ГРАЖДАНЕ ПОДНАДЗОРНЫЕ

Советский человек верил, что за ним следят и очень возмущался. Теперь действительно за всеми следят, и это считается признаком цивилизованного общества. Кто и как наблюдает за нами? И как мы реагируем на это?

ГРАЖДАНЕ ПОДНАДЗОРНЫЕ

Жители Тверского района Москвы первыми почувствовали, каково это — днем и ночью находиться под присмотром видеокамер. Столичный градоначальник обещает, что скоро под наблюдением окажется и весь город.

Обычный американец, если он не маленький ребенок и не глубокий старик, попадает в объектив видеокамер — в магазинах, банках, на заправках, в своем офисе — примерно по 10 раз на дню. Об этом постоянно твердили (видимо, с психотерапевтической целью) еще полтора года назад, когда на жителей пригородов Вашингтона охотился маньяк со снайперской винтовкой, и в людей старались вселить уверенность, что убийцу рано или поздно вычислят с помощью видеокамер. Наверное, после событий 11 сентября эта статистика безнадежно устарела. Старушка-Европа тоже не отстает. Один находчивый муниципалитет небольшого города в окрестностях Лондона раз в пять снизил уровень преступности, установив у себя на улицах примерно две сотни камер, сверяющих полученные изображения граждан с базой данных подозреваемых и известных преступников (при совпадениях автоматически извещается полиция). Но дальше всех, похоже, зашли в Сингапуре — там камеры следят даже за теми, кто бросает мусор не туда, куда положено, а где придется. А одно время сингапурцы всерьез обсуждали, не установить ли им камеры слежения в коридорах и лифтах присутственных мест, на автостоянках, в парках, а также прочих общественных местах, чтобы транслировать происходящее по каналам кабельного телевидения для всех желающих. Чистой воды маразм — все следят за всеми.

Так что мы, судя по всему, в самом начале пути к стандартам вселенской слежки. И хотя администрации больших российских городов в последнее время не жалеют бюджетных средств на присмотр за гражданами и для их же, разумеется, пользы берут под наблюдение места массового скопления людей — площади, станции метро, вокзалы, однако следить за целым городским районом никому, кроме столичных властей, в голову еще не пришло. Пока. Но когда опыт первого столичного поднадзорного района Москвы, как обещает московский мэр, распространится на весь город, глядишь, и последователи найдутся.

Не стоит ли в таком случае заранее разобраться, кто, как и зачем будет за нами приглядывать? Так сказать, понаблюдать за наблюдающими? С этой целью корреспондент «Огонька» и наведалась в ничем вроде бы не примечательное здание неподалеку от Садового кольца, из вывески на фасаде которого следовало, что именно отсюда и следят за жизнью подопытного Тверского района.

Чуть ли не на пороге Центра видеонаблюдения меня встретила замруководителя Тверского ДЭЗа Татьяна Катышева. Вместе с руководителем центра Галиной Зотовой она быстро ввела меня в курс дела.

Мысль в порядке эксперимента установить камеры у подъездов целого района, как оказалось, у властей созрела еще в 1999 году, сразу после того, как в столице взорвали два жилых дома. Москвичи тогда срочно заводили консьержек, но не в каждом подъезде можно было оборудовать место для дежурства, и дома стали охраняться ЧОПами в режиме патрулирования. Но это оказалось дорого и неэффективно. К тому моменту уже имелась возможность, используя отечественные технологии и видеокамеры специального, антивандального образца, заменить 48 консьержек всего одним оператором у мониторов. Что в Тверском и сделали, как только город дал «добро». Теперь за всеми 1012 подъездами всех 464 муниципальных домов района постоянно следит смена, состоящая из 21 оператора, аналоги которой создаются практически во всех районах Центрального округа. Правда, и консьержки у тех, кто захотел, остались.

Стоила система немалых денег — 25 миллионов рублей, которые отпустили из своих внебюджетных фондов префектура Центрального округа и Тверская управа. Видеонаблюдение за одним подъездом обходится в 1002 рубля в месяц, но жителям оно ничего не стоит — за них платит столичный бюджет. Информация с камер записывается посредством цифрового сжатия на жесткий диск, чтобы в случае чего ее могли «снять» органы внутренних дел или другие городские службы.

