ТИХИЙ ГРЕШНИК БЕРНАРДО БЕРТОЛУЧЧИ

У легендарного итальянского режиссера Бернардо Бертолуччи пронзительные глаза и внешность грешника. На встречи с журналистами Бертолуччи обычно приходит с угрожающего размера тростью. Наверное, для устрашения особенно яростных критиков

ТИХИЙ ГРЕШНИК БЕРНАРДО БЕРТОЛУЧЧИ

Только что в российский прокат вышел новейший фильм Бертолуччи «Мечтатели». Он вызвал противоречивые суждения. Но многие считают его лучшей работой мэтра со времен «Конформиста», «Последнего танго в Париже» и «ХХ века». Уж точно более живым фильмом, нежели «Последний император», принесшего Бертолуччи девять «Оскаров» (это всего на два меньше, чем у рекордсменов всех времен — «Бен-Гура», «Титаника» и третьего «Властелина колец»).

Действие «Мечтателей», снятых по роману французского писателя Жильбера Адэра «Святая невинность», погружено в бурный 1968 год, но почти целиком замкнуто в парижской квартире. Шестнадцатилетние близнецы Тео и Изабель (брат и сестра) приглашают пожить к себе друга-американца Мэтью: их родители уехали в продолжительный отпуск. Все трое киноманы, но постепенно от просмотра фильмов они переходят к первым в своей жизни сексуальным опытам: «Так жили поэты». Реальность врывается (в буквальном смысле слова) камнем в окно — на улицах студенческие беспорядки, и только это вынуждает добровольных затворников выйти на улицу и даже проявить политсознательность. На пресс-конференции перед американской премьерой «Мечтателей» журналисты, понятно, были взбудоражены — Бертолуччи почти не дает интервью и очень редко участвует в пресс-конференциях — и дрались за право задать коротенький вопрос. Так что ничего внятного от мэтра услышать было невозможно. Мне повезло — я забыла зонт и вернулась в гостиницу, в которой проходила пресс-конференция. Случайно оглянувшись, я с изумлением обнаружила, что сзади подходит сам Бертолуччи. Причем узнает меня и даже сам обращается с вопросом: «Я не совсем понял, вы какой национальности? Когда вы задавали вопросы из зала, я пытался угадать, но не смог». Возомнив, что за этим последует приглашение сняться в его фильме, с «тайной надеждой в голосе» отвечаю, что родилась в России, но живу в Америке. Мэтр произносит протяжное «а» и почему-то моментально теряет ко мне интерес как к начинающей актрисе. Но на все мои вопросы отвечает тем не менее подробно и терпеливо.

Почему вы выбрали для фильма Париж 1968-го?

— Наверное, сработало подсознание. Хотя в 1968-м мне уже исполнилось 27, то есть я не был юн, как герои моего фильма, в 60-х для меня остается много завораживающего, идеалистического, утопического. Мы мечтали, впитывали политику, рок-н-ролл, секс, философию, наркотики, и все это с передозировкой... В то время нам каждый день казалось, что когда мы пойдем спать, то проснемся уже в светлом будущем. Каждый день мы надеялись, что жизнь изменится к лучшему и мы будем частью этого процесса. Что перед нами окно в будущее. Я вижу, что современная молодежь апатична по отношению к своему будущему. Единственное, что волнует сейчас молодых людей в Италии: в какой крупной компании я буду работать? Поэтому, делая «Мечтателей», я хотел напомнить о том, что было время, когда будущее казалось позитивным. Кроме того, меня смущает, что у современной молодежи украдена коллективная историческая память. Из всех просмотренных мною на пробах актеров только один знал, что происходило в 1968-м в Париже. Это был Луи Гаррель — сын моего друга, французского режиссера Филиппа Гарреля. Майкл Питт, например, не знал. Ну да он американец, ему простительно...

Он случайно не брат Бреда Питта?

— Нет. Он самородок из рабочей семьи из Нью-Джерси.

Как вы относитесь к тому, что «Мечтателям» во многих странах мира присваивают или грозят присвоить рейтинг «лица до 16 — 17 — 18 не допускаются?». В Америке это рейтинг NC-17, его еще называют «поцелуем смерти».

— У фильма будет более мягкий рейтинг R, но согласно контракту мне придется его сильно порезать. Так что в Америке фильм выйдет ампутированным, зато у вас в России — в оригинальной версии. (В Америке фильм все же вышел с «черной меткой» NC-17. — Ред.)

Если этот ваш фильм условно поставить на весы, он окажется тяжелым или легким?

— Пересмотрев вчера картину в очередной раз, я пришел к выводу, что она скорее легкая. В ней нет такого большого умирающего слона, как Марлон Брандо.

Брандо признавался, что после «Последнего танго в Париже» был так изможден, что решил начать зарабатывать деньги более легким способом, то есть бросить актерскую профессию. Как вам удалось вывести из себя этого «слона»?

