как лед под солнцем. Солнце влияет не только на лед, но подчас очень сильно и на людей. Некоторые из наших членов отчасти нами, отчасти сами исключились из нашего общества, став неприятными. Вообще я замечаю, что продолжительная бездеятельная жизнь на пароходе отзывается на людях: некоторые становятся мелочны, сплетничают и ссорятся от скуки, с жиру и с жару бесятся!

Выйдя из Суэцкого канала и простояв недолго близ Суэца, где опять появилась чума, мы поплыли по Суэцкому заливу в Красное море. В заливе слева мы шли в виду Синайского горного хребта и видели библейскую знаменитую гору. Трудно представить себе, чтобы на всем прибрежье полуострова могли жить люди. Это громадные каменные скалы красно-бурого яркого цвета, яркого, как все цвета под этим африканским, или азиатским, солнцем. Некоторые скалы совершенно занесены и засыпаны золотисто-желтым песком, занесенным в эти пустыни через море ветрами из Сахары. Страшная, грустная картина — этот Синайский полуостров. Я был рад, когда проснулся сегодня в открытом море, не видя этих красных гор, без зелени, без растительности, без признаков жизни! Теперь мы дней пять проплывем Красным морем до Адена. Перо валится из рук. Все липнет от пота. Душно и жарко!

2/14 МАЯ, 6 Ч.У. ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

За последние дни я был не в состоянии писать. Во время пятидневного переезда по Красному морю стояла такая жара, что ни за что нельзя было приняться. И утром, и днем, и ночью градусник в тени упорно держался между 30 и 35 градусами. Несмотря на всевозможные выдумки и приспособления, дышать трудно. В круглые окна кают были вставлены так называемые ловители ветра — нечто вроде половины воронки, открытой частью обращенной к носу парохода. Таким образом, малейший ветер не пропадал, а проникал и вентилировал каюты. Над столами в столовой услужливые китайцы во время завтрака и обеда приводят в движение «пунка», т.е. громадные куски материи на деревянных шестах, что делает температуру более сносной. По правилам пароходных компаний с 11 часов вечера и до 8 утра разрешается пассажирам-мужчинам являться в каких угодно костюмах и даже вовсе без оных на палубу. Должен сознаться, что этим у нас очень широко пользуются и с 11 часов вечера начинают с себя снимать почти все, если не все. Благодаря этому дамы волей-неволей принуждены уходить спать в свои душные каюты.

С необычайным умением и вкусом постепенно облегчают наши завтраки и обеды: выбор блюд так удачен и необременителен, что с удовольствием ешь все, что подают.

Пока мы шли Красным морем в виду берегов Аравии и Синайского полуострова, мне вспомнилась та бездна библейских событий и событий магометанской веры. Я недоумевал, как могли родиться в этой ужасной, голой и песчаной стране такие учителя жизни, как Христос и Магомет. Однако действительно здесь, где природа своей бедностью, ужасом своего однообразия, наводит человека на грустные и глубокие мысли, здесь ничто не развлечет, не заставит потерять нити любимой мысли; а какая мысль здесь может быть выше и постоянней, как не та, что надо облегчить судьбу и участь людей в этой ужасной стране, что надо вдохнуть в них веру в жизнь будущую, дабы они могли снести бремя и ужас земного существования. А миражи пустыни еще больше воспламеняли фантазию великих мыслителей, и еще горячее были их великие стремления.

Но вот наконец мы узнаем, что завтра, т.е. по-нашему 1 мая, конец нашим мучениям и конец Красному морю. Завтра мы в Адене! Это завтра было вчера.

Когда мы подошли к этому месту, так как это даже не город, а просто угольная станция, то нас со всех сторон окружили лодки с голыми неграми племени сомали. Картина была для меня еще невиданная. Их тела имели цвет самой темной, коричневой бронзы. Волосы многих из них были белы: оказывается, что во избежание действия солнечных лучей они их красят известью в белый цвет. Я с одним спутником уселся в лодку и отправился осматривать Аден.