Стоп. Значит, любые городские службы в любой момент могут «снять» интересующую их информацию об интересующих их гражданах, если таковая окажется в архивах Центра видеонаблюдения?

— Нет, — ответили мне. — Это возможно организовать, но только по официальному запросу. Например, из отделения милиции. В центр приходит сотрудник милиции, называет адрес и время, и ему находят нужные кадры. В принципе сотрудники ОВД могли бы получать интересующую их информацию прямо на свои компьютеры, но это не практикуется, потому как информация, полученная с помощью видеонаблюдения, считается конфиденциальной.

Как будто специально в подтверждение этих слов дверь в ближайшую операторскую комнату отворилась, и в правом углу, рядом с оператором, обнаружилась спина человека в милицейской форме.

— Иногда приезжают по несколько раз в день, бывает, что и ночью, и в 5 утра, у нас на территории два отделения милиции, — предупредила мой вопрос руководительница центра. — И ГИБДД тоже наведывается. Серьезные люди с Петровки заходят — крупные дела ведут, не всегда и скажут, какие архивы смотрели.

— Вы знаете, что с нашими камерами криминала в районе процентов на 50 меньше стало? — теперь уже спрашивали меня. — В прошлом году за четыре дня майских праздников ни одной квартирной кражи не было в районе. Ни одной, представляете? И это когда люди уехали на дачи.

Вот она, непредсказуемая человеческая жизнь, о которую разбивается любая кабинетная теория, подумалось мне. Устанавливая «наружку», чиновники в Тверской управе намеревались ведь прежде всего защищать граждан от террористов, а также защищать от самих граждан общественное имущество вроде домофонов, лавочек и дверей. А вышла совсем другая польза.

— Вот на днях коляску детскую утащили от подъезда, — словно откликаясь на мои мысли, продолжала Галина Зотова. — Родители коляску вывезли и пошли за ребенком, вернулись, а коляски нет. Так участковый тут же приехал к нам, просмотрел архив и опознал в похитителе местного бомжа.

Где это видано, отметила я про себя, чтобы наш московский участковый взялся за поиски какой-то пустяковой коляски? Фантастика. Чистая фантастика. Тут не захочешь, а побежишь и попросишь у властей, чтобы и тебя тоже поставили под наблюдение.

Причем «наблюдающиеся» в центре вряд ли представляют, кто именно за ними следит. А следят за ними исключительно женщины. Среди 88 операторов всех четырех смен, сообщили мне, нет ни одного мужчины.

— Неужели совсем ни одного?

— А какой мужик здесь выдержит? — искренне удивилась начальница центра. — Вот вы можете представить мужчину, который 12 часов подряд смотрит на монитор?

И она открыла дверь в операторскую.

А теперь вообразите комнату размером примерно в 14 квадратных метров с восемнадцатью установленными по периметру мониторами и шестью женщинами, теснящимися на свободном от техники скудном пространстве. Именно так и выглядят операторские комнаты Центра видеонаблюдения Тверского района, в которых не выживают мужчины. А женщины, они выживают, даже если приходится следить за тремя мониторами одновременно, на каждом из них — по 16 маленьких картинок, а смена длится 12 часов.

— Вы же понимаете, как это удобно женщине, — объясняет мне оператор по имени Лена. — Сегодня я дежурю с 9 утра до 9 вечера, завтра выхожу в ночь, потом два выходных. А в работе моей главное — внимание, картинки на мониторах все время меняются, что-то можно пропустить. Пока картинка на экране в желтой рамочке, на нее можно не смотреть, ничего там не происходит. Как только камера засекла движение, рамочка начинает светиться красным.

— Можно увеличить вот эту красную рамку? — прошу я у одной из ее соседок. На картинке видна нечеткая человеческая фигура, стоящая у подъезда. Оператор щелкает компьютерной «мышкой», и я различаю длинные волосы, очки и сигарету. Знакомые этой девушки, наверное, ее бы узнали. Что же получается, что, увеличив на экране абстрактную человеческую фигуру, можно узнать в ней, например, своего соседа? Однако ни Лена, ни ее соседки по комнате, одна из которых когда-то работала в ГУМе завотделом, на «своих» улицах, за которыми не первый месяц наблюдают, сами не живут и даже никогда по ним не ходили.

