УЧЕНИКИ ШКОЛЫ КАПИТАЛИЗМА

1 Мая, кто не помнит, — День международной солидарности трудящихся. Солидарные трудящиеся — это профсоюзы. Один из парадоксов развитого общества состоит в том, что без нормальных профсоюзов капитализма не построишь. Но есть ли у нас сейчас профсоюзы и чем они занимаются? Опрос «Огонька» показал, что ответить на эти вопросы почти никто не смог

УЧЕНИКИ ШКОЛЫ КАПИТАЛИЗМА

В России существует два вида профсоюзов: официальные, структурированные в партию власти, и рабочие, которые независимы от государства и хозяев предприятий. Одни богатые, другие бедные. Одни лояльны ко всему, что не задевает их коммерческих интересов, другие находятся в состоянии постоянной готовности к конфликту. Потому что в стране полным ходом идет строительство капитализма, а в нем, как говорили классики, труд противостоит капиталу.

Ну кто из нас в прошлой жизни не был членом профсоюза? Ты мог по каким-то причинам не быть комсомольцем, пионером и даже октябренком, но пройти мимо профсоюзной организации редко кому удавалось. На работе тебе выдавали книжечку — профсоюзный билет — и ежемесячно вычитали из зарплаты взносы. Таким образом ты автоматически становился «трудящимся» и поступал в «школу коммунизма». В ней «училось» почти все взрослое население страны.

Хотя профсоюзы и называли «приводным ремнем партии», они всегда были вне политики. Профкомы занимались распределением льготных путевок в санатории и дома отдыха, организацией детского летнего отдыха, экскурсиями, новогодними елками и прочей «социалкой». Этим они и запомнились. Конфликт профсоюза с администрацией был немыслим (разве что председатель профкома мог что-то не поделить с директором), потому что выполняя функции социального отдела предприятия, профсоюз являлся органом госвласти.

«Приводной ремень» лопнул 15 лет назад, когда более 180 тысяч шахтеров Кузбасса, Донбасса, Печоры и Караганды начали политическую забастовку. Из этой игры в польскую «Солидарность» и родились первые альтернативные профсоюзы — «Соцпроф», Независимый профсоюз горняков, Конфедерация свободных профсоюзов и прочие боевые организации.

Сегодня количество разнообразных профсоюзов не поддается учету. Да и само слово «профсоюз» стало очень популярным. Многие студенческие организации, которые любят митинговать, но не имеют к труду и зарплате никакого отношения, вдруг стали именовать себя профсоюзами. РСПП, с легкой руки журналистов, окрестили «профсоюзом олигархов». Смешно, но самим крупным промышленникам и предпринимателям это, кажется, понравилось. Говорят, что даже так называемые братки иногда называют свои бригады «профсоюзом». А что? Ведь если разобраться, и защищают своих, и материально помогают...

Неизвестно, чем бы закончился полустихийный распад школы коммунизма, начатый в конце 80-х, если бы не создание новой могущественной профсоюзной структуры. Вернее, переименование старой. Вам нравится слово «независимость»? Пожалуйста! И вместо ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профсоюзов) в 1990 году появилась ФНПР (Федерация независимых профсоюзов России).

Она не только объявила себя прямой наследницей советских профсоюзов, но и получила их наследство стоимостью в 6 миллиардов долларов. Ведь почти все мало-мальски приличные здания и сооружения принадлежали ВЦСПС. Это так называемая профсоюзная собственность: около 1500 гостиниц, санаториев, домов отдыха, учебных комплексов и строительных предприятий. По сути своей — государственное имущество, которое было фактически приватизировано иерархами ФНПР.

Чтобы было понятно, каким несметным богатством они теперь владеют, перечислим лишь некоторые московские объекты. Это, в частности, гостиницы «Измайлово», Центральный дом туриста, «Салют», «Дружба», санатории «Сокольники» и «Рублево», Дом союзов, Академия труда, автобаза «Турист», велотрек «Крылатское», многопрофильная поликлиника на Ленинском проспекте, 37. Было больше, но санаторий «Родина» ФНПР вынуждена была передать СВР, пансионат «Пестово» продан Центробанку, а «Воронцовский парк» — «ЛУКОЙЛу».

