ЖИВЫХ МЫ ТАК И НЕ ОБНАРУЖИЛИ

В разрушенном землетрясением иранском городе Баме российские спасатели увидели и обычную жизнь, и потрясающую человека трагедию

 

Сообщение о землетрясении в Баме пришло пятничным утром 26 декабря, и уже в 14.30, после утряски всех международных формальностей, два российских самолета со 170 спасателями, специально обученными собаками, транспортом, необходимым оборудованием и двухнедельным запасом продуктов вылетели в Иран. Полетели две смены спасателей: та, которая дежурила, и та, которая должна была вскоре заступить на их место.

Это была не первая подобная операция в мусульманской стране (до того — Турция, Алжир), и в принципе спасатели понимали, с чем они столкнутся. Так, в Алжире местные жители сами вытаскивали погибших из-под завалов (чужакам дотрагиваться до них было нельзя) и тут же чем-нибудь накрывали, чтобы тел не коснулся солнечный свет. В Турции наши спасатели однажды нашли живую женщину под завалами, но она не хотела оттуда выбираться. Только после того, как ей принесли паранджу, женщина позволила себя спасти.

Вот что было в Иране.

СПАСАТЕЛИ

Кирилл БОРОДИН, начальник поисково-спасательного подразделения:

«Я трясся в автобусе — ехал домой, когда мне позвонили и сказали, что надо возвращаться в штаб и лететь в Иран.

Я уже был в Иране в 1990-м, на севере. Так вот в Баме, на юге, работать было легче. Там не так чувствовался религиозный фанатизм. На севере нам, к примеру, вообще запрещали трогать мертвых, а на юге мы могли сами доставать их из-под завалов. В Баме было и много современно одетых женщин, в основном врачей, хотя они все равно ходили в платках.

По приезде никто из нас не знал, с чего начинать: план города, от руки нарисованный иностранцами, появился только на третий-четвертый день. Поэтому мы пошли к первому же завалу, стали его обследовать, начали рисовать карту. Потом выяснилось, что нам выделен свой сектор, но к тому времени мы его уже отработали и охватили другие.

Мы почти не разбирали завалы, а выполняли в основном поисковые работы: с собаками и приборами искали живых. К нам часто приходили иранцы, говорили, что там-то и там-то слышны крики, но подобная информация ни разу не подтвердилась. Однажды к нам пришли местные пожарники: при землетрясении у них завалило троих ребят, и они просили помочь разобрать завал. Наша собака обнюхала развалины и ничего не нашла. Полтора часа мы разбирали этот завал, и вдруг объявились те самые трое пропавших — живые и здоровые. Все это время они где-то ходили.

Из завалов мы извлекли много живых животных: кошек, собак, козла и даже корову. Корову хотели отдать соседям, но те не взяли, сказали, что чужая, — нельзя (хотя ее хозяева и погибли). Поведение иранцев нас иногда удивляло. Сидит, к примеру, женщина, что-то делает. Увидела, что мы идем, и сразу начинает реветь, причитать. Мы проходим, она тут же успокаивается и — снова за работу.

А живых людей мы так и не обнаружили. В тех условиях, когда дышать под завалами нечем из-за глиняной пыли, выжить невозможно. Не нашли мы и пустот, в которых могли бы укрыться люди, так как большинство домов превратилось просто в груды кирпичей. Сейчас почти весь Бам — это кварталы кирпичных бугорков.

В этих условиях были бесполезны слуховые приборы, потому что там сплошная глина и никакого эха не получается. Пятнадцатиметровый видеозонд (такой шланг с видеокамерой на конце) также оказался ни к чему: его было негде использовать — даже щелей не было в этих кирпичных грудах.

Работали только днем. С наступлением темноты местные тут же прекращали работу, ну и мы тоже, поскольку поняли, что риск ночных работ не оправдан — живых не было. По ночам становилось холодно — температура резко падала, чтобы к полудню опять резко подняться. С мародерами мы почти не сталкивались. Один раз я видел, как грабитель распорол ножом тюк с гуманитарной помощью прямо на движущейся машине, а двое других тут же расхватали все содержимое и сбежали. Некоторые виртуозы устанавливали рекорд — грабили фуру с гуманитаркой секунд за сорок. Потом появились власти: поставили полицейских на каждом перекрестке, стали стрельбой разгонять мародеров».

