В лицо ее никто практически не знает. Лишь фамилия Тодоровская заставляет людей улыбаться: «Так вы его жена?» Нет, это он ее муж!
КРЕСТНАЯ МАТЬ СЕМЬИ ТОДОРОВСКИХ
За каждым великим мужчиной стоит великая женщина... Банальная в принципе фраза. Но от этого не менее актуальная. Кто знает, кем, например, стал бы наш замечательный режиссер Петр Ефимович Тодоровский, не будь с ним рядом его жены, Миры Григорьевны? Сам Тодоровский на этот вопрос отвечает однозначно: «Без Миры я мог бы только сидеть и писать сценарии. Или выйти на улицу и играть на гитаре».
— Мира Григорьевна, так это, оказывается, вас мы должны благодарить за все те фильмы, которые снял ваш знаменитый муж?
— Он, конечно, преувеличивает. Но, с другой стороны, мой муж человек страшно непрактичный. Он не умеет вертеться, как другие, — тут заработать, там получить. Это для него неважно. А я как продюсер помогаю ему, освобождаю его от разных организационных работ.
— А вы сразу стали ему помогать, как только поженились?
— Не сразу. Я ведь окончила Одесский институт инженеров морского флота и какое-то время работала по специальности: проектировала доки, эллинги. Даже несколько раз опускалась под воду в тяжелом снаряжении, чтобы следить за работами. Там же, в Одессе, я и познакомилась с Петром Ефимовичем. Я тогда участвовала в студенческой самодеятельности, и наш руководитель взял в репертуар песню Тодоровского. А Тодоровский возьми да приди послушать... В общем, он послушал-послушал, назвал меня шансонеткой Воляпюк и сделал предложение в тот же вечер.
— И вы сразу согласились? А подумать, потомить кавалера?
— А я подумала. Минут пять. Жених он видный был: красивый, умный, веселый. Работал оператором на Одесской киностудии, снял к тому времени «Весну на Заречной улице», «Два Федора», «Никогда» с Евгением Евстигнеевым в главной роли. Квартира у него была однокомнатная. Автомобиль «москвич»... Чего думать-то? (Смеется.)
— Ну и как вы уживались: кинооператор и инженер-лейтенант морского флота?
— После свадьбы я, естественно, влюбилась в кино.
— Почему естественно?
— Потому что кино — вещь заразная. Через какое-то время сменила профессию, стала писать сценарии для научно-популярных фильмов: про море, водолазов, корабли. По моим сценариям было снято более тридцати фильмов. Так что фактически мы с Петром Ефимовичем занимались общим делом. И потом, мне с ним всегда было очень интересно. Жили мы, правда, небогато. Все деньги уходили в основном на еду и выпивку — у нас в доме постоянно были гости. Все, кто приезжал на Одесскую киностудию, сразу шли к нам домой: Высоцкий, Кончаловский, Гердт, Окуджава, Тарковский... Из-за этих постоянных гулянок мой муж, кстати, и стал здорово закладывать за воротник. На пару с Олегом Стриженовым это делали, красавцы.
— Вы ссорились из-за этого?
— Да. Что мне пришлось пережить — один Господь Бог знает. Вообще я вам вот что скажу: в нашей семейной жизни, особенно по молодости, было все. Дело даже до развода доходило...
— Петр Ефимович сложный в быту человек?
— Нет. Он довольно скромный, покладистый, без каких-то особых запросов. Кроме того, он очень веселый. И шутками может сгладить острые углы. Конечно, иногда он шумит, кричит. Но я уже научилась не реагировать на это. Ну пошуми, пошуми — думаю.
— Валера в Москве родился?
— Нет, в Москву мы переехали — здесь снимался фильм «Фокусник», — когда ему уже было четыре года. Он, помню, всех потешал одесским говором. «Тетя Нюра, сколько часов?» — важно интересовался он у домработницы Зиновия Гердта, с которой часто оставался... В Москву мы переехали, честно говоря, ради сына. Сейчас Валера любит говорить, что сделал себя сам. Но я на это обычно отвечаю: «Ой, сынок... Если бы я не вышла замуж за Тодоровского, то наверняка вышла бы замуж за капитана. Родился бы ты, и мы бы тебя отдали в мореходку, как всех приличных мальчиков в Одессе. И сейчас ты бы не кино снимал, а ходил бы в загранку. А твоя жена сдавала бы привезенные тобой шмотки в комиссионный».