Для «развития материальной базы профсоюзов» ФНПР инвестировала строительство заводов по розливу минеральной воды в Ессентуках, Железноводске и Сочи. Она стала учредителем страховой компании «РОСНО» (бессменный глава ФНПР Михаил Шмаков является председателем совета директоров компании), коммерческого банка профсоюзов Москвы и банка «Солидарность». Видимо, именно профсоюзная собственность и дивиденды от нее помогли самому Шмакову создать и развить сеть частных организаций, совладельцами которых являются его родственники. Это, например, ООО «Мэкси», ЗАО «Аудит-Экспертиза 2000», ООО «Аудит-Экспертиза», Товарищество собственников жилья «ДОМ», ООО «Арт-Микс».

Уровень доверия общества к наследникам советских профсоюзов сегодня составляет, по разным данным, от 2 до 5%. Но почему это должно беспокоить лидеров ФНПР, если бюджет этой солидной бизнес-корпорации на 94% состоит из доходов от той собственности, которая досталась ей от ВЦСПС, и лишь на 6% из доходов от членских взносов. Так что если в ФНПР по каким-то причинам не останется ни одного члена, материально она ничуть не пострадает.

Между тем в Федерацию входят 122 отраслевых и территориальных профобъединения. Это примерно 36 миллионов человек, то есть половина трудоспособного населения страны. Причем, по уставу ФНПР, в профсоюзе могут состоять одновременно и директор завода, и работники. Фактически все они — миноритарные акционеры, хотя многие из них об этом и не подозревают. Ведь зачисление в этот профсоюз проходит по старинке: с зарплаты автоматически отчисляют взносы. А вот прежних профсоюзных льгот уже нет. Выясняется, что само понятие «профсоюзная путевка», к которому все так привыкли, — это миф. Как пояснили «Огоньку» в Комитете по труду и социальной политике Госдумы, оплата так называемого санаторно-курортного лечения и больничных листов производится из налоговых отчислений в фонд социального страхования. Так что путевки — дело административное. Нет отчислений — нет путевок.

И сегодня уже не оплачивается санаторно-курортное лечение, отменены льготные семейные путевки в пансионаты, дома и базы отдыха, надо забыть и о детских новогодних подарках от имени профкома. Кроме этого, ограничена оплата пособий по болезни, беременности и родам, пособий по страхованию от несчастных случаев на производстве и профзаболеваний. Ликвидировано страхование от безработицы.

Как правило, на митингах и демонстрациях под голубыми знаменами профсоюзные лидеры, как им и положено по статусу, винят в «антинародной политике» очередное правительство. Однако прибыльная корпорация ФНПР вполне могла бы обеспечить некоторыми социальными льготами своих нуждающихся в поддержке миноритарных акционеров.

Другие профсоюзы, или, как они сами себя называют, «настоящие, свободные», возникли не в результате передачи собственности ВЦСПС и дальнейшей коммерческой деятельности, а в стихии рынка — когда стали закрываться предприятия, начались увольнения и невыплаты зарплат. В этих структурах четко делят мир на работодателей и наемных работников, поэтому директорам путь в профсоюз заказан. Главный противник рабочих профсоюзов не правительство, которое далеко и недоступно (хотя иногда и Белый дом пикетируют), а конкретная администрация предприятия. Они ведут с ней бесконечные переговоры о своих правах на труд и его достойную оплату, судятся с работодателем, организовывают забастовки, а в крайних, на их взгляд, ситуациях блокируют шоссейные и железные дороги и устраивают голодовки протеста. Иногда это им помогает. Деньги от членских взносов идут на оплату юристов, на забастовочный фонд и в кассу взаимопомощи. Таких профсоюзов в стране немало, но объединяют они в своих рядах менее 5% работающего населения. Поэтому всерьез говорить о широком рабочем профсоюзном движении не приходится. Федерация профсоюзов авиадиспетчеров; Российский профсоюз докеров, который не раз уже объяснял работодателям, кто настоящий хозяин в портах; профсоюз «Защита», куда входят шахтеры, коммунальщики, работники московского метро и сотрудники Федерального ядерного центра, все они скорее исключение, а не правило.

