В этой детективной истории, случившейся в Париже в конце XIX века, перемешались все элементы авантюрного жанра: убийство и секретные службы, бомбисты и дуэль в Альпах, коварные женщины и джентльмены
Мопассан имеет прямое отношение к этому детективу. Журналист Жорж Лабрюйер стал прототипом героя «Милого друга» Жоржа Дюруа Лабрюйер отправился в редакцию Eclair и попросил три тысячи франков авансом «под сенсацию». Редактор газеты был вполне уверен если не в самом «милом друге», то уж точно в Северин, а потому приказал выдать требуемую сумму
Бывший шеф корпуса жандармов и пензенский губернатор отставной генерал Селиверстов после официального выхода в отставку частенько приезжал в Париж и подолгу жил в Hotel de Bade на Итальянском бульваре. Камердинер генерала 6 ноября 1890 года обнаружил своего барина тяжело раненным пулей в голову, сидящим у письменного стола. Спустя сутки генерал скончался, не приходя в сознание.
Расследуя это убийство, парижские сыщики довольно скоро взяли верный след. Камердинер генерала и портье отеля рассказали, что тем утром к генералу приходил молодой человек, говоривший по-французски с заметным акцентом. По словам портье, он сказал, что принес генералу приглашение на бал, который должен состояться во франко-русском салоне на улице Рояли, и прошел в номер. При обыске в номере убитого генерала действительно нашли это приглашение, и полиция отправилась в салон.
Франко-русский салон, разместившийся в помещениях института языков Рюди, основал некий господин Берков, русский подданный и «известный путешественник-пешеход», желавший таким образом «оказать помощь французам в изучении русского языка в непринужденной обстановке свободного общения». В газетах давались объявления о найме преподавателей русского языка для этого салона. Но, кажется, никто из французских гостей не выучил по-русски ни единой строки, поскольку в основном туда приезжали, чтобы «приятно провести время в непринужденной обстановке».
На самом деле салон в институте Рюди был одним из тех заведений, которые учреждают для своих нужд секретные службы, чтобы иметь возможность в непринужденной обстановке выуживать интересную информацию из разговоров гостей, вербовать среди них агентов и встречаться с уже завербованными. Французские полицейские были осведомлены о том, что за франко-русским салоном стоит охранное отделение Российской империи. Известно им было также, что тихий и незаметный «пензенский губернатор в отставке» Селиверстов возглавлял агентурную сеть русской тайной полиции во Франции, действовавшую с разрешения правительства республики.
За что убили генерала Селиверстова? Основная версия — месть со стороны русских эмигрантов, членов экстремистских групп, осевших в Париже. За год до того, в 1889 году, во Франции ликвидировали опасную группу террористов, и главную роль в этой операции сыграл агент охранки некто Ландзен.
Он прибыл в Париж с рекомендательными письмами от нескольких видных участников российского революционного движения. Эмигранты приняли его в свою среду, а Ландзен, называясь инженером, выдавая себя за сторонника террора, «располагавшего некоторыми средствами, которые готов пожертвовать для борьбы», скоро познакомился с несколькими радикальными народовольцами. Он фактически возглавил эту группу, и на деньги, полученные от него, террористы на улице Гобеленов арендовали квартиру, где разместили лабораторию, закупили химические вещества для взрывчатки и стали готовить бомбы, которые испытывали в лесу под Парижем. Конечной целью группа объявила цареубийство во время визита русского императора в Париж. А пока наиболее ретивых участников дела стали отправлять с бомбами в Россию, но на границе бомбистов уже поджидали русские жандармы.
Потом в руки французской полиции были переданы сведения о ядре группы, лаборатории и полигоне. Более десятка русских заговорщиков были схвачены с готовыми бомбами и динамитом в подпольной лаборатории. Их судили и приговорили к срокам заключения от года до пяти. Ландзену дали пять лет каторги, но лишь заочно, потому что отыскать его не удалось — он исчез за день до арестов.
Он был агентом Селиверстова, который также покинул Францию на время процесса бомбистов.
Напуганный событиями и визитом полиции хозяин салона на улице Рояли, господин Берков, подтвердил, что действительно направлял молодого человека по фамилии Подлевский к генералу Селиверстову. Про личность подозреваемого удалось узнать немного.
Станислав Подлевский, поляк по крови, родился в России, под Киевом, в 1857 году. Его родители владели имениями на Украине. Во время восстания поляков в 1863 — 1864 годах дядю и кузена Станислава расстреляли, а его, еще совсем ребенка, вывезли к тетке в Галицию, откуда семья вернулась в Россию лишь после подавления мятежа. Подлевский добровольцем воевал в Сербии, потом жил в Швейцарии, сотрудничая с тамошними социалистическими изданиями. Как опасного политического преступника его выдали в Россию. Он, чтобы избежать высылки в Сибирь, симулировал сумасшествие и какое-то время находился на излечении в варшавском доме для умалишенных. Выйдя оттуда в январе 1890 года, он перебрался в Париж, где перебивался случайными заработками.
