305 лет назад Петр I велел стричь бороды и носить европейскую одежду. Нынче «модных» указов не издают. Однако новая элита по модным замашкам недалеко ушла от петровских времен, считает историк Александр Васильев
Мода
ПОБЕДИЛ ГЛОБАЛИЗМ
— Семь веков европейцы были одержимы модой. А сейчас хотят просто жить! Так что все «от кутюр» делается исключительно для внешнего употребления. Европейского в самой Европе уже просто нет
Петр — государь был радикальный. Пытаясь изменить или даже усмирить народ, учинил настоящую революцию моды. Но вопрос остается: могут ли тряпочки изменить ментальность нации?
— Во всяком случае у Петра, пусть не сразу, но именно это и получилось. Посмотрите, сегодня в России намертво уничтожены все понятия о национальной одежде. Вы никого не заставите, кроме певицы Бабкиной, носить кокошник или традиционный русский сарафан. Засмеют. А это очень грустно. И глупо. Поезжайте в Баварию. Любой мало-мальский народный праздник — и все мигом надевают замшевые бриджи и баварские шапочки. В Токио до сих пор в воскресенье можно увидеть женщин в кимоно. В Испании элементарно встретить женщину с веером в руке и в юбке в горох и с оборками. В США — найти ковбоя с красной шеей, в сапогах «сантьяго» и клетчатой рубашке.
А в России абсолютно выкорчевали интерес к традиционной одежде. Допетровскому стилю осталась верна лишь малая кучка старообрядцев. Если вас это интересует, повяжите на голову платок и сходите в старообрядческий храм на Остоженке. И увидите там замечательные вещи: женщин в черных сарафанах XVII века и больших русских платках — все как будто с суриковской картины «Боярыня Морозова».
— А были в России попытки вернуть «русский стиль»?
— Конечно! Но не очень-то это и привилось... Тем не менее в 1836 году Николай I издал указ о введении придворного платья в русском стиле. Правда, от «русского» остались лишь роскошная вышивка золотой нитью да кокошник. В эпоху Александра III в моду вошел скорее псевдорусский стиль — его тогда называли «петушиным». Носили льняные платья с фартуками, отделанными суровым кружевом. При Николае II в фаворе был неорусский стиль, это связалось с движением русского модерна.
— Но 1917 год все опять перекроил...
— Правильно. Все глобальные изменения в моде — результат войн. Мужская часть населения резко уменьшается. В условиях жесткой конкуренции женщины стараются привлечь своей сексапильностью. После Наполеоновских войн женщины надели прозрачные муслиновые платья, намекая на голое тело под ними. После Первой мировой войны укоротили юбки, максимально углубили вырез платья. После Второй мировой в ход пошли узкие талии и большая открытая грудь.
Между прочим, сейчас даже кратковременная война в Ираке привнесла много нового — в моде арабские мотивы, стиль «милитари». Но это ненадолго. Очевидна следующая тенденция, кстати, всегда характерная для послевоенной нестабильности. Все внимание модельеров будет сосредоточено на южноамериканской и испанской традициях.
— А что еще может подхлестнуть развитие моды?
— Социальное преобразование роли мужчины и женщины в обществе. Одно дело — когда женщина жаждет бороться за эмансипацию, другое — когда желает быть жертвой. Между прочим, именно последнее сейчас и наблюдается в России. Как проще всего подняться на социальном лифте вверх? Стать женой либо любовницей человека из высшего эшелона. Но что делать, если, допустим, провинциалка из Ростова-на-Дону мечтает переселиться в Москву? Юбку — покороче, фигуру — постройнее, волосы — подлиннее, каблуки — повыше. И вот он, шанс! Это карикатура. Но девушки доверчивы, они думают, что каникулы на Гавайях, последняя коллекция от Шанель не мишура, которая станет немодной ровно через шесть месяцев, а именно та стабильность, за которую нужно зацепиться.
...А в это время в самой Европе никто модой не интересуется. Вы были когда-нибудь в Париже? Ну и как они выглядят, эти парижанки?
— Как из одного инкубатора.
— Вот именно, никак не выглядят! Сегодня мода в Европе — это не продукт внутреннего потребления. Это продукт экспорта. Европейцы одеваются в джинсы, майки, кроссовки. Они заняты собой. Но не модой! Они понимают, что мода — пустая трата времени и денег. Потом, в Европе мало богатых людей. Их много в странах, где есть легкие деньги. Как в России. Фактически, это единственная самая модная на сегодняшний день в мире нация — русская. Мы же читаем модные журналы, как Библию!
...Когда лечу в Париж, в Шереметьеве я сразу их вижу, наших эллочек-людоедочек. Для них и цены в Париже в два раза выше. Уже знают: русские идут — давай ценники менять!
— Вы нас просто уже похоронили...
— Ну что вы! Произошло ожидаемое — дикое расслоение общества. А совковая установка «жить не хуже других» осталась. Я не критикую. Все правильно идет. Такой же Россия была и в XIX веке. Только «в минус» ушли совесть, честь, аристократизм, генофонд... Осталось купечество. Ведь, по сути, все нынешние богачи — это те же купцы. Деньги сделали на торговле. И запросы их похожи на запросы купцов XIX века. Купить виллу не хуже, чем у барона Корфа, лестницу построить не ниже, чем у княгини Волконской, и так далее.
— Но выходит, что мы преклоняемся перед псевдоевропейским стилем?
— Абсолютно точно! Корней-то нет. И все идут эмпирическим путем. Их путь близок Петру I. Он так же делал. Приезжал в Голландию и выбирал: хочу вот эти домики... И потом точь-в-точь строил в Петербурге. Так же делали и делают американцы. Правда, у наших нынешних купцов в моде еще и «прибамбасы». Заказывают дом, в проекте восьмиколонный. Так они требуют: «А мне двенадцать!» Иначе возникает вопрос: «А за что платили?»
— Но что же на самом деле сегодня представляют собой «европейская мода» и «европейский стиль»?
— А ничего европейского в Европе уже просто нет! Победил глобализм. Традиционная европейская одежда — мужские жилеты, галстуки, фетровые шляпы, плащи, женские корсеты, — все это уступило место джинсам, ти-шортам и кроссовкам. Американская мода оказалась более практичной и потому живучей.
Майя ЧАПЛЫГИНА
На фотографиях:
- АЛЕКСАНДР ВОЛОШИН, БОЛЬШОЙ ЦЕНИТЕЛЬ ЕВРОПЕЙСКОГО СТИЛЯ, С БОРОДОЙ НЕ РАССТАЕТСЯ
- ВЛАДИМИР ПУТИН В ЕВРОПЕ. ПРИЕМ В БУКИНГЕМСКОМ ДВОРЦЕ
- В материале использованы фотографии: Льва ШЕРСТЕННИКОВА, Василия ДЬЯЧКОВА, Reuters