Существует мнение, что там, где нормально платят, где нет произвола и хамства на работе, профсоюзы вообще не нужны. Кого защищать? С кем бороться? Не воевать же с честным и порядочным работодателем. Может, оно и так, но последняя история всероссийского масштаба, когда масса людей увидела «ноль» в графе отчислений в Пенсионный фонд, заставляет подозревать, что работодатели и чиновники могут легко объединиться против наемных работников. Так что профсоюз все-таки нужен. Впрочем, когда как минимум четверть работающих в стране трудится по законам теневой экономики, даже самый боевой профсоюз бессилен что-то кому-то доказать.

Лидия АНДРУСЕНКО

Чувствуем давление государства

В кабинете главного профлидера России Михаила Шмакова мебель 70-х годов и скромненькие занавесочки на окнах. Даже компьютера нет. А еще говорят, что ФНПР — организация богатая...

— Чем нынешние профсоюзы отличаются от советских?

— При плановой экономике у нас были одни задачи, а при рыночной системе методы защиты интересов трудящихся совсем иные. Во-первых, это коллективный договор между работодателем и профсоюзом. Во-вторых, отраслевое тарифное соглашение, в котором профсоюзы и объединение работодателей устанавливают общие подходы к зарплате и основным социальным гарантиям.

— А почему же тогда главным оппонентом ФНПР является правительство, а не конкретный работодатель?

— Это не совсем так. Наши основные претензии направлены к работодателю, тем более что 85% предприятий, учреждений и организаций являются частными. Но правительство — тоже крупнейший работодатель, и все госслужащие (а их около 50 миллионов) нуждаются в защите своих прав. Поскольку государство порой не хочет вступать в урегулирование социально-трудовых соглашений, то правительство оказывается нашим главным оппонентом. Но чаще всего права наемных работников нарушаются в регионах, поэтому там профсоюзам остается только одно — бастовать.

— Что стало с профсоюзной собственностью, унаследованной от ВЦСПС?

— Ну часть ее была передана государству, а часть, к сожалению, утрачена. Потому-то мы сейчас и ведем большое количество судебных исков по восстановлению прав профсоюзов на те или иные объекты. Чувствуем большое давление со стороны государства с требованием отдать тот или иной объект. Причем государство требует себе только хорошие объекты, а те, что надо поднимать и восстанавливать, — на балансе профсоюзов. Вот, например, в 1991 году все сельские стадионы мы подарили местным администрациям, и все они через некоторое время пришли в полную негодность. Сейчас снова пытаются передать стадионы в селе на профсоюзный баланс.

— А сколько у вас профсоюзных банков?

— Лет десять назад, когда в стране был банковский бум и профсоюзы организовывали банки, их было шесть или семь на всю Россию. Осталось только два — банк «Солидарность», который является базовым для ФНПР, и Профбанк, где акционеры и вкладчики — все московские горкомы профсоюзов. Я не могу похвастаться, что в этих банках находятся очень большие профсоюзные деньги. Потому что сегодня финансовая система профсоюзов построена так, что все собранные взносы идут на сиюминутные нужды организаций. Прежде всего первичных, там остается большая часть средств. Часть идет в кассу самого профсоюза и всего 2% — в центральный аппарат ФНПР.

— Наверное, не правы те, кто утверждает, что на профсоюзные деньги вы ведете серьезный семейный бизнес?

— Конечно, это полнейшая чушь. Профсоюз не виноват в том, что мой сын удачно строит свой бизнес. И не надо связывать его личные успехи с тем, что я чиновник.

