Наутро, после того как в Назрани случилась короткая война то ли с чеченскими, то ли с ингушскими, то ли с международными боевиками, президент России Владимир Путин полетел туда. Интересно, зачем?
"НЕ ВЕРЮ!"
Я даже спрашивал президента России об этом. Через два дня в Петропавловске-Камчатском после учений во Владивостоке появилась возможность узнать, почему же он туда полетел.
— Что, без вас уже нигде разобраться не могут? — спросил я его.
По его словам выходило, что и правда не могут.
Я потом разговаривал с людьми из спецслужб и спрашивал их. Может ли такое произойти, что несколько отрядов боевиков численностью в несколько сотен человек собираются в разных не самых укромных местах, идут на столицу суверенного субъекта Федерации и громят ее, а никто из тех, кто обязан об этом знать, ничего не знает и даже, судя по всему, знать не хочет?
Да более того: их же предупреждали! Господин Масхадов выступил со специальным заявлением. Он честно предупредил, что если в ближайшие дни не начнутся переговоры о судьбе Чечни, то тогда, значит, начнутся открытые боевые действия. Таким было его последнее китайское предупреждение. И что, даже его не заметили?
И вот эти люди из спецслужб, честные, на мой взгляд, люди, молчали. Им нечего было ответить. Они и молчали, потому что честные.
— А что, нет у вас в Чечне контрразведки? — спрашивал я. — Вообще, что ли, нет ее у вас там?
— Может, хватит над нами издеваться? — отозвался наконец один из тех, с кем я разговаривал. — Ты что, думаешь, мы себе этих вопросов не задаем? Ты думаешь, мы что-нибудь понимаем?
То есть они не знают. То есть ни ингушское МВД, ни федеральные спецслужбы ничего не знают и не понимают. То есть никто вообще.
Когда Владимир Путин отвечал на мой вопрос, почему полетел в Назрань, то сначала сказал, что в столице Ингушетии в ту ночь погибло руководство ингушского МВД и он хотел отдать дань памяти этим людям. В принципе этим можно было ведь ограничиться. Это нормальное объяснение, его можно принять, оно логичное. Но президент продолжил. Он сказал, что информация, которую ему дали утром в Москве, расходилась с той, что он получил на месте, в Назрани. Это было очень серьезное признание.
В предыдущем номере я писал именно об этой проблеме. О том, что господин Путин ничего и никому не может и не хочет поручить.
Вот ему рано утром во всех, не сомневайтесь, подробностях доложили обстановку. Ну раз доложили, остается только оценить ее, отдать необходимые распоряжения и с плохим настроением, тяжелым чувством лететь на учения во Владивосток, где тоже могут, наверное, обойтись без него. Но что-то ему подсказывает, что не обойдутся даже во Владивостоке.
И вот он получает все эти доклады. Все внимательно слушает и летит в Назрань. Это значит только одно: он никому не верит. В том числе и своим спецслужбам. Вообще никому.
А почему, кстати? Что, есть основания? Уже подводили? И часто? И насколько серьезно, хотелось бы знать?
И сколько ему понадобилось времени, чтобы понять это? Что произошло за это время? Я помню, что когда утонула подлодка «Курск», президент как раз очень уверенно говорил, что он не полетел на место трагедии именно потому, что не хотел мешать своим присутствием работающим на месте людям. Тогда концепция была, можно сказать, прямо противоположная. Президент утверждал, что стоит ему только собраться туда и нормальная работа будет сорвана. Все будут думать только о нем, а не о моряках, которые, может быть, еще живы.
И в результате не поехал. Остался отдыхать в Сочи, потом переехал все-таки в Москву. Потом не выдержал и полетел в Видяево, когда надежды на то, что моряки живы, не было никакой, чтобы сказать об этом вслух. Никто больше не решался тогда сказать эту правду. Я был там в это время и видел и слышал, что говорил тогда женам и матерям подводников главком ВМФ адмирал Куроедов. После его уклончивых ответов одни падали в обморок, а другие пытались задушить его же собственным галстуком. Он сопротивлялся.
Я думаю, Владимир Путин сейчас не может себе простить, что не полетел тогда с одного моря на другое. И я думаю, именно тогда, именно после этой истории он первый раз подумал: «Все, что ли, надо делать самому? Да нет, ерунда какая-то. Так просто не может быть».
Что случилось дальше? Штурм «Норд-Оста»? Надо было самому выносить людей и везти их в больницы.
И обязательно самому надо было поработать на строительстве «Трансвааль-парка». Можно же было в самом деле найти время. Не верю, что его нельзя найти. Можно было ведь отпуск взять, никто бы даже не посмел упрекнуть, что вместо того чтобы управлять государством, президент строит сомнительные замки из стекла и бетона. Ну может, и написали бы об этом в газетах. Но, во-первых, не во всех, а во-вторых, всего-то по одному разу. Зато потом не в чем было бы себя упрекнуть.
Очень хорошо в этом смысле заниматься международной политикой. Там, по определению, за тебя никто ничего не сделает и не должен, по протоколу, ничего делать. Вот они, переговоры в формате «один на один», садись и разговаривай. Вот твоя работа. n
Автор — специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ»
Андрей КОЛЕСНИКОВ
В материале использованы фотографии: ВЛАДИМИРА САЯПИНА/ФОТО ИТАР-ТАСС