Антон Табаков был последним советским Тимуром. И первым российским актером, который, оставив ремесло, смог добиться выдающихся успехов в бизнесе. Нам захотелось узнать, нет ли тут какой-нибудь связи. Очень уж соблазнительно сейчас, в год столетия Аркадия Гайдара, поверить в то, что соблюдение тимуровских правил способно и в наши дни обеспечить человеку приличное самочувствие и удачу на всех путях.
Антон ТАБАКОВ:
СЕГОДНЯ ТИМУР ДЕЛАЛ БЫ ДОБРО ПО РАСЧЕТУ
— В 1976 году вы сыграли Тимура в телесериале по легендарной повести Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». Он что, был вам тогда так близок?
— Мне? Нет! Когда я играл Тимура, он был мне совершенно не близок, наоборот, по своей психофизике я больше соответствовал Квакину. Не потому, что мне хотелось грабить чужие сады или огороды, но я вырос во дворе, среди людей, которые скорее хулиганили, чем собирались в отряды и помогали обездоленным. Мне кажется, что с позиции сегодняшнего дня эта милая добрая история не такая уж милая...
— Но сейчас-то вы постоянно занимаетесь благотворительностью!
— То, что я делаю, не благотворительность. По крайней мере это не то, что хотел смоделировать Гайдар в повести под названием «Тимур и его команда». Тогда, в те времена, у людей была потребность помогать ближнему просто так. Они по-другому не могли существовать. Им было хорошо, когда всем кругом было хорошо. «Всем хорошо, все спокойны — значит, и я спокоен тоже». У меня представления о благотворительности совершенно не тимуровские.
— Но вы помогаете старикам?
— Это тоже все не совсем так... Когда я создавал свой первый клуб, «Пилот», ветераны Великой Отечественной войны, а также других войн писали анонимные письма в префектуру, чтобы мой клуб закрыли, ибо он якобы мешает что-то такое им делать. И преподнося ветеранам подарки на Новый год и на всякие другие праздники, устраивая для них бесплатные обеды, я достигал компромисса. И они закрывали глаза на те неудобства, которые я им приносил. Это были чисто деловые отношения с обеих сторон. Я тратил деньги, но взамен получал спокойствие.
— Может, вам все-таки удастся вспомнить случай, когда вы сделали что-то в истинно тимуровских традициях?
— Да. Было такое время, когда я не отказывал в просьбах никому. Мне было неловко, потому что я понимал: для меня это не бог весть какая сумма, а тому, кто просил, мое участие могло круто изменить жизнь. Кстати, я часто давал деньги прохиндеям, «детям лейтенанта Шмидта», потому что был сентиментален и доверчив. А вот еще случай: однажды я был в ресторане, и у меня не было мелких купюр, чтобы дать швейцару, который подает пальто. Я сам ресторатор и понимаю, что это традиция — надо дать. Пришлось пересиливать себя, чтобы выложить ему кругленькую сумму. В тот же день я случайно оказался в подземном переходе. Увидел там старую полуслепую женщину... И у меня тут же возникла потребность вынуть купюру побольше, что я и сделал. Думаю, если бы несчастная слепая могла увидеть, сколько я ей дал, ей бы стало плохо, потому что она явно таких денег никогда не имела. Но это опять-таки не благотворительность, это импульс, эмоции. Своим близким я тоже с удовольствием помогаю.
— А что еще доставляет вам удовольствие?
— Вещей, от которых люди получают удовольствие, такое ограниченное количество... Мне нравится кататься на лыжах, я получаю удовольствие от своих детей, люблю вкусно поесть.
— Как вы относитесь к Гайдару, к его героям, его идеалам? Ностальгии по советскому детству нет?
— После того количества разной и в основном чудовищной информации о том, что было с нами в советские годы, даже чистые, нежные образы тускнеют и перестают вызывать светлые чувства. Мне глубоко отвратительна та система, которая нас долгие годы держала «на цепи». И все те люди, именами которых в СССР были названы улицы, заводы, города и пароходы, мне крайне несимпатичны. Потому что, подменяя идеалы или оправдывая свои чудовищные действия мифическими утопиями, они уничтожали сотни тысяч других людей. И в итоге довели страну до состояния паранойи. Разве нормально, когда за то, что мальчик обменивал значок с изображением Владимира Ильича Ленина на жевательную резинку, ребенка сажали в детскую исправительную колонию? А он ведь ничего плохого не хотел! Ему просто нравилось жевать резинку. Сажали даже за то, что люди хотели курить хорошие сигареты! В итоге за кусочек шоколада «баунти» некоторые продавали родину — их довели до такого состояния. Это было, и я жил в той стране. Но мне не жалко несчастный советский народ. Мне противно, что большое количество неглупых людей не сделали того, что должны были сделать. Они не снесли ту порочную систему к чертовой матери. Кстати, «страшные деспоты» — семейство Романовых — почему-то революционеров не казнили, не выжигали каленым железом (делай они так — все было бы с Россией прекрасно).
