СЕГОДНЯ СЛУШАЕТ ОН ДЖАЗ… А ЗАВТРА БУДЕТ — СРЕДНИЙ КЛАСС!

Если партиям в России пока не удается объединить средний класс, то у джаза это получается запросто. Что и доказал прошедший недавно двухдневный джазовый фестиваль в подмосковной усадьбе Архангельское

СЕГОДНЯ СЛУШАЕТ ОН ДЖАЗ... А ЗАВТРА БУДЕТ — СРЕДНИЙ КЛАСС!

Джаз на пленэре — недешевое удовольствие. Нужна своя машина, чтобы добраться, — все-таки 20 километров от Москвы, а заканчивается все поздно. Билет на фестиваль — 1000 рублей. Один бутерброд --100 рублей. Маленький такой. С листиком салата.

Кроме того, джаз ведь и не всякого заставишь слушать! Тут нужен совершенно определенный тип и склад, причем именно ума.

Джаз — это импровизация. Средний класс — это импровизация. Уловить нюанс, ухватить идею, развить, найти мгновенное решение, не говоря уже о чувстве ритма, такта... При этом никаких нот, то есть готовых решений: выдумывай, действуй, твори на свой страх и риск, но зато уж и получай тоже. По полной программе. И в музыке, и в работе.

В общем, джаз и средний класс — понятия близкие, почти родственные...

Если учесть, что на фестивале за два дня побывало около 8 тысяч человек, делаем вывод: здесь, здесь потоптался средний класс! Я это понял сразу. Потому что среди гуляющих по всем этим благородным полуразвалинам юсуповской усадьбы постоянно возникал примерно один и тот же диалог, причем начинали всегда дамы:

— Са-аш, а кому усадьба-то принадлежит?

— Князьям Юсуповым.

— Понятно, я не про то! Сейчас-то — кому?

— Государству, памятник же. Архитектуры. Им же и охраняется. Понимаешь?

— Ага, государству... Понимаю.

Последняя фраза произносилась всегда с какой-то ледяной, особенной грустью.

...Она присела на стул. Все в этой женщине было прекрасно, особенно

одежда. Дама была с собачкой. Маленькой такой, карманной.

— А какая это у нас порода?

— А это у нас йоркширский терьер.

— Ага, наслышан. Дорогая собачка... Не боитесь такую-то кроху с собой брать?

— А чего бояться? Вы не смотрите, что она маленькая. В обиду себя не даст. И меня тоже. А вечером за ней приедет машина.

...Очередь за коньяком была очень длинной. Вокруг уже играл джаз, а рядом ходили девушки с такими вызывающе длинными ногами и рекламировали сигареты. Все в очереди стояли и слушали джаз, а также вели короткие, емкие диалоги:

— Жень, ну я попробовал — ничего сигареты...

— Слав, я одного только не пойму: почему они ЭТИ сигареты здесь рекламируют? Это же не их целевая аудитория.

— А какая — ИХ?

— Ты что, маленький? Джазовые люди-то курят другое.

В это время, как бы в подтверждение, труба на сцене издала особенно резкий, наглый звук, как будто хотела сказать: да, мы такие. Человек позади меня, полуобнимая подругу, пересказывал ей содержание романа Владимира Сорокина «Очередь», где люди все стоят, стоят, стоят, а очередь никак не заканчивается. Потом юноша объяснял девушке смысл произведения. При словах «цельный конструкт» или «концепт» девушка как-то странно хихикала и жмурилась. Между прочим, отметил я про себя, в первый день фестиваля я уже видел этого парня, но с другой девушкой. И та тоже хихикала. Все-таки, что ни говорите, а средний класс — это прежде всего любовь к альтернативе.

Всегда должна быть возможность выбора.

...Перед самой сценой девушка лет

19 в майке с надписью «СССР» макала в соус картошку фри и флегматично ела, не переставая покачиваться в такт музыке.

— А знаете, — заметил я девушке. — Между прочим, в СССР за джаз могли уволить с работы. Или выгнать из партии.

— Да? — удивилась девушка, ничуть не удивившись, не переставая жевать. — Да я не... Просто майка теплая. А что, правда, могли уволить? Вот глупость какая, да?

Каменные львы и голые нимфы, во множестве населяющие усадьбу, смотрели со своих постаментов на людей, как мне показалось, очень осмысленно и участливо. Сразу видно: очень воспитанные статуи. У всех у них было какое-то... как писал поэт, необщее выражение лиц.

Это, впрочем, касалось и большинства людей, пришедших на фестиваль.

...У одного человека в нагрудном кармане пиджака торчала пластмассовая вилка. Это выглядело как-то легкомысленно и прикольно. Человек был замечательный: помимо белых штанов и синего клубного пиджака у него еще и зонтик-тросточка оказался. Этой тросточкой он ритмично помахивал в такт музыке — на сцене в это время появился настоящий диксиленд в духе 40-х. Человек оказался маркетологом из компании по производству биодобавок.

— А что за люди сюда пришли, как вы думаете? Средний класс?

— По-настоящему богатых довольно мало, честно говоря. Но кое-что есть. Лично я смотрю по одежде. Средний класс — это ведь не столько тот, кто одет хорошо, сколько тот, кто одет соответствующе...

— А что значит «быть богатым»?

— Богатым? Ну... Один человек, который организовал нашу фирму, говорил: «Стремись заработать миллион, но жить старайся с таким ощущением, как будто ты его уже заработал».

Этот мой собеседник был какой-то очень светлый, жизнерадостный человек. Мне приятно было с ним общаться. Вообще мне бы хотелось жить в окружении этих людей, которые пришли на фестиваль. Но почему-то, как я понял, большинство из пришедших, конечно же являясь российским средним классом, таковым себя почему-то никак не осознает. Может быть, им кажется, что так, как у них сложилось, — это исключение, а не правило? Или считают: то, что они заработали упорным трудом, другим досталось просто так? Эти люди так привыкли быть одни, что никак не могут поверить: их уже — целый класс. Нашему среднему классу просто не хватает веры в себя. А ведь джаз — это музыка уверенных в себе людей...

Фестиваль закончился. Под гром фейерверка я шел в темноте вместе с другими людьми сквозь Пушкинскую аллею усадьбы. Слева и справа стояли бюсты Руссо, Вольтера, других великих людей, которые больше всего на свете ценили свободу.

В конце аллеи скрестил руки каменный Пушкин. Он смотрел на нас. Мне показалось, с надеждой.

Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