За каких-то два года он стал не просто модным театральным режиссером. На сегодняшний день Кирилл Серебренников крепко раскрученный культурный бренд. А скоро он доберется до Чехова и Горького и сам станет классиком
Брендология
ХИТРЫЙ МАЛЬЧИК
Все началось с постановки «Пластилина» по пьесе Василия Сигарева. «Мы репетировали себе, — сейчас как-то скромно вспоминает Серебренников, — и даже не предполагали, что спектакль будет пользоваться таким спросом». Мягко сказано! Несмотря на вроде бы приевшуюся чернушность, которой навалом в пьесе, постановка стала культовой. В Центре режиссуры и драматургии под руководством М. Рощина и А. Казанцева до сих пор аншлаги. Потом в филиале Театра имени Пушкина он срежиссировал не менее нашумевшие «Откровенные полароидные снимки» Марка Равенхилла. А когда сразу после теракта на Дубровке выпустил спектакль «Терроризм» во МХАТе имени Чехова, разразился культурный, но все равно скандал. В результате Серебренников мгновенно заработал народное звание — гений самопиара. Он добился того, что зрители опять идут в театр не «на актеров», а «на режиссера». Ибо он режиссер-бренд, за которым всегда стоят модность, эпатаж и скандал.
Собственно, именно этого теперь ждут и от ближайших проектов Серебренникова. Он запустил свой первый полнометражный кинофильм по чеховской «Палате № 6» и одновременно начал репетировать «Мещан» Горького во МХАТе. Причем уже сейчас грозится, что выпустит настоящий блокбастер.
СЛАДКОГОЛОСАЯ ПТИЦА
— Я бренд? — секунд пять Серебренников раздумывал, после чего без лишних эмоций подытожил: — Да, наверное, так и есть. Говорю с сожалением, но, как мне кажется, мы действительно живем в мире, состоящем из брендов.
— Где самым важным из искусств стал пиар. Так?
— Минуточку! Успешный бренд — это не только пиар. Это совокупность обстоятельств. Вот Чехов — бренд?
— Теперь еще какой. Причем национальный.
— Но это действительно лучшая в мире литература и драматургия. Так что давайте уточним. Есть бренды, которые могут быть обеспечены тотальным пиаром. Но когда возможности этого самого пиара заканчиваются, они тут же исчезают. Поэтому и недолговечны. Вот в такой бренд мне бы очень не хотелось превратиться. Мне важно другое. Чтобы интерес к тому, что я делаю, был поддержан как раз не пиаром, а качеством работы. Я и своим артистам часто повторяю: «В гробу карманов нет». Не хочется делать ерунду... только из-за денег. Стыдно.
— Хорошо. Но при этом вы не забываете очень тонко выстраивать свой имидж. В интервью откровенно заявляете, что многое о себе присочиняете, даете ответы, диаметрально противоположные тем, что уже говорили...
— Правильно, что-нибудь обязательно совру...
— Задача?
— Развлечь уважаемую публику! Да! Потому что мы все работаем в сфере entertainment — развлечения. Потом, глупо же думать, что вот возьму и все вам тут выложу про мир и про себя. Еще подумаю!..
А если говорить откровенно, я пока не понял, что это за профессия такая — режиссер. Но, видимо, в ней все нужно. Быть хорошим и мерзавцем, умным и наивным, честным и лживым, циником и романтиком, мужчиной и женщиной...
ПЛАСТИЛИН
— Вы, как человек успешный, значит, угадавший законы современной жизни, должны остро чувствовать нынешнее время. Вот на что, например, сейчас охотнее всего откликается публика?
— Здесь все так на интуиции замешано... Про себя честно говорю: я не просчитываю — а ну-ка, на что же купится публика? Просто я адекватен внешнему миру. Я езжу в том же транспорте, что и люди. Да, в метро! — И после паузы. — Когда нет шофера...
— Хорошее уточнение...
— Знаете, если человек меняет метро на машину или пересаживается в машину другой марки и это приводит к изменению его ментальности, то этот человек дебил. Кусок металла или кусок тряпочки не может повлиять на то, что формировалось годами и десятилетиями. А я общаюсь с нормальными людьми. И фильмы свои (на счету Серебренникова два сериала — «Ростов-папа» и «Дневник убийцы») стараюсь снимать максимально далеко от Москвы, чтобы была видна другая культура жизни. Я, извините, сам из провинции, из Ростова-на-Дону.
— Любопытная ремарка... Стесняетесь, что провинциал?