По газетному объявлению Подлевский пришел в салон Беркова, рассчитывая получить место учителя, и здесь познакомился с Селиверстовым. «Подлевский проработал у меня в салоне не больше недели, — рассказывал Берков сыщикам, — он плохо говорил по-французски, но господин Селиверстов принял в судьбе Подлевского большое участие и попросил меня принять его на службу, обещая помогать ему с заработком».
Полицейские были уверены: Подлевского скоро арестуют. Нищему эмигрантишке, коряво изъясняющемуся на французском, зимой в чужом городе спрятаться было негде. Но дни шли за днями, а Подлевский не находился. Пресса, позубоскалив над нерасторопностью полиции, уже успокоилась, парижане стали забывать о загадочной смерти русского генерала, как вдруг парижская газета Eclair разразилась статьей «Как я увез убийцу генерала Селиверстова», подписанной именем Жоржа Лабрюйера — «милого друга» блистательной журналистки Северин, послужившего прототипом мопассановского Жоржа Дюруа, героя романа «Милый друг».
Лабрюйер родился в Париже. Когда ему исполнилось 14 лет, сбежал и поступил в армию, сражавшуюся с прусаками. Приписав себе три года, Жорж поступил в пехотный полк, с которым прошел войну. Участвовал в сражении при Бурже, был награжден за храбрость. После войны вступил в 10-й гусарский полк, расквартированный в Лионе, но жить в казарме не пожелал и подал прошение о переводе в Африку.
Провоевав несколько лет в Северной Африке, он вернулся в Париж и поступил на работу в газету Evenement. Его, как человека «с богатым африканским опытом», командировали в Тунис в качестве специального корреспондента. На этом поприще он стяжал настоящую журналистскую славу: после взятия крепости Сиди-Абдалла-Бен-Джемель Лабрюйер, презрев все опасности, бежал в течение шести часов почти беспрерывно, преодолев 80 километров, и все для того, чтобы добраться до телеграфа и дать статью в свою газету раньше, чем ее получат правительственные агентства. В тот раз он выиграл — его газета вышла с сенсацией раньше остальных!
Возвратившись из Туниса, Лабрюйер стал репортером «на вольных хлебах» (стрингером, как назвали бы его сейчас). Жорж «совал нос не в свои дела», выхватывая сенсацию за сенсацией, которые щедро оплачивались газетами. Конечно, так он нажил себе как горячих поклонников, так и отчаянных недругов. С последними он особенно не церемонился: просто бил им морды и вызывал на дуэль.
На страницах Eclair Лабрюйер в трех сенсационных статьях рассказал о том, как Подлевский застрелил русского генерала.
Селиверстов, пользуясь крайней нуждой того в деньгах, собирался распоряжаться им как наемным шпионом и заставлял следить за польскими и русскими эмигрантами. Не видя для себя иной возможности отвязаться от этих малопочтенных обязанностей, он, придя в отель за очередным заданием, выбрал момент, когда генерал писал для него инструкцию, и выстрелил в голову. Тихий хлопок из миниатюрного револьвера «дамского» калибра трудно было различить даже в гостиной генеральского номера.
Из отеля Подлевский ушел беспрепятственно и через цепочку знакомых оказался у Северин, которая слыла женщиной, способной на многое. Она приняла его, внимательно выслушала и обещала помочь.
Посовещавшись с Жоржем Лабрюйером, Северин предложила следующий план: Лабрюйер, пользующийся репутацией забияки и записного дуэлянта, распускает слух о своей очередной дуэли, которая должна состояться где-то вблизи границы с Италией; по дуэльным правилам его должны сопровождать секунданты и непременно врач; вот в качестве врача-то и должен будет выехать из Парижа Подлевский. Оставалось только раздобыть денег для покрытия расходов по организации побега и Подлевскому на дорогу до Америки. Но за этим дело не стало: Лабрюйер отправился в редакцию Eclair и попросил три тысячи франков авансом «под сенсацию». Редактор газеты был вполне уверен если не в самом «милом друге», то уж точно в Северин, а потому приказал выдать требуемую сумму.
Отправляясь «дуэлировать в Альпы, на итальянской территории», участники заговора совершенно открыто прибыли на вокзал, где состоялось трогательное прощание Лабрюйера с Северин и многочисленными друзьями, пришедшими проводить Жоржа. Никто из провожающих не обратил внимания на невзрачного, молчаливого доктора, ехавшего вместе с их «милым другом».