— Тем не менее женился он на сценаристке, на дочери Виктории Токаревой. В каком-то интервью Токарева даже сказала, что это именно вы выбирали себе невестку. Наташа, мол, вам понравилась, и только благодаря этому все было доведено до логического конца.
— Ой, ну что вы! Токарева так любит что-нибудь лишний раз присочинить — писательница все-таки! (Смеется.) Валера сам решал. Но я не была против.
— Итак, вы переехали в Москву ради сына. А чем еще вы занимались?
— Еще рукоделием.
— Не поняла... Супруга известного режиссера шапочки на продажу вязала?
— Не шапочки, но вязала. Видите вон тот торшер? Абажур для него я сама сделала. У меня даже были свои выставки. Как каждая советская женщина, я не выбирала: дом или работа? И работа, и дом! Ведь семьи работников кино жили в то время очень скромно, просто быть домохозяйкой я не могла себе позволить. Кстати, вращаясь в кругу тех, кто назывался народными умельцами, я познакомилась с макетчиками — людьми очень редкой, практически забытой профессии. Они меня и уговорили выкупить макет-диораму Москвы, изготовленную к «Национальным дням СССР в Америке». Макет этот собирались списать и уничтожить. Но я нашла деньги и выкупила его.
— А зачем это вам было нужно?
— Не знаю. Тогда мною двигало одно желание: спасти немыслимую красоту и уникальность. Макет ведь объехал весь мир. Его перевозили в двенадцати контейнерах, каждый из которых был длиной более десяти метров. Он получил золотую медаль Всемирной выставки в Лейпциге, в Лос-Анджелесе люди по несколько часов выстаивали в очереди, чтобы его увидеть. Но началась перестройка — и этот шедевр, единственный макет Москвы, оказался никому не нужен. Им никто не заинтересовался до сих пор. Реальная его стоимость — два миллиона долларов. Но у меня на балансе как мое имущество он числится в сумме около трехсот тысяч долларов. Я в свое время забрасывала письмами московских чиновников, очень надеялась, что город купит диораму за эту минимальную сумму к 850-летию Москвы, но, увы... Сейчас макет пылится в одном из павильонов на улице Наметкина, мне его забрать некуда, хотя моя фирма и платит за его хранение.
— Кстати, о фирме. Ей, насколько я знаю, уже более десяти лет.
— Да, кинокомпания «Мирабель» была создана в 1992 году. А продюсером (фактически, но не формально) я стала еще в 1989 году на картине «Интердевочка». Тогда и понятия такого не существовало. Но я нашла сценарий «Интердевочки», нашла режиссера, деньги для фильма, шведских партнеров... Короче говоря, разработала проект, как это и делает настоящий продюсер. Шведский инвестор вложил в фильм около 200 тысяч долларов. На эти деньги была снята шведская часть фильма. Шведы меня и сделали продюсером со своей стороны. Я сделала для них короткую версию картины. В общем, дебют мой состоялся. Хотя Досталь, директор «Мосфильма», помню, кричал: «Ну какой вы продюсер? Поезжайте в Голливуд и там работайте продюсером. А у нас в СССР нет такой профессии!» А сейчас Досталь — на минуточку! — президент Российской гильдии продюсеров.
— Смешно... Так что же это получается — вы были не только первой советской женщиной-продюсером, но и первым советским продюсером вообще?
— Получается так. Хотя в титрах меня нет (Досталь этого не позволил), но я считаю «Интердевочку» своей первой работой. Тогда уже был хозрасчет, «Мосфильм» охотно забрал мой проект, и в прокате «Интердевочка» только по России собрала более 20 миллионов долларов. Представляете, сколько бы я заработала, если бы была официальным продюсером этой картины?
— Сколько?