Быстро проехав в удобной коляске европейскую часть местечка, мы направились в арабский город, который поражает оригинальной простотой своих построек. Дорога шла все время с одной стороны близ моря, с другой — голые, громадные скалы. Во всем Адене буквально ни одного деревца, ни одной травки. Дороги шоссейные в образцовом, идеальном виде — ровные, гладкие и совершенно без пыли. На скалах везде видны укрепления предусмотрительных англичан. По дороге нам попадались масса арабов-пешеходов, много верблюдов и ослов: во всем видна правильная, деятельная жизнь, урегулированная англичанами и устроенная по их образцу и вкусу. Из арабского города мы направились к знаменитым бассейнам, устроенным для собирания дождевой и родниковой воды. Громадные ямы, куда должна стекать вода с гор, выложены камнем и цементом; их несколько, и на каждой имеется надпись, сколько тысяч галлонов воды она содержит. Сооружение это только и возможно здесь, где ручной труд почти ничего не стоит. Вокруг этих «устер-тинкс» разбит маленький сквер с чахлыми деревцами, которые беспрерывно поливаются арабами, специально для этого занятия служащими. На обратном пути мы проехали туннелем в добрую версту, который тоже стоил бы немало денег в другом месте, здесь же он, почти бесполезный, сделан, только чтобы занять туземцев. Вернувшись, усталые от страшного зноя, в европейскую часть города, мы заехали в гостиницу выпить обычный сода-уиски, незаменимый напиток в тропических странах. Гостиница выстроена так, как строят дворцы в Италии, т.е. с квадратным внутренним двором, внутри которого по всем этажам идут балконы-коридоры, затем — комнаты и балконы-коридоры наружные. Прислуга в гостинице вся черная, негры и арабы, с поясами вокруг бедер и кольцами на руках и ногах. Деньги они носят в кожаных браслетах на руках. Выпив наш сода-уиски, мы вернулись на пароход и с удовольствием покинули горячий город, надеясь, что Индийский океан будет прохладнее. Тщетная надежда: тоже страшная жара, только немного побольше ветра горячего, как дыхание больного!

2/14 МАЯ. НОЧЬ. ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

Ночь. Южная, тропическая, горячая, как первый поцелуй, полная неги и истомы, как взгляд влюбленной красавицы. Неумолкающий плеск волн, среди которых, как звезды, блистают фосфорические искры, убаюкивает и располагает к тихой задушевной беседе. Наши длинные плетеные кресла, ее и мое, стоят в самом прохладном уголке палубы. Нежно и звучно поет она своим милым голоском на незнакомом мне голландском языке незнакомую странную песню. Но эта песня не грустная, как все наши, русские, нет, в ней слышится и любовь, и уверенность во взаимности, и спокойное счастье! И отрадно мне прислушиваться к этим звукам, и близка и мила мне эта женщина-ребенок, которая так мало еще испытала в жизни и так глубоко уверена, что будет счастлива. Я люблю проводить с ней на палубе вечерние часы, слушая ее пение или вызывая на беседы, в которых так ярко блестит и светит ее чистая, как хрусталь, детская душа. Да кто же она, спросите вы? Маленькая хорошенькая женщина-девушка. Она родилась в Голландии и в 17 лет встретилась с молодым англичанином, живущим постоянно в Шанхае. Они были знакомы месяц. Англичанин уехал обратно в Китай. Но, видно, маленькая голландка произвела на гордого бритта сильное впечатление. Служба удерживала его в Шанхае, и, не будучи в состоянии вернуться, он сделал ей письменное предложение. Никогда нигде не бывавшая, неопытная, как ребенок, девушка приняла предложение. Полгода спустя они должны были обвенчаться. Но так как служебные обязанности мешали его возможности приехать в Европу, то состоялась свадьба «с перчаткой». Это странный, для нас совершенно непонятный обычай. Жених присылает невесте перчатку и поручает своему приятелю с этой перчаткой обвенчаться «по поручению» со своей невестой. В книге шафер расписывается, что обвенчался за такого-то с такой-то. Вот формальная сторона. Так-то вот и обвенчалась в Амстердаме моя милая знакомая и теперь едет в Шанхай к своему мужу, которого никогда не видела ни женихом, ни мужем. И как радостно, спокойно и весело ожидает она свидания с любимым человеком! Как наивно-забавно она со мной советуется по разным вопросам своей будущей жизни. И весело мне смотреть на нее, и тревожно за ее будущее, что-то готовит ей судьба в далеком Китае, где должна протекать ее жизнь. Хватит ли любви у мужа, чтобы заплатить ей за ее жертвы, за брошенную родину, за оставленных, быть может навсегда, стариков родителей. Как горько и тихо-тихо плакали бедные родители, прощаясь с дочерью в Антверпене, как заботливо и скромно-боязливо поручал отец свою дочь старику капитану. Только она была спокойна и утешала родителей. Она всей душой рвалась к счастью и верила в его возможность всей своей детской душой. Дай бог ей его, полного, хорошего и долгого! Я рад, что занес несколько строк о ней в мой дневник. Она будет в нем, как и в нашей пароходной жизни, ярким лучом солнца, милым весенним жаворонком. А ночь все темней, и умолкла ее песенка, и в задушевной беседе со мной высказывает она свои радужные мечты и надежды, лишь изредка прерывая себя серебристым смехом ребенка. Собой она очень хорошенькая, немножко в японском вкусе, очень смуглая, с чудными черными глазами, вечно веселыми, смеющимися.

Суэцкий канал — Индийский океан — Аден

(Продолжение следует.)