Борец за идею

Обычно люди вспоминают о своих правах, когда их в этих правах ущемляют или вовсе лишают возможности ими воспользоваться. В таких случаях поступают по-разному: одни просто проглатывают обиду и машут на все рукой, другие злятся и начинают бороться с несправедливостью

Заметьте, только разозлившись, люди начинают требовать своего законного. Я же, как юный Володя Ульянов, пошел другим путем. Права мои ущемили совсем немного и на борьбу за них я вышел не со злости — напротив, мне было смешно и хотелось продлить это веселье. Ведь действительно воевать в одиночку против целой, пусть и маленькой, системы всегда забавно. И в случае победы над ней вообще чувствуешь себя героем.

А началось все с того, что был я когда-то грузчиком в одном продуктовом магазине. Зарплата «огромная» — 2000 рублей. Но работать мне нравилось. А особый интерес вызывали у меня продавщицы... Не подумайте плохого — женщины они все были положительные и предпенсионного возраста. Все как одна ненавидели своего эксплуататора — он же частный предприниматель и владелец магазина — и его приспешницу — управляющую этим продмагом. Однако презирали и ненавидели их тайком, исподтишка.

В курилке все продавщицы плакались мне, как обирает их мироед-хозяин: и за недостачу-то удерживает, и больничные листы не оплачивает, и зарплату выдает мизерную... Но самое интересное в их жалобах было то, что каждая изливала свою душу только мне и только с глазу на глаз. Если в курилку заходил кто-то третий, разговор тут же переходил на отвлеченные темы.

Друг другу продавщицы не доверяли, потому что проработали вместе не один год. Мне же, грузчику с недельным стажем, могли выложить всю подноготную. Вероятно, они сразу догадались, что за это рабочее место держаться зубами я не стану и потому карьерным ростом в магазине не озабочен — вот и откровенничали. Да и отношения мои с начальством с первых же дней радовали продавщиц. Я выполнял только то, что входило в мои должностные обязанности — разгрузить машину и перенести все это на склад. И когда управляющая потребовала убрать у входа в магазин снег, я смело отказался.

— Я не дворник, — гордо ответил я. — Я грузчик, и в трудовом договоре ничего не сказано о том, что я должен бороться с природными явлениями вроде грязи, луж или снега.

Управляющая опешила сперва. Потом решила попросить по-хорошему.

— Мы тебе будем доплачивать немного за уборку улицы, — сказала она.

— Ага, — с наглой иронией в голосе ответил я. — А потом вы еще попросите и полы помыть. Нет уж, я только грузчик и ниже падать пока что не собираюсь.

Продавщицы смотрели на меня с уважением. Бунтарь!

Потом последовали мини-конфликты персонально с владельцем магазина, которого я также на виду у подчиненных поставил в рамки нашего с ним трудового договора. Он пригрозил меня уволить. В ответ я пообещал изучить Закон о труде от корки до корки. Реакцией кровопийцы была кривая ухмылка.

За месяц моих наблюдений за продавщицами подтвердились все их жалобы. Больничные листы предприниматель не оплачивал, за переработку свыше положенных законом 40 часов в неделю не платил и отгулы за это не предоставлял. Он даже попытался после очередного учета в магазине удержать с меня, как с каждого члена коллектива, 500 рублей за выявленную недостачу.

— Стоп! — заявил я ему откровенно и твердо. — Удерживать с меня деньги вы не можете, так как лицо я материально не ответственное. В моем трудовом договоре нет ни слова об этом. Вот если во время погрузки-разгрузки я товар поврежу — тогда да, удерживайте.

Эксплуататор не унимался.

— А может, ты из магазина продукты таскал? — нагло спросил он.

— Может, и таскал, — согласился я. — Но в таком случае вам необходим акт, составленный милицией о поимке меня с поличным.

На это ему ответить было нечего. Он только хитро взглянул на меня и отслюнявил 20 сотенных бумажек.

Я выходил из кабинета директора триумфатором.

— Ну что? — шепотом, но хором спросили продавщицы, накануне поспорившие со мной, что в любом случае с меня удержат деньги.