ВРАЧИ

Игорь ЯКИРЕВИЧ, главный врач авиамобильного госпиталя:

«В первые сутки мы приняли около 100 человек. Потом о нас узнали местные врачи из двух сохранившихся больниц (полуразрушенные одноэтажные здания с многочисленными койками под навесами), турецкие коллеги, и число пациентов сразу же увеличилось. В основном к нам обращались с травмами. К примеру, одному иранцу мы пришили оторванное ухо.

Единственная сложность возникла с лечением женского населения. В мусульманских странах обычно мужчин лечат мужчины, а женщин — женщины. Но в экстренных случаях мы находили с родственниками больных общий язык. Тем более что у нас были хорошие переводчики. Как только мы начали разворачивать лагерь, к нам сразу же подошла иранская семья. «Почему вы так долго летели?» — спросили они нас по-русски. Оказалось, супругу зовут Юля, сама она из Подмосковья, а ее муж, Хамид, — иранец. Они предложили нам свои услуги в качестве переводчиков. Чтобы нам помочь, они специально прилетели из дома, с острова в Персидском заливе».

КИНОЛОГИ

Илья ЗАСЛАВСКИЙ, начальник поисково-спасательной кинологической службы:

«В Баме с каждой группой спасателей шел кинолог с собакой, обученной для поиска живых людей. Всего туда прилетели шесть собак. Они обследовали порядка 200 000 квадратных метров завалов. Собакам, конечно, было тяжело из-за жары и пыли. А пыль отрицательно влияет на способность дифференцировать запахи. Приходилось промывать собакам носы, пасти, чтобы они могли работать.

Были и некоторые эксцессы. Один местный житель хотел, чтобы собака обнюхала то место, где он копал. Он считал, что там кто-то из его родственников. Собака обнюхала это место, поняла, что там никого нет, и побежала дальше. Возмущенный подобной, на его взгляд, недобросовестностью животного иранец принялся кидать в собаку камнями. Поэтому мы заставляли собак долго бегать вокруг одного и того же места только ради местных жителей. Обычно собаки определяют, есть ли под развалинами живые или нет, очень быстро, но со стороны кажется, что они просто ничего не учуяли. Вот им и приходилось бегать туда-сюда.

Проблемой стало и то, что собаки не могли найти живых. Ведь для них это самая большая радость и награда. Это заложено в их систему воспитания, и если они долгое время не находят живых людей, то, конечно, энтузиазм животных сильно падает. Поэтому нам приходилось время от времени прятать среди завалов коллег-спасателей или переводчиков, чтобы собаки могли их найти».

Записал Кирилл ЖУРЕНКОВ

 

Пожалуй, столь широкого взаимодействия с западными странами, пусть даже на уровне спасателей, у мусульманского Ирана не было с дореволюционных времен. Даже США не смогли остаться в стороне: впервые с 1979 года, когда Вашингтон разорвал отношения с Тегераном, произошли прямые контакты между этими двумя странами (они договорились о гуманитарной помощи). Землетрясение в Баме также показало, в какой нищете находится страна. Иранская газета «Шарк», сравнивая землетрясение в Баме со столь же сильным землетрясением в американской Калифорнии, отметила, что в США количество жертв и уровень разрушений были значительно ниже. «Если бы власти поменьше денег вкладывали в дела Божьи и побольше в безопасность собственного населения, то, может быть, последствия катастрофы были бы не столь ужасны», — подвела итог немецкая «Цайт». Как отмечают специалисты, все современные дома Бама остались стоять или не были разрушены так, как остальные. Но таких зданий было мало — на их возведение у властей денег нет. «Однако наше правительство делает все возможное, чтобы эта трагедия не повторилась, — заявил нам шеф-редактор информагентства ИРНА Д. Шафии. — Например, сейчас обсуждается вопрос о переносе столицы, так как Тегеран находится в сейсмически опасной зоне». Таким образом, у землетрясения в Баме есть все шансы стать иранским 11 сентября не только по числу жертв, но и по уровню сотрясения всего общества. Подземные толчки в общественной и политической жизни Ирана будут продолжаться.