— Ну уж!
— Уверяю вас. А они отсылали террористов и любителей пострадать за народ в Сибирь, потому что были хорошо воспитаны и понимали: казнь — это плохо. А ребята-большевики понимали, что казнь — это очень хорошо. И, таким образом, построили государство на трупах соотечественников. И ведь идеи-то у них на самом деле никакой не было. Разве что жалкие амбиции — и все! Плюс ущербное, трудное детство...
— Разве Тимур был ущер -бным человеком?
— Не-е-е-е-ет. Я сейчас говорил не про Тимура, ни в коей мере.
— Но тимуров было много, и чем труднее у них было детство, тем сильнее был их светлый советский энтузиазм, их мечта построить коммунистическое царство! Вы говорите о борцах за революцию, а ведь во втором поколении — поколении Тимура — были отличные люди!
— Это тоже были обманутые, несчастные люди. Глупая, неинтересная жизнь. Я могу пытаться идеализировать образ милого мальчика Тимура, который в четырнадцать лет помогал всем, кто в его помощи нуждался. Но с позиции своих 43 лет и с тем объемом знаний о порочной советской системе я не могу сюсюкать, вспоминая героев Гайдара.
— Сегодня вы модный ресторатор, у вас имидж чистоплотного бизнесмена, который любит делать добрые дела и не жалеет денег на благотворительность. Тимур, кстати, в свое время был тоже очень модным героем. Он тоже творил добро, был крайне чистоплотен в своих делах, имел столь же благообразно-светлую внешность, такую же чистую, как у вас, улыбку. Ну неужели вы не находите никакого сходства — оно же очевидно?
— Вы ужасно хотите сделать из меня Тимура. Да, из того, что вы перечислили, почти все соответствует истине. Но Тимур был несчастным, забитым, безумно нуждающимся в каком-то добром слове и сердечном участии подростком, у него не было рядом близких, и все у него было не слава богу... Это совсем далеко от меня. Тимур был модный (тогда говорили «востребованный»), сейчас, допустим, Антон модный... хотя не убежден... Но они по-разному же модные!
— Вы не жалеете о том, что бросили кино?
— Когда я открывал свое первое коммерческое заведение, цель была одна: я точно знал, что не буду больше заниматься актерским ремеслом, оно мне не приносило той радости, которую должно было приносить, не приносило того материального достатка, который мне был необходим. И мне нужно было на гребне широчайших возможностей, открывшихся в 90-е, найти нишу, в которой мне было бы комфортно. Я тыкался повсюду — занимался рекламой, организовал с ребятами «Арт-Пикчерз-групп» (туда входили люди, которых называли золотой молодежью 90-х, — это Федя Бондарчук, Степа Михалков, Филя Янковский, Сережа Козлов). Потом стал заниматься финансами. Я не профессионально это делал, никогда этому не учился, не читал ночами литературу и не пытался достичь немыслимых высот. У меня не было амбиций. Появилась возможность открыть свое дело? Открыл.
— Но так не бывает, чтобы человек делал дело, не преследуя никаких целей?
— Знаете, бизнес — довольно азартная вещь! Если ты придумываешь какую-то историю и она вдруг получается, тебя это подстегивает — и кажется, что уже море по колено! Был у меня один приятель, художник. Он рисовал картину — и получал удовольствие, потом продавал картину — получал деньги и вместе с ними удовольствие, а после этого гулял — и тоже получал удовольствие. У него вся жизнь была сплошное удовольствие. А у меня все было наоборот. Для того чтобы заработать денег, я совершал вещи, которые вызывали скорее чувство отвращения. И у меня появилась мечта — обзавестись в жизни таким удовольствием, за которое бы мне еще и деньги платили. И вот я воплотил мечту в реальность. Я обожаю заниматься ресторанным бизнесом, сам люблю поесть, люблю кормить людей.
— Вы оканчивали режиссерский. Неужели от ресторанного бизнеса можно получить больше удовольствия, чем от режиссуры? Я не о деньгах сейчас, я именно об удовольствии...
— К самостоятельным постановкам меня никогда не тянуло. Ведь режиссеру нужно нечто ЭДАКОЕ сказать людям! У меня грандиозных замыслов никогда не было.
— То есть вы избегаете деятельности, в которой не можете быть первым?
— Согласитесь, вы плохой повар, если считаете, что кто-то готовит лучше вас! Нельзя представить актера, который бы искренне хвалил другого. Такого просто не может быть. Поэтому я и ушел из актерской профессии — для меня успех или провал спектакля не имел никакого значения. Я был спокоен и даже удивлен, когда мне, практически Квакину, предложили сыграть Тимура. По большому счету мне все равно, что играть. Хотите — то, хотите — это.
Кстати, гонорар за «Тимура» мы с удовольствием прогуляли с моими товарищами в Риге. Спасибо режиссеру и всем остальным сумасшедшим, которые утвердили меня на эту роль.
Елена КУТЛОВСКАЯ