— Ровно две тысячи, — надменно потряхивая пачкой сторублевок, ответил я. — Можете пересчитать.

Пересчитывать они не стали, но глядели на меня с завистью. Завидовали не 500 рублям, а моей твердости и непримиримости. И мне стало их жаль. Я решил им помочь бороться за свои права.

С этого дня курилка превратилась в подполье оппозиции. Покуривая, я растолковывал барышням их законные права, предлагал создать профсоюзную ячейку, чтобы эксплуататор проклятущий не смог ничего с ними сделать, испугавшись мощного сопротивления профсоюза. Они кивали головами, соглашаясь. Но на этом все и заканчивалось. Мои предложения поставить хозяина магазина перед фактом открытия на его предприятии профсоюза их не воодушевляли. Ответ у них был один: «Уволит он нас всех к такой-то матери!» И все же я не оставлял надежд сделать из них людей достойных.

Но то ли в стан наш прокрался враг, то ли просто слишком громкими были подпольные дебаты в курилке, но меня разоблачили и вызвали к хозяину. Естественно, он знал о заговоре, однако и словом не обмолвился об этом. Просто сказал, что с сегодняшнего дня я уволен.

— А по какой статье? — ехидно спросил я, предчувствуя сладость дискуссии, в которой должен был выйти победителем.

— Статья 81 пункт 7, — радостно парировал он и процитировал по памяти: — «В случае совершения виновных действий работником, непосредственно обслуживающим денежные или товарные ценности, если эти действия дают основание для утраты доверия к нему со стороны работодателя».

Тут мне крыть было нечем. Действий, дающих основания к недоверию, я хоть и не совершал, но вот не доверяет мне работодатель. И хоть ты расшибись, а причина уже есть. К тому же законная. И что делать? Надеяться на помощь коллектива? Глупо!

Зачем я пожалел бедных продавщиц? Зачем решил им помочь?

Вот тогда я понял: каждый работающий должен состоять в своем профсоюзе. Не состоящих в профсоюзе надо запретить принимать на работу и крупно штрафовать нанимателей, нарушивших это правило.

Вот ведь владельцы дорогих иномарок, устав терпеть убытки от изворотливых хозяев «Запорожцев» и умаявшись бегать на них жаловаться, взяли да и приняли закон об обязательном автостраховании. Таким же образом надо рабочих и служащих палками загонять под защиту от произвола работодателя.

Владимир НИКУЛИН

Опрос «Огонька»

Наши корреспонденты вышли на улицу Арбат и задавали людям от 30 до 50 лет три простых вопроса:
1. Вы член профсоюза?
2. Как он называется?
3. Чем сегодня занимается ваш профсоюз?
Из 50 опрошенных только трое сохранили некие отношения с профсоюзами.

Татьяна АЛЕКСАНДРОВА, медицинский работник: — Да, я член Профсоюза медицинских работников. Профсоюз наш существует, и взносы платим регулярно. А чем он занимается? Ну, к Восьмому марта подарки небольшие делает нам, да и к другим праздникам. Путевки в пионерские лагеря детям частично оплачивает. Вот вроде бы и все, что я знаю.

Марина ШАХИНА, служащая одной из районных управ города Москвы: — Сейчас я не состою ни в каком профсоюзе. На работе я поднимала вопрос об организации профсоюза, но мне начальство сразу сказало: «Забудь!» А раньше, конечно, я была членом профсоюза.

Владимир ТИМОФЕЕВ, работник ЖКХ из Псковской области: — Я состою в Профсоюзе работников ЖКХ. Точно сказать, чем наш профсоюз занимается, не могу, но взносы удерживают из зарплаты, как и положено — один процент. Недавно мне выдали и частично оплатили путевку в санаторий для моего сына.

Надежда ГРИГОРЬЕВА, ИТР на госпредприятии: — Нет, в профсоюзе я не состою. Да у нас его на предприятии и нет. Раньше был, говорят. Это он должен за наши права бороться? Да? Тогда жалко, что его нет. Я не против, чтобы за меня поборолся хоть кто-нибудь.