А добрая половина операторов — вообще неместные. Одна, например, приезжает на работу из Владимирской области, другая путешествует из Павловского Посада.

— Какие же события оператор никак не должен упустить? — интересуюсь я.

— Ну как, если драка начинается, вещи разгружают или погружают, сумка бесхозная у подъезда стоит или просто подозрительные личности у домофона крутятся.

— Увидели, и что дальше?

— Вызываем экипаж из отдела вневедомственной охраны. Они на месте разбираются. Вчера было три вызова, позавчера — шесть.

Конечно, операторы не имеют права разглашать конфиденциальную информацию, подписку давали, но мне рассказывают историю, о которой говорить уже можно. О мужчине, которого в собственной квартире убили и ограбили, а украденное вывезли на его же BMW. В центр тогда приезжали милиционеры, в архиве нашлась запись, на которой было видно, что к машине подошли мужчина и женщина с сумками в руках, сели в нее и уехали. Сообщников в итоге уличили. Мирно севшая в машину убитого женщина оказалась наводчицей, которую он взял в дом прислугой.

— Так что даже если мы не видим самого преступления, преступника все равно можно прижать к стенке, — резюмируют операторы. — Камера записывает, кто вошел в дом, в какое время, когда вышел.

А оператор Лена недавно увидела, как человек схватился за сердце и пополз по стенке. И тут же вызвала «скорую».

Словом, все здесь считают свою работу исключительно полезной и важной. А что считают граждане, за которыми наблюдают? Те, для кого в начале эксперимента прикрепили таблички «Ваш подъезд находится под охраной централизованной системы видеонаблюдения»?

Бывает, конечно, что они отвинчивают камеры, но не из принципиальных соображений, а в надежде выгодно продать. Ни одного гражданина, протестующего против вторжения в свою личную жизнь, в районе пока что не замечено. Напротив, дирекция высотных зданий и ЖСК, за которыми Центр видеонаблюдения пока еще не следит, потому что дома у них не муниципальные, забрасывают Тверскую управу просьбами и их тоже взять под наблюдение, — об этом сообщила мне чиновница ДЭЗа.

— А если жители захотят, чтобы за ними следили еще и в подъездах, и лифтах, — сказала она на прощание, — то мы и это обеспечим. Есть у нашей системы такая возможность.Правда, платить за дополнительные камеры им придется самим.

Граждане насчет возможностей системы уже проинформированы, правда, пока не отреагировали. Но почитаешь криминальные сводки городских газет, точно поверишь, что непременно надо взять под охрану все, что возможно. Не только лифты, но и чердаки, и подвалы... Вот только если идею всеобщей слежки довести до логического конца, наблюдающих за чужой жизнью в этом городе может оказаться больше, чем живущих своей собственной.

Наталья ДАВЫДОВА

Участники нашумевшего проекта «За стеклом» о том, что такое жить под наблюдением Александр:— Мы все очень быстро привыкли к тому, что за нами круглосуточно наблюдают. Новые ощущения, связанные с присутствием камер, закончились дня через три. Потом мы просто перестали обращать на них внимание, разве что девушки иногда прятались от них, так сказать, в целях личной гигиены. Постоянное наблюдение не доставляло никакого дискомфорта или неудобств. Да, я понимал, что за мной наблюдают, и просто сдерживал себя в некоторых случаях. Например, старался не очень громко материться. По сути, не камера следит за вами. Из-за нее вы сами начинаете следить за собой, стараетесь не делать того, что бы вы сделали в одиночестве. Кроме того, я понимал, что меня видят люди, и, конечно, в какой-то степени ей подыгрывал, но это не было «жизнью на камеру». Привыкнуть к тому, что за тобой наблюдают, действительно можно, и если повсюду установят камеры, то люди очень быстро перестанут их замечать. Но если в шоу я пришел сам и был готов к постоянному наблюдению, то в реальной жизни, я, как человек, имеющий некоторый опыт подопытного, против этого. Оля: — В видеокамерах, наблюдавших за нами, для меня не было ничего нового. Похоже, наше поколение привыкло быть всегда на виду в прямом и переносном смыслах. И тем не менее после того, как шоу закончилось, мне было сложно «выйти из кадра». Первые дни я ходила по городу с опаской: мне казалось, что я все еще там.