— Да я это так, для красного словца... А в Москве я испытываю самые что ни на есть патриотические чувства. В ней нет никакой холодности, шовинизма. Она немножко безалаберная. Здесь есть такой род людей, которые с удовольствием прибегают посмотреть на пожар... Но, в общем, Москва — радушная тетка... А если продолжать разговор о времени, то вот что скажу. Очень важно чувствовать свое время.
— И какое же оно, по-вашему?
— Сейчас активно идет поиск новых матриц для вновь зарождающихся чувств и отношений. Вот ХХ век выбрал матрицей Шекспира и назначил его Богом. Хотя до этого Шекспир считался просто хорошим драматургом, не более того. И вот соразмерно этой матрице само столетие получилось очень шекспировским — с огромным количеством злодеяний, крови. Хочется, чтобы XXI век выбрал какую-нибудь более миротворческую матрицу.
ОТКРОВЕННЫЕ ПОЛАРОИДНЫЕ СНИМКИ
— Вы ведь весьма витиеватым путем попали в театр, в режиссуру. Окончили в Ростове-на-Дону физфак...
— Поработал даже на секретном заводе.
— Родители по-прежнему переживают, что вы забросили физику?
— Думаю, уже нет... На самом деле я всегда знал, что буду режиссером. Просто в юности была этакая социальная инерция. И родители мне повторяли: «Если что в стране произойдет, первым делом позакрывают театры и разгонят режиссеров. А вот военные заводы будут всегда...» Первыми закрылись как раз военные заводы... При этом родители у меня отнюдь не мещане, они советские интеллигенты. Просто всегда учили: чтобы иметь свободу выбора — обеспечь себе тыл, то есть быт должен быть прикрыт. Нищие не могут заниматься искусством. Я все больше с этим соглашаюсь. Вот читаю сейчас чеховские записные книжки. Там: «Голодная собака верит только в мясо».
При этом в нашей семье была и другая важная установка — ни в коем случае нельзя себя предавать. Поэтому я все и бросил, когда почувствовал полное раздвоение личности. Тогда я в течение года днем ходил на военный завод, а вечерами репетировал самодеятельные спектакли. Чудовищно! Именно тогда со мной произошла какая-то мутация. Выпали волосы, форма лица стала другой. И я сделал вывод, что так бывает, когда человек изменяет себе...
— ...Или просто становится старше... Знаете, такое ощущение, что сейчас все просто свихнулись на омоложении. Всячески переделывают себя, часто до неузнаваемости...
— А такова буржуазная реальность!.. Как я определяю — мы живем в диккенсовский период. Когда все очень безжалостно к человеку. Ты нужен, только когда здоров, успешен и можешь очень много работать. Если вдруг болезнь, несчастье — тебя враз выкинут, растопчут и забудут, как звали. Поэтому сейчас все так и ожесточены. И болевые пороги притупились. Людей все труднее стало расшевелить. Может быть, поэтому искусство тоже делает ставки на жестокость, провокативность: человеку надо зажать нос, чтобы он открыл рот и принял лекарство — так поступают врачи и режиссеры... Хотя я все больше склоняюсь к мысли, что самое теперь нужное в театре и кино — найти способ людей согреть.
— Чем? Не пьесой же Горького «Мещане», которую как раз репетируете?
— Горький — великий драматург! На него просто поставили клеймо социального автора. Мне он безумно сейчас интересен. Я горжусь тем, что не видел ни одного спектакля по его драмам ни вживую, ни в записи. Не видел и не буду смотреть. Для меня это просто великолепная пьеса, великолепный текст, написанный будто бы вчера, затрагивающий меня, моих родителей, друзей, современный мир, современное сознание... Я так и буду его ставить! Выйдет блокбастер!
...Хотя, знаете, должен признаться, что для меня настоящая жизнь все равно гораздо интереснее любого театра!.. Парадокс, но это правда. Я обожаю наблюдать за жизнью, как она устроена. Подсматривать за людьми. Сидеть в кафе у окна. В замочную скважину уже как-то неловко подглядывать... Но в окошко — пройти и заглянуть — ужасно интересно... Я в детстве залезал на крышу своего дома и смотрел в окна напротив: как люди ссорятся, как сидят и смотрят телевизор, часами, неподвижно. Это меня волновало... Я вообще люблю подсматривать за такой вот изнанкой жизни. Вот это для меня — настоящий рай!
Майя ЧАПЛЫГИНА
|
|
На фотографиях:
- СПЕКТАКЛЬ «СЛАДКОГОЛОСАЯ ПТИЦА ЮНОСТИ»
- СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «И.О.»
- НА РЕПЕТИЦИИ «ПЛАСТИЛИНА»
- В материале использованы фотографии: Владимира МИШУКОВА, Владимира СМОЛЯКОВА, Михаила ГУТЕРМАНА, Елены ЛАПИНОЙ