— Я люблю работать с известными актерами — всегда интересно узнать, что же они стараются внутри себя спрятать. Я становлюсь для них одновременно мужем, женой и, разумеется, психоаналитиком. Для «Последнего танго» мне нужен был настоящий, неотполированный, если так можно выразиться, Брандо. Ведь камера не терпит лжи, а в случае с великими актерами особенно. Он долго не сдавался, но я, впрочем, тоже. Когда Брандо впервые посмотрел весь фильм, он был в шоке. В результате мы не общались довольно продолжительное время, потому что Брандо считал, что я у него что-то украл. То есть обокрал в творческом смысле.

Да? А вот один из ваших племянников сказал мне, что в жизни вы очень скромный человек.

— (Ухмыляется.) Это какой же из них так сказал? Вообще-то я не люблю разглагольствовать о себе. Пусть обо мне, если это кому-то интересно, рассказывают мои фильмы. Замечу, впрочем, что в жизни я действительно достаточно тихий человек. Но все меняется, когда я начинаю снимать фильм, — я вхожу в состояние, близкое к трансу... Каждый мой фильм — это история любви с актером. Обычно я не знаю, как закончить фильм. Поэтому они все такие обрывистые и... завершаются вопросительным знаком.

Тем не менее еще один личный вопрос: расскажите о вашей жене. Она ведь тоже режиссер. Это правда, что именно она открыла как актера голливудскую мегазвезду Рассела Кроу?

Бертолуччи не отвечает, лишь угрожающе приподнимает свою стопудовую трость.

Тогда хотя бы немного о своем детстве.

— Ладно. Начну с матери. Она самый необыкновенный человек в моей жизни. Моя мать родом из Австралии, приехала в Италию, когда ей было шесть лет. Она была подлинной Музой моего отца — хорошего итальянского поэта. Они никогда не расставались, даже на пять минут.
Образ моей матери присутствует в каждом моем фильме. В каждой новой картине я пытаюсь оживить ее на экране, но это невозможно, как невозможно повторить идеал. Добавлю, что огромную роль в моей жизни сыграл и отец. Всему, что я умею, я научился именно у него.

Благодаря отцу я влюбился в кино: он тогда работал кинокритиком и брал меня на просмотры. В 16 лет я снял свой первый фильм. Это был, как теперь выражаются, «фикшн», то есть не документальный, а игровой фильм. Я пребывал в абсолютной уверенности, что стану выдающимся режиссером, в той уверенности, которая свойственна всякому, кому не исполнилось двадцати. Да, а вот мой второй фильм был о том, как режут свинью... Это мой первый опыт реализма. После тех съемок я очень полюбил свиней. Когда вижу свинью, могу прослезиться.

Словом, фильмы «Стратегия паука» (не самый известный у нас фильм Бертолуччи, сделанный в 1970 году. — Ред.) и «Трагедия смешного человека» — мое собственное разрешение эдипова комплекса.

Вы уже много лет пользуетесь услугами психоаналитика...

— Да, но это очень частный предмет разговора. Вы не психоаналитик, и я не собираюсь вам раскрываться. Я прибегаю, в частности, к виду анализа, который Фрейд назвал interminable. С описания этого метода начинается «Стратегия паука». До обращения к психоанализу я оставался более скрытным, мне было трудно общаться. Психоанализ изменил не только меня, но и мои фильмы. У меня был синдром мегамании, который я частенько наблюдаю у своих друзей и коллег. У Копполы, например. Сейчас я работаю с четвертым по счету аналитиком — первые двое умерли, от третьего я ушел.

Какие из ваших фильмов вы любите больше всего?

— Без ложной скромности — самые популярные. Я люблю успех, хотя порой плата за него высока. Это не банальная фраза — после успеха у меня часто наступает период душевной агонии. К примеру, я снял «Последнее танго», когда мне исполнилось то ли 30, то ли 31. Помню мои портреты на обложках журналов Time, Newsweek. Это было как ураган для моей психики. Успех — тяжелая пища для размышлений, но после того, как ее переваришь, приходит ощущение счастья.

В Голливуде одним из условий успеха считается сейчас необходимость принадлежности к какому-либо экзотическому культу. К сайентологам, например. Этим путем пошли Том Круз, Джон Траволта... А вы?

— Я католик. Взращен на мысли: за все надо платить.

Естественный вопрос для российского журнала: повлияла ли на вас каким-то образом Россия?

— Не скажу о культурном влиянии, но в политическом смысле — повлияла. Я жил в Парме — городе «красных». Ходил с крестьянами на демонстрации, слушал их речи, жил их миром. А когда возвращался домой, в дом деда — крупного землевладельца, то становился на сторону эксплуататоров. Такое вот у меня было двойное существование. Но потом я даже вступил в компартию.

Вы сказали, что любите работать с крупными актерами, но в «Мечтателях» снимали молодежь. Как вы вообще отбираете актеров?

— Люблю работать с профессионалами, но, подобно своему учителю Пазолини, предпочитаю «лица с улицы»...

Я зажмуриваюсь. Вот сейчас наконец-то сам Бертолуччи все-таки предложит мне роль в новом фильме. Но вместо этого слышу чей-то окрик: «Маэстро!» К Бертолуччи приближаются несколько итальянцев. Они голосят так, что создают впечатление огромной толпы. Романтический момент упущен. Ну что ж, мечтать по крайней мере не вредно, и именно об этом последний фильм маэстро.

Нелли ХОЛМС
Лос-Анджелес