До границы с Италией они добрались без приключений. Подлевский пересек границу по подложным документам, которыми его снабдили в Париже друзья. Проводив его до Турина, Лабрюйер вернулся в Париж и засел за статью. Как только от беглеца пришла телеграмма, извещавшая, что он в безопасности, в Eclair появилась статья, как ему помогли бежать из Франции.
После публикации разразился страшный скандал! Газеты наперебой обвиняли социалистов в потакании террористам, полицию — в нерасторопности, правительство — в бездеятельности, Лабрюйера — в авантюризме, а друг друга — в перевирании фактов. Видя, что дело принимает нешуточный оборот, одни друзья беглеца скрылись, остальных же участников авантюры отдали под суд. Основной удар пришелся по Лабрюйеру.
Оказалось, что председательствующий в 9-й палате исправительной полиции мсье Тутэ, которому поручили разбирательство обстоятельств побега Подлевского, был одним из самых больших недоброжелателей «милого друга» в Париже. И при этом — «восходящая звезда» французского суда, любимец публики. Тутэ вел себя нагло и развязно в отношении «жалкого репортеришки». Председатель палаты подверг журналиста унизительному допросу, допытывался о доходах, на которые он существовал и, наконец, совсем забывшись, прочел вслух несколько анонимных писем, пришедших на его адрес, в которых Жоржа Лабрюйера называли «литературным альфонсом мадам Северин». Словом, все выглядело так, словно основная задача разбирательства — не выяснение обстоятельств побега польского эмигранта, убившего в Париже резидента русской тайной полиции, а выявление морального облика Лабрюйера.
Творческий тандем «Северин — Лабрюйер» в Париже недолюбливали многие. Про нее говорили, что она «талантлива, но занимается не женским делом», а Жоржа Лабрюйера и впрямь многие считали «литературным альфонсом мадам Северин», но только вслух это произносить никому не рекомендовалось. Болтунов Жорж немедленно вызывал на поединок.
В случае с мсье Тутэ свобода действий Жоржа была связана законом, и потому в дело вступила Северин, чье бойкое перо было еще опаснее пистолетов «милого друга». Вскоре все газеты, с которыми сотрудничала Северин, запестрели статьями, посвященными Тутэ. Вся его семейная жизнь, жизнь жены, жизни их родственников были вывернуты наизнанку и представлены в мельчайших подробностях на общественное обозрение. Служебная карьера Тутэ была ревизована от школьной скамьи, и все предосудительное, что было обнаружено или могло таковым показаться, в газетах раздулось, раскрасилось кричащими красками и обратилось против Тутэ. В короткий срок он превратился в притчу во языцех, от него шарахались, водить знакомство с ним стало опасно: можно было привлечь к себе внимание буйствовавшей на страницах газет Северин. Начальство Тутэ «от греха подальше» перевело его в другое отделение, потом его понизили в должности. Это был крах, которого бывший председатель не перенес: его карьера, выстроенная многими годами безупречной службы, рухнула, не выдержав атаки Северин. Тутэ умер, оплеванный и всеми забытый. Всеми, кроме самой Северин, поместившей язвительный некролог на его кончину.
Лабрюйеру дали год тюрьмы, но он подал кассационную жалобу, и после пересмотра дела наказание ему отменили.
Как потом уже выяснилось, сбежавший Подлевский, выбравшись из Франции, отправился на Сицилию, оттуда на Мальту и через Гибралтар выехал в Лондон. Далее путь его лежал в США, где он вскоре погиб при весьма загадочных обстоятельствах: труп Станислава Подлевского нашли в парке города Сан-Антонио, штат Техас. Одет Подлевский был как нищий, на его теле обнаружили три огнестрельные раны, возле трупа валялся револьвер. В его карманах нашли паспорт на имя Отто Гоудера. Этот случай объявили «самоубийством на почве нищеты и отчаянья», хотя в газетах глухо говорили о том, что при Подлевском должны были быть какие-то важные документы, похищенные им в номере Селиверстова, чуть ли не списки заграничной агентуры охранного отделения. Но разбираться в этом никто не стал, и продолжения истории не последовало.
Как не последовало и продолжения «Милого друга», хотя автор его был еще жив в то время, когда развернулись события вокруг Селиверстова, Лабрюйера и Подлевского. Но несчастный Ги де Мопассан писать что-либо был уже не в состоянии — сифилис разрушал его нервную систему, и романист потихоньку доживал свой век в комфортабельном санатории «с психиатрической специализацией».
Валерий ЯРХО