— Много. Продюсер, в зависимости от договора с инвестором, является относительным хозяином картины, прав на ее прокат, тиражирование, трансляции по телевидению... Поэтому, когда появилась возможность, я, конечно, тут же создала «Мирабель». Фильмы, снятые моей телекомпанией, довольно известны: «Анкор, еще Анкор!», «Ретро втроем», «Жизнь забавами полна» Тодоровского, «Сентиментальный гротеск» Марианны Таврог, «Тайна Жены и Зверя» Бориса Бланка... Но я горжусь не только этим. Я горжусь тем, что как продюсер ни разу не остановила ни одну свою картину. Ни разу не задержала зарплату или гонорар, чего бы мне это ни стоило...
Фильм «Какая чудная игра», например, снимался в очень тяжелых условиях. Бюджет его был очень маленьким, и актеры согласились сниматься за символические гонорары. Лариса Удовиченко, помню, тогда сказала: «Мира, а другие продюсеры спонсоров как-то находят. Вот у меня, например, много знакомых, которые просто мечтают финансировать съемки кино». Я ответила: «Лариса, обещаю вам: если вы найдете спонсора, то все деньги, которые он вложит в фильм, я потрачу на гонорары актерам». Начались съемки, и я напомнила ей о нашем разговоре. Лариса вздохнула: «Мира, теперь я понимаю, как тяжело быть продюсером. Все хотят с тобой только поужинать, за коленку подержаться. А деньги на кино никто не дает». Кстати, после того, как картина была закончена и я поняла, что выкрутилась с деньгами, то оставшуюся сумму разделила и выплатила ведущим актерам — по одной тысяче у.е. Они до сих пор это помнят.
— А своему мужу вы зарплату платите?
— Да, он получает у меня зарплату. И при этом все время угрожает, что уйдет от меня к другому продюсеру, который заплатит ему больше как автору, режиссеру и одновременно как композитору фильма.
— И что же не уходит?
— От меня?.. От меня он боится уйти.
— Звучит зловеще...
— Ну пусть попробует найти хорошего продюсера, сработаться с ним. Продюсеры ведь обычно держат режиссера в жестких рамках. Такой продюсер Тодоровскому бы только мешал и в конце концов довел бы его до инфаркта.
— А вы не в жестких рамках его держите?
— Ну я жесткий продюсер, конечно. Меня даже шутя называют крестной матерью семьи Тодоровских. Но я не просто продюсер — я жена, и во всем иду своему мужу навстречу. Вот нужен ему кран для съемок, и все тут. Вынь да положь! Сначала я проверю, действительно ли нужен кран, а если нужен, он его получит. Главным лозунгом продюсера должно быть: «Ничего в ущерб качеству фильма». Но он, со своей стороны, тоже проявляет понимание и готов снимать кино за довольно скромные деньги. Но иногда ворчит: «Когда продюсер собственная жена — это кошмар. Четырнадцать часов проведешь на площадке, идешь домой, а там... все то же кино».
— А это сложно: и на работе, и дома быть вместе?
— В какой-то мере сложно, в какой-то проще. Муж понимает, что я как близкий ему человек заинтересована в его успехах и сделаю для съемок фильма все возможное и невозможное. Но сохранять деловые отношения на работе и не говорить о работе дома у нас не всегда выходит. Да и незачем, наверное. Мы так живем и работаем, и у нас неплохо вроде получается. Все свои последние фильмы Петр Ефимович делал со мной. Вот совсем недавно мы закончили съемки фильма «В созвездии Быка». В основу этой картины легли события Сталинградской битвы. Дался нам этот фильм тяжело. Мы прошли три экспедиции. Я три года буквально тащила на себе пять быков. Мы не только ухаживали за ними, но и содержали, дрессировали... Какой кошмар — эти быки! Это же не собачки из цирка. Такая своенравная скотина — ты их посылаешь в одну сторону, они тут же идут в другую. Но это еще полбеды. Самое страшное — это погода. Зима, степь, ветер, мороз 35 градусов. А тут мы со своей аппаратурой, которая не работает при таких условиях.
— Петр Ефимович вообще «зимний режиссер» какой-то! Если не считать «Интердевочки», конечно.
— Да, сценарии к его фильмам «Городской романс», «Военно-полевой роман», «Анкор, еще анкор!», «Какая чудная игра» начинаются с одного слова: «Зима». (Смеется.)
В фильме «В созвездии Быка» это слово вообще было основным. И тем не менее мы несколько раз останавливали проект из-за того, что не было снега. Первый раз мы поехали под Саратов из-за того, что в Москве не было снега. Но именно в ту зиму все было наоборот: снег был в Москве, а не в Саратове. Но мы построили деревню, засыпали ее нафталином, измельченным пенопластом и, как могли, сняли.
На следующую зиму мы выехали в Серебряные Пруды под Москвой, построили новые декорации. А снега все нет и нет! Вы представляете, что это для продюсера, когда нет погоды? «Мосфильм» берет огромные деньги за аренду съемочной аппаратуры, отвезти назад ее мы не можем — вдруг снег пойдет? В общем, я сидела и понимала, что каждый день простоя стоит мне очень дорого. А кульминация всего этого была просто ужасной. Мы решили прекратить экспедицию, все вернулись в Москву. Реквизит сдали на хранение, быков пристроили в одной деревне... И вдруг мне в начале марта звонят из Прудов: «Пошел снег!!!» И я опять беру всю технику, всю экспедицию. Мы выезжаем на место, прокладываем дороги в снегу, чтобы снимать возле наших декораций... Заканчиваем подготовку почти ночью, на шесть утра назначаем съемку. А в пять утра пошел теплый дождь...
— Кошмар...
— Знаете, я лежала и плакала. За этот очередной выезд я впустую потратила более восьмидесяти тысяч долларов.
— Но фильм все-таки сняли?
— Да, досняли на следующий год. Уже был снег, мороз. Все, как надо. Даже с перебором — теперь уже замерзала камера.
— О господи! Какая же сложная у вас работа, нервная.
— Не то слово! Кино — это такие переживания! Надо быть фанатом кино, чтобы его снимать практически за копейки. В готовой картине, разумеется, заключена немалая прибыль, но у нас сейчас нет нормально функционирующего кинорынка, чтобы эту прибыль получать. Вот муж хочет снимать новую картину, но я ему говорю: «Нам не на что сейчас снимать». Ведь даже если его проект пройдет в Госкино, нам все равно нужно будет ждать финансирования до 2006 года, представляете? Так что мужу я говорю, чтобы он пока играл на гитаре, записывал музыку. Вот сейчас он будет записывать диск «Ретро вдвоем-2»...
— Это прибыльное дело?
— Нет, что вы. Это так, для души. Петр Ефимович получает за это не деньги, а диски, которые мы дарим друзьям.
— Еще один вопрос, который я просто обязана задать. Вот вы прожили вместе с Петром Ефимовичем более сорока лет. Скажите мне, пожалуйста, что главное в семейной жизни?
— Ну не всем женщинам повезло так, как мне...
— А вам повезло?
— Конечно! Мой муж — совершенно необыкновенный человек! Мне с ним всегда интересно. Он не старик для меня. Я его вижу все тем же красавцем, который однажды пришел к нам в клуб на репетицию... И нравится он мне по-прежнему. Даже сильнее.
— Это что ж получается — с годами чувства только крепнут???
— Конечно. Семейная жизнь — это ведь не только постель. И это большое счастье — радоваться своему супругу всю жизнь, всегда. И в двадцать, и в пятьдесят, и в сто лет... Вы молодая, еще не догадываетесь, как это страшно — оказаться на старости лет в одном доме один на один с человеком, с которым ты прожила сорок лет и который тебе безразличен... Ведь если ты ради семьи, ради замужнего статуса или ради детей просто терпела присутствие мужа, то в старости он тебя начинает раздражать. Раздражает все: как он ест, как ходит, как от него пахнет... Ничего хуже быть не может. У нас есть много таких знакомых: он живет у сына, она живет у дочки, потому что переносить друг друга не могут.
— Значит, главное в семейной жизни — это...
— ... любовь.
Наталья РАДУЛОВА